Глава вторая

Ферма Ферзехоф на окраине небольшой деревни в нескольких километрах от немецкого города Аугсбурга, сентябрь 1939 года

Со школьным рюкзаком за плечами Магда Майер быстро шла по тропинке, ведущей к ферме, где она жила. Со всех сторон, покуда хватало глаз, простирались фермерские поля. А сам фермерский двор с трех сторон окружали различные здания, среди которых был старый жилой дом из дерева и кирпича, со стенами, покрашенными в золотисто-коричневый цвет. К дому с двух сторон прилегали постройки из соснового бруса с черепичными крышами. В одной из них стояла сельскохозяйственная техника и хранились корма для животных и тюки с сеном. В другой находились коровник и доильный зал. Пока Магда бежала к дому через двор, мимо нее на дойку шли коровы, вымя которых было полно молока. Они стучали копытами по булыжникам и терлись друг о друга своими мягкими носами.

– Как хорошо, что ты вернулась! – попытался перекричать издаваемый стадом шум Петер, отец Магды. – Помоги мне подоить коров.

– Папа, я не могу! – оборачиваясь, крикнула она. – Я должна сделать домашнее задание.

– Сделаешь потом, – твердо сказал отец. – Сейчас нужно подоить коров. Сними пальто и надень старые сапоги.

Вечером после дойки коровы вернулись в поля, а Магда грела свои ноги в чулках у старой печки. Ее тетради и учебники лежали рядом на столе из сосны – она к ним еще даже не притронулась. Взглянув на мать, Кете, Магда заметила на кухонном буфете конверт, адресованный ей и подписанный знакомым аккуратным почерком.

– Это же письмо от Карла! – радостно крикнула она матери, которая свежевала кролика в раковине. – Что же ты мне сразу не сказала?

– Ты должна делать домашнее задание, – строго ответила мать и сильным ударом разделочного ножа отрубила кролику голову. Магда вздрогнула. Пока мать сдирала кроличью кожу с гладкого розового мяса, ее руки покрылись кусочками меха и каплями крови. Отрубленная голова кролика лежала на кухонном столе, и его бледно-серые глаза бессмысленно уставились на Магду.

– Не могу читать письмо, пока это глядит на меня, – сказала она, схватив конверт и прижав его к груди.

– Посмотрим, станешь ли ты привередничать, когда я приготовлю из этого кролика вкусное рагу, – рассмеялась Кете.

Поднявшись по лестнице, Магда подошла к комнате Карла. Она была на девять лет младше и всегда восхищалась старшим братом, почти боготворила его. Магда, как обычно, остановилась в дверях и посмотрела на аккуратно убранную комнату. Кровать, на которой не спали уже два года, по-прежнему была застелена лоскутным одеялом – мать сшила его, когда брат был еще ребенком. Университетские дипломы и сертификаты, которые мама вставила в рамки, по-прежнему висели на своем почетном месте над его столом. Отец надеялся передать ферму единственному сыну, однако Карл не питал никакого интереса к сельскому хозяйству, предпочитая уединяться в своей комнате с книгами. Поначалу это сильно разочаровывало Петера, но, после того как учителя Карла объяснили им с женой, какой у них умный и одаренный сын, на смену отчаянию пришла гордость. Магда до сих пор помнила праздничный обед, который устроили родители, когда в 1934 году Карл поступил в Гейдельбергский университет.

– За моего сына! Пусть он успешно окончит университет! – воскликнул Петер, поднимая бокал со шнапсом. – В нашей семье еще никто не учился в университете.

– Зато теперь все изменилось, – мягко сказал Карл. – Надеюсь, ты простишь меня за то, что я не хочу заниматься фермой?

Его голос звучал неуверенно. Магда видела, что брат волнуется и не хочет огорчить отца.

– Что ж, я давно понял, что земледелие – не твоя страсть, мой мальчик, – с философским видом заявил Петер. – Если честно, я даже рад, что ты уезжаешь учиться.

– Почему это? – поинтересовался Карл.

– Будешь держаться подальше от этих деревенских хулиганов из гитлерюгенда. – Последние слова отец произнес с особым отвращением.

– Ну что ты, Петер, – раздраженно перебила его Кете. – У нас в деревне нормальные ребята.

– Нет, Кете, это не так, – возразил тот. – Сперва у нас были скауты, но постепенно их вытеснил гитлерюгенд. Я поначалу надеялся, что все будет хорошо: ребята все так же ходили на экскурсии и в походы, и Карлу, кажется, это нравилось, – Петер посмотрел на сына, и тот кивнул, – но потом все изменилось…

– Только не надо при Магде, – прошептала Кете и кивнула в сторону дочери, которая не сводила с них глаз, надеясь, что никто не заметит, как внимательно она слушает этот разговор.

– Она еще совсем маленькая, – отмахнулся Петер, – наши разговоры ее не интересуют. Так вот, – с оживлением в голосе вернулся он к своей теме, – теперь гитлерюгенд превращается в военную организацию. Карл рассказывал мне о том, как их заставляют придерживаться определенных идеалов. Это неправильно.

– Он прав, матушка, – сказал Карл. – Национал-социалисты хотят воспитать поколение молодых людей, прошедших идеологическую обработку. Они обрушивают на юные умы пропаганду о расовой чистоте, о непременном превосходстве нашей расы над всеми другими, особенно над евреями.

– Они целыми днями бродят по окрестным деревням, – перебил его Петер, – заявляя, что герр Гитлер решил многие проблемы Германии. И помяни мои слова: никакие проблемы государства, экономические или любые другие, эти молодые люди, марширующие по улицам и запугивающие окружающих, решить не смогут.

Карл улыбнулся:

– Ты очень мудрый, папа. Очень.

Три года спустя, в 1937 году, когда Карл получил диплом, его пригласили в Оксфордский университет в Англии.

– Пожалуйста, не уезжай! – умоляла его Магда, когда он рассказал родным об этой новости. – Почему бы тебе не продолжить образование в Мюнхене… или не остаться в Гейдельберге? – с жаром в голосе предлагала она. – Тогда ты смог бы приезжать домой на выходные.

– Потому что я не могу больше оставаться в Германии, – ответил Карл.

Родители посмотрели на него с недоумением.

– В здешних университетах… – продолжал Карл, – больше нет места свободе преподавания. Каждый преподаватель, каждый лектор должен следовать линии партии. Неужели вы этого не понимаете?

Родители по-прежнему смотрели на него с озадаченным видом.

– Я надеюсь, что в университетах Великобритании дела обстоят иначе. Мне очень повезло, что я получил стипендию, неужели вы этого не понимаете? Я стремился к этому еще с тех пор, как был подростком. И совсем скоро окажусь в этом славном «городе дремлющих шпилей».

Карл обвел взволнованным взглядом свою маленькую семью, члены которой сидели на кухне около очага, в надежде найти у них понимание.

– Я буду так скучать по тебе, – огорченно проговорила Магда.

– Знаю, маленькая обезьянка, – тихо сказал Карл, протягивая к ней руки. – Но мы можем писать друг другу.

Немного смягчившись, Магда подбежала и обняла брата. Он стал теребить пальцами ее светлые косички.

– Ой, – возмутилась девочка, отталкивая его. – Мне больно!

* * *

Теперь Магде было тринадцать. Прошло несколько месяцев с тех пор, как Карл написал ей в последний раз, и она с нетерпением ждала новостей от него. Возможно, она надеялась, что он сообщит о своем скором приезде домой.

Моя дорогая Магда!

Как поживаешь, маленькая обезьянка? Надеюсь, ты хорошо учишься в школе. Я скучаю по тебе, но хорошо провожу время здесь, в Англии. Я стал петь в хоре колледжа, говорят, у меня отличный тенор. Ты можешь себе это представить?

Магда очень даже могла. У Карла всегда был красивый голос. Мальчиком он часто солировал в лютеранской церкви. Она продолжила читать.

А теперь мне нужно тебе кое-что объяснить. Это сложно, и я знаю, что тебе не говорили правды, но ты должна кое-что понять. Многие годы тебе внушали ложь. Мне повезло: я окончил школу в то время, когда эта ложь только начала распространяться. В школе тебя учат, что «наш» народ – арийская раса – стоит выше всех остальных; тебя учат, что евреи – наши враги, а все, кто не согласен с принципами национал-социалистов, опасны и не могут считаться настоящими патриотами. Некоторым немцам не нравятся Гитлер и его партия, но они боятся высказывать свою точку зрения. В последнем письме ты упоминала, что должна надевать в школу форму Союза немецких девушек; что каждое утро ты обязана отдавать салют фюреру и петь националистические песни, которые, как ты писала, тебе очень не нравятся. И ты совершенно в этом права. Эта фанатичная приверженность Гитлеру – неправильная, а промывка мозгов молодежи – настоящий позор. Находясь за пределами своей страны, я стал гораздо отчетливее понимать, что происходит у нас на родине. Герр Гитлер – разжигатель войн, его оккупация Рейнской области – это только начало. Он стремится к полному подчинению Европы. Магда, скоро начнется война, в которой поначалу Гитлер обвинит Францию и Англию. Не верь этому. Гитлер и его национал-социалистическое правительство – зло. Ты ведь знаешь, что они сделали с нашими друзьями-евреями? Ты знаешь, что произошло в ноябре прошлого года во время «Хрустальной ночи»? Они подстрекали людей громить еврейские магазины и сжигать синагоги. В ту ночь многие евреи были хладнокровно убиты, тысячи их отправили в концентрационные лагеря. С того времени ни в чем не повинных людей стали собирать и высылать из их родных городов и деревень. Их вынуждали менять место жительства или, хуже того, отправляли в заточение. В Мюнхене им приходится жить в «еврейском лагере». Ты можешь себе это представить? Некоторым удалось заплатить огромный выкуп и уехать из страны в Америку или Британию. Но намного больше людей остаются запертыми в ловушке в Германии, так как не могут откупиться или убежать. Магда, их лишили гражданских прав… отняли средства к существованию, уничтожили их жизни. Их кровь на наших руках. Это большое зло, Магда, и его необходимо остановить. Гитлер намерен захватить близлежащие страны к востоку от нас. Он говорит вам, что все эти люди мечтают стать частью Германии. Возможно, кто-то из жителей этих стран действительно разделяет его точку зрения, но нельзя вторгаться в другую страну и захватывать ее. Полагаю, что, оставаясь в нашей деревенской глуши, ты пребываешь в счастливом неведении насчет всего этого. Но, поверь мне, Магда, именно так и обстоят дела.

Я принял решение остаться здесь, в Оксфорде, и делать все, что в моих силах, чтобы помогать Сопротивлению в Германии. Если бы я вернулся, меня бы призвали на военную службу, но я не смог бы сражаться за то, с чем не согласен.

Я напишу письмо родителям и все им объясню, но хочу, чтобы ты услышала это от меня. Никому не говори о мотивах, которыми я руководствуюсь. Я не хочу, чтобы ты оказалась втянутой во все это. Люди будут рассказывать тебе ужасные вещи обо мне – не придавай этому значения. Откажись от меня, если тебя заставят. Ты девочка, тебя не отправят на войну, как и папу, который, слава богу, уже слишком для этого стар. Я молюсь, чтобы вас оставили в покое. Если я найду способ вывезти вас из Германии, можешь не сомневаться, я сделаю это.

Заботься о маме и папе. Я люблю тебя, моя маленькая сестренка, и скоро мы снова будем все вместе, как только это безумие закончится.

Твой любящий брат Карл

P. S. Пожалуйста, уничтожь это письмо. Если письмо найдут, то его смогут использовать как улику против тебя и нашей семьи.

Магда легла на кровать, растерянная и расстроенная письмом брата. Она обожала Карла, идеализировала его, но все же то, что он говорил, не могло быть правдой. Она вспомнила о разговорах, которые Карл вел с отцом незадолго до отъезда. Как молодым людям промывают мозги. Ей это было понятно. Но то, что подобные идеи могут привести к реальной жестокости, к высылке людей из их деревни, – ей это казалось чем-то невообразимым.