Цитаты из книги «Страх вратаря перед одиннадцатиметровым. Короткое письмо к долгому прощанию»

И в самом деле сегодняшняя тошнота походила на тошноту, какую он подчас испытывал от некоторых рекламных стишков, мелодий шлягеров или государственных гимнов, которые, даже засыпая, поневоле повторял или напевал.

За каждой увиденной вещью сразу же следовало слово. Стул, вешалка, ключ.

В своем номере в гостинице он проснулся незадолго до рассвета. Внезапно все вокруг стало ему невыносимо. Он раздумывал, не оттого ли он и проснулся, что в какой-то определенный миг, сейчас вот, перед самым рассветом, все разом стало невыносимо

Почему он все время садится, встает, уходит, топчется на месте, возвращается? – спросила арендаторша. Уж не насмехается ли он над ней? Вместо ответа Блох стал вслух читать ей анекдот из газеты, на которую она сбрасывала яблочные очистки. Но так как газета, с его стороны, лежала вверх ногами, то читал запинаясь, и арендаторша, наклонившись вперед, даже не дала ему дочитать

– Я тоже не очень-то в этом разбираюсь, – ответил сосед. – Я торговый агент и приезжаю всего на два-три дня. – Игроки слишком много кричат, – сказал Блох. – Хорошая игра идет при полной тишине. – Так ведь нет тренера, который бы с края поля указывал, что им надо делать, – ответил торговый агент. У Блоха было такое впечатление, будто они говорят для кого-то третьего.

Надпись и портрет показались ему словно наклеенными на газету; как в фильмах, подумал он: там тоже настоящие заголовки заменяются заголовками, относящимися к фильму; или как заголовки, которые можешь напечатать сам про себя в увеселительных местах.

– В сущности, все более или менее немые, – сказал школьный сторож.

Блох был раздражен. Внутри этих кусков он до назойливости четко видел детали: словно части, которые он видел, выступали вместо целого. И опять детали показались ему чем-то вроде табличек с именами. Со светящимися буквами, подумал он.

Когда он смотрел в окно, то видел кусок рыночной площади со школьным автобусом; в кафе, справа и слева, видел куски стен, на одной стороне – нетопленый камин, на котором стоял букет цветов, на другой – вешалка, на которой висел зонт. Он увидел еще кусок стены с музыкальным автоматом, внутри которого медленно блуждала светящаяся точка, пока не остановилась у выбранного номера, рядом автомат с сигаретами, и на нем опять букет цветов; потом еще кусок стены с хозяином за стойкой; он откупоривал для стоявшей подле него официантки бутылку, которую официантка поставила на поднос; и, наконец, кусок самого себя, вытянувшего перед собой ноги в мокрых, грязных ботинках, тут же гигантскую пепельницу на столе, рядом с ней цветочную вазу поменьше и стакан с вином на соседнем столике, за которым в данную минуту никто не сидел. Теперь, когда отъехал школьный автобус, Блох заметил, что видит площадь почти под тем же углом, под каким она изображена на открытках: тут часть «Колонны чумы» и фонтан; там, с краю, кусок стойки для велосипедов.

Ему казалось, будто он сам себя с омерзением ощупывает, но потом понял – это лишь сознание его настолько обострено, что он всей поверхностью тела воспринимает его как осязание; словно это его сознание, его мысли накинулись, напали на него и его истязают. Он лежал беззащитный, не в силах защититься; с отвратительно вывернутым наизнанку нутром; не посторонний, а лишь до омерзения другой. Произошел какой-то толчок, и он разом утратил естественность, выпал из общей связи. И вот он лежит, до невозможности реальный; ему не найдешь сравнения. Его осознание самого себя было настолько сильным, что он смертельно испугался. С него лил пот. Монета упала на пол и закатилась под кровать; он замер: сравнение? Потом он уснул.