– Да, барышня, Клара дело говорит! «Тут очень холодно» – так и договоримся, что это значит, что дело скверно. Адвокат за вами поедет и привезет в столицу, а мы вас тут будем ждать, ваш опекун сказал, что не станет никого увольнять. И ничего не бойтесь, все будет хорошо.

Мия всем сердцем хотела бы в это поверить – но почему-то не получалось.

На улице пошел снег, началась метель, и все в ней закружилось – чемоданы, вещи, прощание с плачущими служанками, которые обнимали Мию так, словно она была не госпожой, а подругой. Вот Оливер протягивает руку, помогая Мие сесть в экипаж, и от его пальцев снова веет холодом. Вот дом и сад уплывают куда-то в воспоминания и вьюгу, и Мию охватывает такая тоска, что становится больно дышать. Вот проносится ветер, и Мие слышатся голоса: Крысиный король летел над миром в санях, запряженных мертвецами, и призывал новых в свою страшную свиту.

– Наш поезд через час, – сообщил Оливер, и Мия почему-то подумала, что он не большой любитель вести беседы. Волшебник должен хранить тайны, а не болтать о них. – Ночь в дороге, утром будем на месте.

Мия всхлипнула, и Оливер со вздохом протянул ей носовой платок – кажется, ему не нравились женские слезы. Теперь придется жить так, чтобы не вызывать у этого человека лишнего раздражения и неприязни – в северных землях ей понадобятся друзья, а не враги, ну или хотя бы люди, которые хорошо к ней относятся.

– Должно быть, у вас старый замок, – сказала Мия. Оливер улыбнулся мягкой улыбкой джентльмена. Когда-то она думала, что у ее незнакомого дядюшки-колдуна острые зубы, специально заточенные для того, чтобы рвать плоть.

– Ангеат не замок, а целая крепость. Я забочусь о ней, и там вполне уютно. Вам понравится, Мия, не сомневайтесь.

Кажется, это было попыткой ее утешить – напрасной, впрочем. Сквозь оцепенение, которое окутывало душу Мии до похорон, стал пробиваться страх. Легко смеяться над девичьими суевериями, когда ты сидишь в доме в центре столицы, и совсем другое дело – отправиться туда, где все истории о Крысином короле могут оказаться правдой. Мия представила шелест крысиных лапок в стенах замка, и ноги в секунду стали ватными.

– Сколько я должна буду прожить с вами? – спросила Мия. – Пока вы не выдадите меня замуж?

Оливер кивнул.

– Верно. Сейчас в Ангеате идут активные разработки, я не могу надолго их оставить. Но сделаю все, чтобы побыстрее найти толкового управляющего, а потом приеду с вами в столицу, и мы подберем вам хорошего мужа.

Он говорил про самую обычную девичью жизнь: родители выводят дочерей в свет, посещают с ними балы, выбирают мужа по должности и состоянию кошелька и передают свое дитя ему в руки, словно драгоценную покупку. Все это было сказано очень спокойно и просто, но Мия не могла отделаться от ощущения, что он просто говорит то, что ей хочется услышать. Что это принесет в ее душу мир и спокойствие, и Мия своими стараниями пойдет в ловушку, не замечая, что она существует.

– Что мне делать до этого? – поинтересовалась она.

Оливер улыбнулся.

– В Ангеате не так мрачно и скучно, как вы представляете. Там большая библиотека, сейчас со мной живут мои друзья, один из них поэт, второй – знаменитый северный художник, так что вам найдется с кем пообщаться. Конечно, это не такое изысканное общество, к которому вы привыкли в столице, но скучать вам точно не придется. – Экипаж остановился на перекрестке, и Оливер добавил: – Понимаю, вы слышали много страшных историй о севере…

– Много, – кивнула Мия. – И мне сейчас в самом деле не по себе.

Экипаж двинулся дальше, и свет фонарей, падавший в окно, вдруг исказил лицо Оливера, сделав его осунувшимся и темным, казалось, опекун надел маску древнего пугающего существа. Мия так сжала сцепленные пальцы, что почти услышала хруст костей.

– Лорд Тристан Кейдн, которого враги стали называть Крысиным королем, был героем, – произнес Оливер тоном человека, который искренне верит в то, о чем говорит. – Вся его вина лишь в том, что он пытался отстоять независимость севера и заплатил за это собственной жизнью и честью. Вы ведь учили историю в школе?

– Учила, – ответила Мия. В их гимназии на уроки истории отводили три часа в неделю, посвящая их в основном рассказам о славных деяниях владыческой фамилии Солихала. – Но нам мало рассказывали о войне за независимость. Говорили, что это были локальные столкновения бунтарей с королевскими войсками.

Оливер улыбнулся и вдруг рассмеялся – смех прозвучал настолько легко и непринужденно, что Мие невольно сделалось легче.

– Что ж, дорогая моя, – произнес он, – думаю, вам предстоит узнать много нового.

* * *

Поезд казался черным драконом, которому пришла в голову странная блажь задремать на вокзале, вытянувшись на рельсах длинным телом. Проводник, стоявший перед вагоном, пробил билеты серебряными щипцами, и, поднимаясь по лесенке, Мия вспомнила, как однажды ездила с родителями на юг. В памяти всплыли растрепанные пальмы, негромкий шелест моря, белое кружево зонтика – все это теперь казалось сном, который с каждой минутой утекал из памяти.

Вся ее прошлая жизнь теперь была ненастоящей. Крысиный король хлопнул в ладоши, нагоняя лихорадку на город, и все исчезло.

Никакого юга больше не было. Только север.

– Утром будем на месте, – повторил Оливер. Они разместились в крошечном купе на два места, Мия повесила шубку на крючок и спросила:

– А там есть где гулять?

Оливер улыбнулся. Снял шапку, положил на столик, провел ладонью по волосам, и Мие на мгновение показалось, что у него слишком длинные и слишком острые пальцы. В купе было уютно и светло, но Мия увидела, как в уголках зашевелились тени, пробежали к носкам ее сапожек.

Она невольно поджала ноги. Заметил ли это опекун? Вроде бы нет. Мия подумала, что сейчас надо вести себя как можно спокойнее. Не показывать, насколько глубоко в ней засел страх, быть обычной барышней, у которой на уме платья да ленты.

– Рядом с замком есть городок Баллихар, – ответил Оливер. – Милое такое местечко, как со старой открытки. Так что если захотите, то гуляйте, конечно. Для местных вы будете диковинкой, так что не удивляйтесь, когда на вас станут таращиться и показывать пальцем.

– Почему же диковинкой? – поинтересовалась Мия.

Поезд едва заметно качнулся, потом содрогнулся всем своим металлическим темным телом и медленно-медленно поплыл вдоль перрона. Немногочисленные провожающие махали ему вслед, здание вокзала было ярко освещено, и Мие почудилось, что она уезжает навсегда и больше не вернется.

Родители тоже уехали. Ушли навсегда; не из ее жизни – из своей. Это было страшно и жестоко, но Мия с удивлением обнаружила, что начинает к этому привыкать. Иногда слезы подкатывали к глазам, но ей хватало легкого усилия воли, чтобы сдержаться. Поезд постепенно набирал скорость, за окном летели хлопья снега, похожие на растрепанных птиц, заглянул проводник – еще раз проверил билеты и предложил чаю.

«Я сплю, – подумала Мия. – Это сон, я сплю и никак не могу проснуться».

– Вы юная и прелестная барышня из самой столицы, – объяснил Оливер. – Вы ходите, смотрите, двигаетесь совсем не так, как это делают в Баллихаре. Знаете, какой зверь там на гербе?

Мия пожала плечами и предположила наугад:

– Медведь?

Кто же еще может быть на гербе северного города – ну не крыса же, в самом деле. Оливер кивнул и, кажется, ему понравилась догадливость опекаемой.

– Совершенно верно. Медведь на гербе, иногда медведи заходят в город из лесов, и люди там тоже похожи на медведей. Такие добрые здоровяки, без капли гнева. А вы станете для них птичкой, которая будет удивлять и радовать глаз. Народ там простой, это да, но очень хороший.

В принципе, Мия ожидала чего-то в этом роде. Далекий глухой край, в котором нет никаких особенных новостей и событий, конечно, она привлечет к себе внимание. Ей вдруг представилось хрустальное зеркало, наполненное жидким синим огнем, и черная тень Крысиного короля, который смотрит в зачарованную глубину: кто это там? Мия? Как интересно, ее стоит рассмотреть повнимательнее.

– Хорошо, что в замке есть библиотека, – сказала Мия.

Надо же было о чем-то говорить: ехать всю ночь рядом с этим человеком в полном молчании почему-то казалось жутким, словно чары северного волшебника оживут сразу же, как только она заговорит.

– Любите читать? – поинтересовался Оливер.

– Очень, – кивнула Мия и представила бесконечные ряды высоких шкафов, убегающих в золотистый сумрак, который бывает в старых библиотеках, и запах книжной пыли. Иногда ей казалось, что так должна пахнуть история, способная стать живой в любую минуту.

– Там даже две библиотеки, – ответил Оливер. – Одна главная, вторая с теми книгами, которые пора бы выбросить, но рука не поднимается. Вы найдете чем заняться в обеих.

В это время столица осталась позади, и мир за окнами погрузился в непроглядную черноту. Мия машинально впилась пальцами в сиденье, не в силах отвести взгляда от окна и своего отражения. Взволнованная девушка с карими глазами, бледным лицом и волосами, заплетенными в косу, казалась акварельным наброском, способным растаять в любую минуту. Тьма клубилась и густела, тьма была наполнена тысячей невидимых, но жестоких глаз, и свет в окнах вагонов привлекал к себе тех, кто шел в метели. Все страшные сказки, которые когда-то рассказывала нянюшка, вдруг поднялись перед Мией во весь рост.

Оливер смотрел с сочувствием. Она ощущала его взгляд как едва уловимое прикосновение к щеке. В соседнем купе зазвенели бокалы, и два мужских голоса затянули песню – Мия была уверена, что так они сражаются со страхом.

– Иногда я думаю, что для зимних путешествий нужна особенная отвага, – негромко сообщил Оливер. – Когда я ехал к вам, то поезд застрял на несколько часов из-за метели. Вроде бы все мы понимаем, что в снеге нет ничего страшного, но все равно людям в поезде сделалось как-то не по себе. Моя соседка по купе даже увидела какие-то тени за стеклом. Она клялась, что там летали призрачные люди с красными глазами и заглядывали в вагоны.

Это было сказано настолько беспечным и спокойным тоном, что Мия не сдержала улыбки. Увидишь снежную душу, которая летает среди метели в поисках тепла и упокоения, посмеешься над ней, как и положено образованному человеку, и призрак растает. Призраки боятся света и веселого настроения – вот она уже и улыбается, и страхи отступают.

– Не люблю зиму, – призналась Мия, отведя взгляд от окна. Пусть обитатели ночи остаются под ее крыльями. – Даже не знаю, как буду жить на севере, там же столько снега.

Оливер ободряюще улыбнулся.

– Будете варить вино с пряностями, читать сказки у камина и лепить снеговиков. В зиме тоже есть своя красота, можете мне поверить. Вы обязательно ее увидите.

– Вы всегда жили на севере? – спросила Мия, и в этот момент поезд встряхнуло так, словно он налетел на невидимую преграду. Ее шубка сорвалась с крючка, Мию отбросило в руки Оливера, в соседнем купе звякнула, разбиваясь, посуда, и кто-то визгливо закричал. Поезд содрогнулся снова, откатился назад и остановился. Лампа мигнула, погасла, заставив Мию почти заскулить от ужаса, и снова загорелась.

Поезд стоял среди снегов и тьмы. В оконном отражении Мия видела Оливера, себя и мрак, в котором что-то двигалось.

– Что случилось? – прошептала Мия. Каким-то краем сознания она понимала, что сидит на коленях Оливера, что он придерживает ее, не давая упасть, и это, вообще-то, недопустимо для девушки из благородной семьи, так хвататься за мужчину, но у нее не было сил, чтобы отстраниться.

– Похоже, это ограбление, – с удивительной невозмутимостью произнес Оливер. – Сейчас по вагонам пройдут лихие господа в масках, соберут деньги и драгоценности, и мы поедем дальше. Правда, сомневаюсь, что в полном составе.

Он говорил так спокойно, словно речь шла о совершенных пустяках вроде покупки булочек в пекарне. Мия читала в газетах об ограблениях поездов – нападавшие убивали всех, кто осмеливался им сопротивляться, а участь женщин, которым не повезло быть хоть немного красивыми, была незавидна.

Оливер осторожно пересадил Мию на сиденье, потянулся к своему пальто, которое сумело удержаться на крючке, и вынул из кармана серебряную губную гармошку. Мия не могла отвести от него взгляда. Почему он держится настолько уверенно и равнодушно? Зачем ему сейчас эта гармошка, когда вагон наполняют лихие голоса грабителей, слышен визг и лязг открываемых дверей и…

Оливер поднес гармошку к губам, и купе наполнила музыка. Простенькая незамысловатая мелодия, знаменитая «Буренка», песенка пастушка, который играет ее своим коровам, но Мия слушала и чувствовала, как волоски на руках поднимаются дыбом. За легкостью и простотой открывало пасть что-то настолько жуткое, что даже мысль о нем могла свести с ума. Мия хотела было зажать уши, но руки сделались тяжелыми и чужими.

Музыка заглянула в нее, осветила яркой лампой все уголки души, заполнила и потянула к себе. И от этого зова нельзя было отвернуться, нельзя было вытряхнуть его из разума, – он привлекал, не позволяя даже надеяться на освобождение.

Мелодия сделалась пугающе писклявой и звонкой. Мие казалось, что лицо Оливера потекло, став мягким, словно вылепленным из воска, и черты плыли, как на огне, сминались и вылепливались во что-то новое: смотреть на него было нельзя, и оторвать взгляд тоже. На стены купе легли горбатые тени, к голосу губной гармошки присоединился тихий стон невидимой скрипки. Оливер толкнул дверь купе и вышел в коридор – с неторопливостью хищника, который идет к жертве и знает, что она не сможет убежать.

Лампа мигнула еще раз. Тени налились чернотой. Теперь мелодия звучала так, словно ее играл исполинский оркестр – в этом ревущем гимне не осталось и следа от пастушеской песенки. Голова наполнялась стоном и воем, и Мия услышала, как что-то загрохотало впереди.

У нее хватило сил, чтобы выглянуть в окно. Оливер стоял почти по пояс в снегу возле вагона, продолжая держать гармошку возле губ. Сейчас, когда он оказался снаружи, мелодия сделалась тише и мягче: чей-то призрачный далекий голос уговаривал подняться и идти за ним к кромке леса, к темным стволам деревьев, к мраку покинутых звериных нор и птичьих гнезд.

Из вагона выпрыгивали люди, они двигались так, словно были марионетками, которым переломали руки и ноги. Белые лица, изуродованные ужасом, были обращены к низкому небу, Мия видела, как кривятся губы, то ли в брани, то ли в молитве, как по палитрам лиц разбегаются кровавые ручейки, – музыка летела все выше, с ветвей сползали снеговые шапки, тьма поднималась от корней, и люди пробирались сквозь снег к лесу и дальше, дальше, во мрак, который не ведал о том, что есть свет.

Мия не сразу поняла, что поезд медленно, словно не веря в свое освобождение, двинулся дальше. Кто-то прошел мимо купе, кто-то заговорил удивленно и испуганно, какой-то мужчина с истерической слезой в голосе потребовал бренди. Послышался плач – кто-то разрыдался от облегчения, и Мия не могла понять, мужчина это плачет или женщина. Наверное, это был тот, кто хотел выпивки. Оливер, по-прежнему спокойный и невозмутимый, заглянул в купе, проверяя, все ли в порядке, и Мия услышала голос проводника:

– Господи, святые угоднички, чудом спаслись, чудом! Ваша милость, да если б не вы… ох!

– А можно мне горячего вина в честь такого чуда? – поинтересовался Оливер и улыбнулся так, словно ничего особенного не произошло.

– Можно, ваша милость, всего можно! Век будем за вас Бога молить!

– Как же нам повезло! – проговорила какая-то женщина. В приоткрытой двери купе Мия увидела край темно-сиреневого модного платья. – Если бы не вы, милорд, даже страшно представить. Я вдова, у меня две дочери, Боже!