– Ты мне кажешься парнем понимающим,– польстил взводному Лад. – Пусть он и дальше числится там, где сейчас. Что делать. И пусть его довольствие продуктовое и денежное тоже останется в лохаге. Он отказывается от него. Думаю, твои бойцы будут рады получить дополнительную пайку и за это согласятся покрывать его отсутствие во время строевых смотров. Ну, а денежным содержанием и долей с добычи распоряжайся сам, по собственному усмотрению. Ведь формально за него отвечаешь все-таки ты.
– Заманчиво, – сказал Хачатур, раздумывая. «Эти казары парни надежные. Его, в случае чего, не выдадут и от слов своих не откажутся», – думал он.
– В крайнем случае, ты всегда сможешь найти его в тагме федератов, в отряде под щитами с изображением «шагающего журавля», – продолжал убеждать Лад. – А если прижмут, то начальству доложишь, что отправил его для согласования совместных действий.
– Хорошо. По рукам,– решившись, сказал Хачатур и протянул свою ладонь. Атаман сжал ее своей ладонью, а Кахраман разбил их соединенные ладони своей. Таким символичным рукопожатием был скреплен договор, который можно было разорвать только вместе с жизнью.
– Только смотри не попадись на глаза своему высокородному племяннику, – предостерег Кахрамана атаман, когда они вместе возвращались обратно. – Начнутся расспросы: как да почему? Дойдет до бюрократов, – подставишь Хачатура.
– Понятно, не маленький, – успокоил атамана Кахраман.
К июлю в полевом лагере собралось семдесят семь тысяч человек, большинство которых составляли гребцы судов и торговцы. Основное войско было собрано и вооружено. Вперед уплачено жалование за поход. Магистр Никифор решил, что он готов к войне. В начале июля корабли были загружены и армада, поражая своей мощью, прошла, как на параде мимо Константинополя. Тысячи зевак усыпали берега пролива, чтобы поглазеть на редкое зрелище. Стоя на террасе дворца Вуколеона, армаду взглядом провожала вся императорская семья. Патриарх Полиевкт осенял ее крестным знамением, шепча слова молитвы.
Армада вошла в Эгейское море и через некоторое время достигла Кикладских островов. Здесь весь флот собрался, укрывшись за островами, и стал готовиться к решающему переходу к Криту.
Мудрый военачальник, Никифор послал вперед малые быстроходные галеры с приказом произвести разведку берегов Крита и взять «языка». Главной своей целью магистр определил захват столицы островного эмирата. Укрепленный город-крепость Ираклион арабы удерживали в течение 140 лет. Для защиты города они построили мощные стены и окружили их глубоким рвом. Отсюда и новое название города Хандак, что по-арабски означило ров.
Капитаны разведывательных судов, взяли в плен рыбаков островитян и доставили их магистру. Тот с пристрастием допросил их и выяснил, что эмира Крита нет в крепости Хандак. Что находится он в своем поместье в лесистых и прохладных предгорьях. Это была хорошая новость и Никифор Фока тотчас отдал приказ о начале вторжения.
Флот снялся с якорей. Основная его часть поспешно быстрым ходом приблизилась к острову. Днем 13 июля 960 года днища галер и ладей заскребли о дно берега залива Альмирос. Началась выгрузка экспедиционного легиона на виду у города-крепости.
Как и ожидалось, при приближении кораблей неприятеля, из крепости Хандак был выслан к берегу наспех собранный отряд. Он должен был воспрепятствовать высадке захватчиков. В войне все решает внезапность и быстрота действия.
Магистр предвидел это и потому первыми к берегу пристали галеры хеландионы, имевшие специальный отсек для размещения лошадей в средней части судна. Фока использовал новую, ранее не применяемую тактику. По заранее заготовленным сходням, вооруженные всадники верхом, прямо с кораблей помчались на берег.
Конницу, собранную из личных отрядов фемной аристократии, дополняли всадники федератов Армянского нагорья. Два крыла ковалерии вели лонгины: стратиг Иоанн Куркуас по прозвищу Цимисхий и ишхан Аданарсе, сын Смбата Багратуни. Пораженные новым для них и удивительным зрелищем, критяне остановились на месте. Их отряды спешно выстроились в фалангу, соблюдая неразрывный строй и ожидая приближения неприятеля.
Конная масса, приближаясь вогнутой лавой, взорвалась криками и улюлюканьем. Она охватила с двух сторон стоящих в оцепенении критян. Завязалась ужасная бойня, стрелы сыпались градом. Критяне не смогли устоять против дождя стрел, ряды их расстроились, и они обратились в бегство, изо всех сил устремившись к своему спасительному укреплению. Конница преследовала бегущих, поражая их копьями и мечами. Мало кто успел укрыться за коваными воротами Хандака.
Пока конница очищала местность от разрозненных отрядов критян, на берегу, до позднего вечера продолжалась планомерная выгрузка имущества штурмовой армии. Продовольствие, палатки, котлы, лопаты и прочая мелочь, столь необходимая для сооружения и жизнеобеспечения полевого лагеря. Чтобы возможные наблюдатели арабов не узнали о действительной численности войска, одни и те же корабли имитировали высадку по несколько раз. В действительности численность легиона не превышала десяти тысяч пеших и двух тысяч всадников.
В местечке под названием Финикия, Никифор велел разбить укрепленный лагерь, окружив его глубоким рвом. Фортиды – грузовые корабли вернулись в свои порты. Малые ладьи федератов были вытащены на берег. Остальные корабли флота, разместились в ближайших греческих портах. Они должны были обеспечить морскую блокаду острова. Разбитые на боевые эскадры, «дромоны» и галеры сопровождения, поочередно выходили курсировать вокруг острова с задачей преследовать и сжигать жидким огнем, всякий замеченный вражеский корабль, который попытается либо отплыть, либо приблизиться к острову.
Узнав от пленных и перебежчиков, что отрезанные от крепости жители укрылись в предгорьях, Аданарсе со своим тысячным отрядом отправился в погоню. Всадники, выросшие в горах, были незаменимы для зачистки окрестностей от разрозненных отрядов арабов. Особенно в труднодоступных ущельях, теснинах и болотистых долинах. Посланные в погоню конные, обнаружили места, где критяне готовили засады. Прятали свой скот. И где укрывались сами. Победители все что могли, разграбили и вернулись в лагерь с богатой добычей. Оценив новые возможности применения кавалерии, магистр Никифор поздравил лонгина Аданарсе с победой и поручил ему и Цимисхию организовать ежедневное патрулирование конными дозорами окрестных дорог и селений на дальних подступах к своему лагерю.
Для блокирования подступов к городу Никифор отрядил тысячу отборных воинов фракийцев во главе с комитом Никифором по прозванию Пастила. Тот был человеком опытным, участвовавшим во многих войнах. Правда, по своей бесшабашности много раз бывал он пленен арабами. Но благодаря своему мужеству столько же раз убегал из плена. На лице и на груди его было множество рубцов от ран, полученных на поле брани. Ему-то, и было поручено обойти город, выставить дозоры от берега до берега и обследовать его ближайшие подступы.
– Окружи Хандак, выставь дозоры, – Инструктировал его Фока. – И смотри, чтобы ни одна мышь из крепости не выскочила, пока я готовлю войска к штурму.
– Да победа уже у нас Никифор! Войско «потомков рабыни» разбито, а сидящие в крепости скоро проголодаются и сами запросят пощады.
– В горах и ущельях еще полно арабских недобитков, да и в крепости бойцы не спят. Не давай своим легионерам послабления. Дозоры проверяй лично. Нерадивых наказывай. Гляди у меня Пастила! – Погрозил Никифор. – В случае чего шкуру с тебя спущу лично, невзирая на былые заслуги.
– Да не кипятись, Никифор, – заверил магистра Пастила. – Все исполню в лучшем виде.
Но благо никогда не дается людям в чистом виде, к нему всегда присоединяется зло. Успехам сопутствуют неудачи, удовольствиям – огорчения, и невозможно в полной мере насладиться счастьем. Так случилось и с ромеями.
Пастила и его стратиоты, вступили в цветущую страну и потеряли бдительность. Тут во всем было изобилие. Кругом богатые травой пастбища, где можно было выпасать коней и волов. Во дворах селений коровы и овцы, куры и гуси. В каждом амбаре много провизии и зерна, а в подвалах – неисчерпаемые запасы вин. А вокруг виноградники и фруктовые сады с прекрасными плодами.
Греческое население острова, подвластное арабам, без энтузиазма приветствовало своих «освободителей». Привычные, старые грабители всегда лучше новых. Старые завоеватели арабы установили на острове свои законы. Мягкие и справедливые. На острове чеканили свою монету. Продуктами своего труда земледельцы и рыбаки обеспечивали все население острова. Излишки сбывались, купцам из Всемирной торговой организации. К тому же ведь поработившие их мусульмане не преследовали местных христиан за их веру. А тут появились «освободители» единоверцы, которые стали беззастенчиво забирать продовольствие для нужд своей армии.
Сначала, как у себя дома, легионеры Пастилы разбили биваки, среди чьих-то садов, где имелись прозрачные источники и множество всевозможных плодов на деревьях. Каждый устраивал себе шалаш, где вздумалось. Лежа в тени, в зарослях плодовых деревьев, византийские ополченцы лениво жевали опадающие фрукты и все другое. Они чувствовали себя как в раю.
Потом им надоело пить сырую воду и легионеры мелкими группами стали наведываться в ближайшие деревенские подвалы за вином.
Обильная еда, вдоволь вина, солнечная погода и тишина превратили фракийцев в разомлевшую толпу. Вместо того чтобы строго следовать предписаниям: провести разведку, выставить дальние дозоры и ближние караулы, они полностью пренебрегли правилами безопасности и предались праздности.
Очень скоро находясь в приподнятом настроении, легионеры стали домогаться и местных женщин. Конечно же, они встретили яростный отпор селян. Тогда перепившие вина стратиоты и вовсе потеряли над собой контроль. Они почувствовали себя хозяевами положения и стали врываться в дома, как обычные разбойники. Мужчин избивали, женщин и девушек насиловали. Деревни подвергались разграблению. Особо приглянувшихся селянок, как рабынь, уводили с собой на забаву. Слухи о бесчинствах «освободителей» распространились по округе быстро. Селяне стали покидать свои дома, укрываясь в густых зарослях лесов и ущелий.
Разомлевшие воины, стали привыкать к вседозволенности и безнаказанности. При попустительстве своего начальника, они либо пили, либо спали, либо забавлялись с пленными женщинами. Такая вакханалия не могла продолжаться долго.
Казбек Робити Лад, сотня которого была придана отряду Пастилы, собрал куренных атаманов и есаулов.
– Браты! Атаманы! Вы видите, что твориться вокруг. Ромейские легионеры превратились в бродников волкодлаков.
– До бродников им еще далеко, – усмехнулся Карача. Сейчас они стали тем, кем и были до призыва. Сборищем пьяных мужланов! Остальные загалдели, зубоскаля.
– Зараза разложения может перекинуться и на нас. – Не принял шутливого тона Лад. – Я уже видел казар, которые упились в хлам.
– Чего же ты хочешь от нас Ладо! Может, сначала поговоришь с ромейским лонгином? – Предложил куренной Инал.
– Я уже пытался. Бесполезно, – возразил Лад. – Пастила постоянно пьяный, а когда трезвый, то держится высокомерно. Он указал мне на то, что я простой федерат. Наемник. А он высокопоставленный византийский вельможа. Еще он посоветовал мне не учить его командовать войском, ради сохранения моей собственной головы.
– Сученок! Он действует по принципу, что если нельзя предотвратить пьянку, то ее надо возглавить, – ухмыльнулся куренной атаман Баркут.
– Наверно, надо рассказать все нашему магистру! – Предложил Кахраман.
– Да? И кто же это сделает, – спросил атаман, в упор, глядя на него. Есаул смущенно отвел взгляд.
– А может ну их, этих ромеев? Вернемся к своим юртам на берег. А пьяные византийцы пусть тащат службу, как им вздумается, – посыпались другие предложения.
– Тихо, браты! – Призвал к порядку атаман. – Бросить пост мы не можем. Сами добровольно нанимались в эту компанию. Что поделать. Но и походить на легионеров нам не с руки.
Я убедил Пастилу, чтобы нам выделили место под лагерь со стороны леса. Тех, кто выйдет из города, легионеры хоть с пьяных глаз, но увидят. А что твориться у нас за спинами никто не знает.
– А что там может твориться? – махнул рукой Карача. – Ромеи разорили несколько ближайших сел. Вино и женщины достались византийцам, а в лесу бродят их запуганные мужья.
– А разве бы ты Карача не пытался освободить из плена свою жену? – Спросил атаман.
– Моя жена сама в состоянии справиться с грязными мужиками, – возразил Карача. – Крысы!
– Нет ничего страшнее крысы загнанной в угол! – Наставительно сказал Лад.
– Что же нам делать? Говори казбек, – загомонили остальные.
– Я хочу знать, что происходит за моей спиной! – Поставил точку в дискурсии Лад. – Пусть лучшие пластуны от каждого куреня обживают лес и ближние горы. Их задача простая – наблюдать и разведывать местность. Без крайней необходимости в схватку не вступать. Есаул Карача возглавит разведку.
– А остальные?
– Оставшиеся в лагере должны заниматься боевой подготовкой! По-взрослому. Буду проверять. И еще. Собрать все телеги в округе и окружить ими лагерь как стеной. Назначаю смотрящим за охранением и налаживанием тренировок есаула Кахрамана.
– Эх, нам бы коней, казбек, – мечтательно протянул Карача.
– А кто тебе запрещает их брать? – Ответил Лад. – Села разграблены. Скотина разбрелась по лесу. Византийцам достались вино и женщины, а мы возьмем если уж не коней, то хотя бы ослов и мулов.
– Любо! Любо! – загалдели куренные.
Эмир Крита Абд ал-Азиз Куруп отдыхал в своем загородном имении в горах, когда ему сообщили о внезапном вторжении византийцев. А еще то, что твердыня Хандак взята в осаду. Эмир, находясь в отдалении от своей гвардии и своих визирей, мучительно размышлял о том, что предпринять, чтобы возглавить оборону острова.
Тем временем ограбленные и обездоленные селяне начали собираться в ватаги в темных ущельях, пылая жаждой мести. Им нужен был лидер, способный собрать, организовать и отправить их в бой.
Как только лазутчики доложили ему об этом, эмир Куруп немедленно взял инициативу в свои руки. Он срочно разослал посыльных в ближайшие поместья и гарнизоны. Сидящие, в разбросанных по всему острову, поместьях арабские землевладельцы и военноначальники Крита начали готовиться к войне. В дополнение к своей немногочисленной охране, состоящей из профессиональных воинов гулямов, землевладельцы начали собирать в укромных горных и лесных чащах селян. Их вооружали, обучали и тренировали, формируя из них войско народного ополчения. А комиты остальных городов острова, в дополнение к гарнизонной охране, мобилизовали всех горожан способных носить оружие. Защитники острова стали готовиться к обороне.
Но эмиру этого было мало. Он должен был сам попасть в Хандак, чтобы лично возглавить сопротивление и сбросить захватчиков в море. Со всех сторон поступали к нему сведения, как невоздержанны и беспечны ромеи окружившие Хандак. И, наконец, ему сообщили, что на ближайшие дни запланирован штурм города.
Эмир Куруп не мог дольше ждать. Эму надо срочно было попасть в столицу, чтобы личным примером показать горожанам, как надо давать отпор вторгнувшимся врагам. На горном плато возле загородного поместья спешно разбили лагерь, где стали собирать и вооружать ополчение, собранное из селян ближайших окрестностей.
В палатку, где Никита Пастила пьянствовал со своим гостем резко вошел казбек Робити Лад. Запахи вина и разгоряченных тел наполняли это временное жилище. Картина морального разложения, непроизвольно вызвала на лицо атамана брезгливое выражение.
Пастила сидел развалясь в кресле. Между ног у него стояла на коленях полуголая пленница. Она пыталась ублажить его своим ртом и руками. Другая женщина лежала грудью на столе. Над ней сзади, задрав юбки, трудился Цимисхий.
– Почему без разрешения? Стража! Где стража? – Выкатил мутные глаза на вошедшего Пастила.
– Тьфу ты, холера! – Выругался Лад, отводя взгляд. – Твои охранники пьяны. А мои сведения следует выслушать незамедлительно.
– Раз пришел, проходи. Налей себе вина. Хочешь женщину, казар? – Сменил гнев на милость Пастила.
– Не пристало на войне тешиться с бабами, – пробурчал Лад. – За нашей спиной, в лесу не спокойно. Надо призвать легионеров к порядку.
– Ты посмотри Ван! Этот центурион возомнил себя стратигом. Он уже достал меня своими поучениями, и я его проучу. – Пастила попытался встать из-за стола, но тут же рухнул обратно.
– Что ты себе позволяешь? – Грозно спросил Цимисхий, не отрываясь от своей подопечной. – Выйди вон!
– Лонгины! – Попытался вразумить их атаман. – Мои следопыты доложили, что в лесу началось движение. Какие- то отряды спускаются с гор.
– Пусть спускаются. Мужичье идет за своими бабами! Как выйдут из леса, так сразу и получат по зубам, – рассуждал пьяный Пастила. – А может и отдадим им их жен, если селяне принесут вина для выкупа.
О проекте
О подписке