Глава седьмая
Человек в светло-голубом плаще. Встреча

И вот однажды, находясь в этом месте, я вдруг увидел человека в длинной одежде, странной и непонятной.

Он стоял вдали на крутом утесе, возвышающимся над рекой в ее излучине. Человек опирался на высокий шест или посох, и его темные волнистые волосы до плеч развевались от ветра, спадая на длинный, до земли, то ли плащ, то ли накидку странного светло-голубого цвета, который в лучах заходящего и ныряющего в тучи солнца, менял оттенки от зеленого до фиолетового.

Он стоял в одиночестве и просто смотрел вдаль на реку, на ее пологий другой берег с песчаными отмелями и жидковатым кустарником, в живописном беспорядке окаймляющим их. Но удивительнее всего было легкое подрагивающее свечение, исходящее от человека и захватывающее все вокруг него – и большие валуны, и желтый песок, и резкие тени стоявших полукругом от него сосен.

Я решил подойти поближе к непонятному человеку, но все было как в тумане, хрупко и тонко, и казалось ненадежным – тронь, и все растает, развеется, пропадет…

Сел на пенек и стал наблюдать.

Закат показался мне не совсем обычным, подстать увиденному. Протер глаза, зажмурился, даже ущипнул себя за руку – нет, все осталось: и человек, и аура вокруг него, и странный этот закат!

Низко над землей стелилась темная туча необычной формы: она напоминала какую-то букву мистического алфавита, который я видел в какой-то старинной книге, но что за буква, что за язык – забыл, стерлось из памяти. Внутри этой буквы плавилось солнце, но это был не обычный багровый диск закатного солнца, а разлившееся на полнеба яркое бело-желтое свечение с розоватой окантовкой по контуру. Выше, в светло-голубой полосе неба, постепенно переходящей в обычное темно-синее, плыли кучевые облака, над которыми летели легкие перистые, как бы создающие росчерки странных размашистых знаков!

Прошло не более десяти минут. Человек все также стоял, но картина резко менялась вслед за стремительным заходом светила. Тучи меняли форму, яркое свечение гасло, и с ним тускнели краски на небе и вокруг незнакомца на его утесе.

Потом все исчезло.

На следующий день я добрался до бора пораньше и занял свое место напротив утеса. Каково же было мое разочарование, когда я не увидел там ни человека, ни желтого песка, ни валунов! Лишь красивые высокие, мощные сосны слабо покачивали своими верхушками, отдаваясь порывам сибирского ветра.

Краски были привычными, небо обыденно позволяло ветру гнать по своему бескрайнему простору облака вперемежку с тучами, а солнце еще высоко стояло, то скрываясь за ними, то вновь показываясь, как будто смеялось надо мной! Так, в ожидании, я провел немало часов, то раздраженно глядя на часы, то подгоняя глазами издевательски яркое солнце, предполагая, что все может повториться позже, на закате…

Я все надеялся, что если начну все сначала и точно найду место, с которого увидел человека в ауре, то снова увижу его, и потому зачастил в Гурьевский бор, причем старался попасть туда примерно к тому часу, когда увидел его впервые. Вначале я предполагал разное: то ли это мне привиделось, то ли это был сон, но все же потом я понял, что все, что я видел – это явь!

И утвердился в этом решении окончательно, перечитав свои записи, сделанные несколько лет назад на алтайском курорте Белокуриха.

В то время, выйдя из больницы после всех этих пункций и уколов с таблетками, я был сильно ослаблен и страдал от жестокой бессонницы. В Белокурихе мне подсказали адрес бабки, которая якобы ставит на ноги чуть ли не покойников. Вначале я посмеивался, но потом решил попробовать – не убудет! Бабке стукнуло восемьдесят девять, похожа была она на ожившую мумию из Киево-Печерской лавры, которую я созерцал как-то во время одной из командировок в Киев.

– Заходи, милок, гостем будешь, а бутылку поставишь – хозяином станешь! – встретила меня бабуля. Интересная постановка вопроса, – подумал я, и попросил помочь в моей беде. Под потолком в ее покосившейся халупе висели вениками десятки разных трав, но она вытащила из старого комода куски смолы и, понюхав, протянула их мне.

– Это мумие, оно тебе подможет, милок. Вот, прочти, что пишет обо мне в газетах, – она протянула несколько вырезок, я взял отрывок из газеты «Известия», которым доверял, и прочел о том, что бабкин сын на все лето, месяца на три, уходит в горы, лазит по скалам и там, в недоступных местах собирает это самое мумие, которое образуется за десятки или сотни лет из кала летучих мышей вкупе с минералами этих самых скал, а в результате получается вот этот вот продукт, в котором имеется двадцать пять элементов таблицы Менделеева!

– Я, бабуля, должен пить это мышиное говно, значит? – расстроился я.

– Попей, голуба душа, попей, точно поможет!

Короче, стал пить я говнецо, подбирая дозировки, и были моменты, когда виделась мне после этого всякая чертовщина. Это один момент.

Глава восьмая
Женитьба

Рыжая, веснущатая Лея, шатенка с серо-голубыми глазами, привлекла к себе внимание Давида своей точеной фигуркой – дело было в далекой молодости. Они были одногодками: судьба свела их в девятнадцать лет.

Впервые он увидел ее поднимавшейся в гору впереди себя, метрах в десяти. Полные ножки мягко толкали ее фигурку и поблескивали матово на солнышке, когда она приподнимала хитон. Рыжая коса плотно облегала голову.

Он обогнал ее и заглянул в лицо.

– Откуда ты, девушка, как тебя зовут?

Молча, она отвела его руку и без улыбки продолжила путь.

– Какая строгая! – все еще пытался познакомиться юноша, но, увы, на этом встреча и завершилась.

Через месяц, примерно, он снова встретил ее, и снова – промах!

Тогда он настойчиво стал преследовать упрямицу и, совершенно неожиданно для себя, овладел ею уже на третьем свидании.

Оказалось, что она рано вышла замуж, в шестнадцать лет, но через два года муж погиб, сорвавшись в каменоломню, где работал. Овдовев, Лея не очень горевала и, к ужасу родителей, заводила одно знакомство за другим.

Давид ей сразу понравился и, покрутив ему голову совсем недолго, она стала его любовницей.

И лишь когда забеременела, поняла, что его-то упускать не стоит. Парень серьезный, очень хотел выучиться мастерству скульптора только в Греции, «-Это ведь центр мира» – говорил он, и собирал на поездку деньги. Работал, где придется – ради достижения цели он мог работать от зари и до зари.

Поженились они скромно. Родители Леи, дистанцируясь от личной жизни дочери, поздравили молодых и, никак не комментируя начавший округляться животик, просто пожелали счастья. Мать жениха только охнула и, все поняв, тихо заплакала, когда сын привел в дом женщину и сказал, отведя глаза в сторону:

– Знакомься, мама, это – моя жена.

Свадьбы не было, все посчитали церемонию излишней, и странная семья вступила в новую жизнь.

Через два месяца внезапно у Леи случился выкидыш, и Давид, опустошенный и расстроенный, вдруг осознал, что он одинок и не любит эту красивую, желанную, но такую далекую от него и пустую, в общем – то, женщину.

Лея, в отличие от него, не была, мягко говоря, трудоголиком. Валяться в постели, часами подправлять что-то на лице, болтать с соседками – тут она была вне конкуренции. Правда, блеснуть иногда поварским искусством в ожидании важных гостей – этого отнять у нее нельзя было: дар достался ей от матери, большой искусницы в кулинарии. Но в остальном – пустое место. Поговорить о жизненных планах, поделиться мыслями, решать сложные проблемы – это не для нее!

– Это ты сам, ты мужчина и не морочь мне голову, решай сам! И оставь меня в покое, у меня сегодня болит голова!

Он вдруг остро почувствовал, что жизнь проходит мимо, не оставляя приятных ощущений, не оставляя зарубок для будущих приятных воспоминаний. Примитивные бытовые заботы день за днем, как крылья сломанной мельницы, раскручивали впустую воздух, и само существование порой теряло для него смысл и вкус. Только работа да встречи с друзьями встряхивали монотонную, лишенную красок, жизнь.

Первый раз он изменил ей случайно.

На одной из вечеринок он был один, Лея заболела и осталась дома. Танцующие образовали круг, музыка обволакивала их вязким коконом и нити ее, проникая в толпу вокруг танцующих, то острыми звуками раздирали душу, то мягкими волнами качали в неизбывной печали и уносили в высокое черное небо, где уже появились первые звезды.

Спиной он вдруг почувствовал, как к нему прижалось что-то мягкое и ласкающее, он обернулся: ему улыбалась совершенно незнакомая девушка. Маленького роста, пышнотелая, она, как бы извиняясь, показала милым движением на тесно стоящих, подпрыгивающих в такт музыке людей, словно хотела сказать: а я не хотела, это все они…

Милая брюнеточка то смотрела пристально, словно проникая в глубину зрачков, то отводила красивые подкрашенные карие глаза и странно, прерывисто дышала.

Танцы были организованы другом Давида в его красивом поместье на берегу озера, окруженного пальмовой рощицей, часть которой была естественной, но большую часть составляли аккуратно ухоженные насаждения, плавно переходящие в посыпанные крупной галькой дорожки, которые в свою очередь заканчивались потаенными закутками с заботливо поставленными беседками, оборудованными скамеечками.

Шорох пальмовых листьев в порывах налетавшего ветерка и отдаленно звучавшая музыка после изрядно принятых порций крепкого виноградного вина сделали свое романтическое дело: по дороге к беседке Давид поднял искусительницу на руки, и к описанным звукам добавилось шуршание гальки под ногами бегущего с ношей, его тяжелое дыхание да нежное мурлыкание и нервные смешки брюнетки.

То ли дорожки были слишком длинными, то ли девушка была слишком уж пышнотелой, но, прижимая и тиская ее на бегу в ответ на страстные поцелуи, он устал, и когда, запыхавшись, разгоряченный вином и запахом молодого женского тела с нежнейшим ароматом натираний и умасливаний, он повалил ее на скамейку, у него ничего не получилось.

Девица смирно лежала, полностью готовая к дальнейшему развитию событий, но кавалер, пыхтя, что-то возился и копошился, нервно пришептывая: сейчас, сейчас…

Время шло, а копошения не кончались, и красавица стала было уже беспокоиться и тоже нервно отталкивать неудачника, стаскивая его со своего разгоряченного и полуобнаженного тела.

Борьба приняла затяжной характер, но после кратких реплик, шумного дыхания и вскриков все кончилось, наконец, благополучно.

Разошлись быстро, она в недоумении, а он в ужасе: это что? такая слабость в двадцать два года? это что же будет дальше? Но затем, поразмыслив, понял, что перенос тяжестей перед совокуплением не способствует процессу – и успокоился.

На том кратковременная любовь и закончилась, но эту первую измену Лее Давид долго переживал, мучился, не мог забыть, потом плюнул и…

Он все понял: зря женился! Не на той женщине! И – рано!

Но понял и еще нечто важное: он душевно отвлекся, расслабился в мимолетной любви, а значит, можно продолжать!

Во время учебы на интрижки почти не было времени, но мимолетные встречи с девушками продолжались, а после возвращения он с новой силой принялся за любовные похождения, стараясь доводить все атаки до быстрых побед. Это стало почти навязчивой идеей: познакомиться, покорить и овладеть!

Себе он объяснял это нелюбовью к жене и борьбой с комплексом неполноценности: только победами, хотя бы над египтянками, можно было загасить горькое понимание второсортности в этой стране.

Его светлая кожа, кудрявые волосы и имя с детства причиняли ему массу неприятностей.

Он с малых лет остро ощущал, что не такой, как все окружающие – и знал, что это – навсегда! Внутренняя напряженность никогда не покидала его. Иудей! Как несмываемое пятно это сидело внутри.

А египтянок как раз и привлекало его отличие от других, привычных для них, мужчин. Его острый ум и превосходная речь завораживали девушек, и он после нескольких первых побед разработал свою систему обольщения.

Каждой новой пассии он часами рассказывал о своих приключениях, зачастую выдуманных, обвораживая не столько сутью описания, сколько методом подачи материала. Затем подбавлял для приправы несколько слов о неудовлетворенности семейной жизнью – и получал очередную любовную жертву!

Иногда он был противен сам себе: безотказность метода практически всегда давала победу, но удовлетворение доставлял сам процесс подчинения человека потоку красиво скомпонованных слов!

Несколько раз было и такое: он сам увлекался созданным самим собой мифом и в результате на какое-то время влюблялся в образ, созданный его же воображением. И в красивой девушке он уже видел не только внешнюю оболочку, но – тайну! созданную им самим же!