Глава 2

Философский вопрос: зачем покупать спортивную машину, прям крутую, если ездить на ней исключительно шестьдесят километров в час?

Ваня Тобольцев (Иня)

Илья опустил ноги с кровати. Послышалось негромкое тявканье.

– Спи, герой.

Подвигал ступней, нащупал тапки. Никогда не носил домашнюю обувь. Но мама почему-то подарила ему пару зеленых клетчатых, когда Илья перебирался в свою квартиру. Наверное, потому, что она очень переживала по поводу его отъезда из отчего дома. А Илья их почему-то теперь носил. Хотя мама об этом, разумеется, не знала.

Сначала дошел до кухни, поставил чайник. Если бессонница пришла, бороться с ней бессмысленно, лучше провести это время с пользой. И с Шопеном.

С кружкой чая вернулся в гостиную, подошел к роялю, тронул ноты. Но не стал садиться за инструмент, устроился на диване. Из спальни вышел Сатурн, проковылял к лежанке около угла дивана, устроился там и посмотрел на хозяина слезящимися глазами. Начинай, мол. Илья кивнул:

– Сейчас, только чаю попью.

В этой квартире идеальная звукоизоляция – ее делали с учетом перспективы многочасовых занятий на рояле, чтобы не мешать соседям. Можно играть хоть в три часа ночи. Мама любила повторять фразу одного из ее любимых скрипачей, испанца Пабло де Сарасате – того самого, на концерт которого ходил сам Шерлок Холмс: «Я занимаюсь по двенадцать часов в сутки, а они называют меня гением!» Илья прекрасно понимал знаменитого испанца. Он сам занимался примерно столько же. Всю свою жизнь. Как результат – выиграл несколько музыкальных конкурсов, окончил с отличием консерваторию, ему прочили блестящую музыкальную карьеру, а кое-кто даже так же называл его гением.

Звучит неплохо.

Илья отпил еще чая, задумчиво посмотрел на рояль. У инструмента было собственное имя – Модест Ильич. В честь брата Петра Ильича Чайковского, благодаря которому наследие великого композитора дошло до потомков. Да, рояль носил знаменитое музыкальное имя, и Илья часто с ним разговаривал. Разговаривал с роялем, с псом. Потому что больше поговорить было не с кем.

Тебя называют одним из самых талантливых молодых пианистов современности, за плечами победы в конкурсах, впереди – интересные планы и проекты. А здесь и сейчас – ты один, с чашкой чая, старым псом и молчащим роялем.

И тишина давит просто оглушительно.

Он аккуратно поставил чашку на столик, скинул с ног тапки, прошел к инструменту, поднял крышку.

Шопен знал об одиночестве все. Он поможет.

Тишину ночной квартиры разрезали хрустальные звуки Ноктюрна фа-минор.

* * *

Все же повезло Ване с мамой. Она, в отличие от отца, никогда не задавала неудобных вопросов. С отцом тоже повезло, только он вопросы задавал. Врать Ваня умел, причем с вдохновением, но тут почему-то не получалось.

На вопрос: «Как дела в институте?» отвечал неизменно: «Все в порядке» – и, в общем-то, говорил правду. Не, в институте и правда было круто – жизнь бурлила, куча знакомых, длинноногие девчонки, даже некоторые предметы ничего, типа маркетинга. А вот с сессией все обстояло не так хорошо. И если бухгалтерский учет худо-бедно удалось сдать с помощью шпаргалок и наушника-магнита, то с финансовой математикой случилось полное фиаско. У него и с обычной-то математикой всегда нелады были, а тут финансовая.

В общем, соврать об удачно сданной сессии не получилось.

Сестра довольно усмехнулась, мол, «что я говорила», отец промолчал и ушел в другую комнату – он вообще как-то болезненно воспринимал Ванины неудачи, а мама похлопала по плечу и тихо сказала:

– Ты сам все знаешь.

– Знаю, – ответил Ваня.

А что ему еще оставалось? Мамины слова означали, что предстоит подготовиться и пересдать. Как он будет эту абракадабру пересдавать, Иня (так называли его близкие) еще не знал, но был рад, что обошлось без нравоучений.

Таньке, правда, очень хотелось показать язык. Заноза, а не сестра. Она была уверена, что Ваня институт бросит, потому что он и экономика – вещи несовместимые. Это было очевидно всем, даже самому Ване. Но поступал он на спор. Просто однажды Эдик-мажор – барабанщик их рок-группы – сказал, что Иня ни во что приличное не поступит, потому что, кроме как на гитаре играть, он ничего не умеет, даже на права не сдал.

Вот Ваня и поступил. Назло. Но учеба, конечно, была мукой – экономическая теория, управление предприятием, основы организации труда, бухгалтерский учет и самая засада – финансовая математика! От высшей еще не успел передохнуть – еле-еле до тройки дотянул.

В общем, Танька, конечно, была права, и он бы давно бросил эту бесперспективную затею… если бы не все та же Танька. Ее скептический насмешливый взгляд действовал лучше любой воспитательной беседы.

И если поступил Ваня назло Эдику, то учился назло сестре. Хотя учебой, конечно, это назвать было сложно, но вот вылетать из института Иня не собирался точно. Да и отца успокоить, опять же, не помешает. Зимой Ваня как-то заикнулся о том, что можно было бы сделать перерыв, взять академический и отправиться в кругосветку эконом-классом, стать блогером, зарабатывать чем-нибудь по ходу путешествия… В общем, глядя на лицо отца, он минут через пять понял, что идея оказалась неудачной и с академическим лучше повременить.

А это значит, что финансовую математику придется как-то пересдавать.

* * *

Марк Рудольфович спустился вниз, к охране. Без студенческого или пропуска в институт не войдешь, а ему сегодня предстояло знакомство с новым студентом. Сказали, что мальчик способный, есть возможность экстерна и, может, даже научной работы. Как сдавать экстерном математику высшую и финансовую, Марк Рудольфович не очень представлял, для этого надо быть не просто очень способным человеком, а минимум – талантливым, но заинтригован был достаточно для того, чтобы первое – согласиться на встречу-собеседование и второе – лично спуститься вниз к охране.

Это была та короткая и счастливая пора затишья, когда летняя сессия и следовавшая за ней волна поступлений в вуз вчерашних школьников остались позади. И до сентября еще несколько недель. В институте было тихо и почти пустынно. Охранник сидел в наушниках и играл в телефоне, так что Марку Рудольфовичу пришлось три раза кашлянуть и два раза постучать по пластику окна. Только после этого молодой парень в форме поднял голову и вынул наушники.

– Ко мне должны в течение получаса подойти, это наш будущий студент, корочки пока нет, но ты пропусти. Он скажет, что ко мне – Марку Рудольфовичу. Понял?

– Понял, – закивал головой парень.

Но профессору математики он доверия не внушал, поэтому Марк Рудольфович решил подстраховаться.

– Бумага есть?

Парень выдвинул ящик стола, некоторое время рылся в нем, а потом выудил чистый блок и протянул профессору. Тот оторвал верхний листик, достал из внутреннего кармана пиджака тяжелую перьевую ручку и размашисто написал: «Королев И. И., аудитория 315».

– Вот, фамилия человека и где я его буду ждать.

* * *

В институт Ваня пошел, что называется, наудачу. Может, удастся поймать преподавателя и договориться о пересдаче. Лучше бы, конечно, просто договориться, но в случае с профессором такие дела не прокатят.

На проходной случился сюрприз. Перебрав все вещи в рюкзаке, Тобольцев понял, что зачетку он взял, а вот вместо студенческого схватил в спешке паспорт. С другой стороны, может, по зачетке пропустят?

Охранник за стеклом сидел в наушниках, пил чай и что-то писал в телефоне. Привлечь к себе внимание оказалось непросто. Но с фантазией у Ивана проблем не было никогда, поэтому он врубил на своем мобильнике вой сирены и сопутствующего мужского голоса «Вы окружены, руки за спину, лицо вниз» на полную мощность, чтобы он перекрыл звук в наушниках. От неожиданности охранник выронил телефон, телефон задел кружку, чай расплескался и залил бумаги на столе.

– Ты идиот! – закричал охранник, снимая наушники.

Ваня отключил звук сирены и убрал мобильный в карман.

– Привет, – сказал, мило улыбаясь. – Мне надо пройти.

Охранник гостеприимно ответил матом, вытирая о форменную рубашку влажный телефон:

– Понаберут даунов… – и осекся, уставился на листик бумаги, пытаясь что-то на нем прочитать.

Ваня тоже туда посмотрел. Чернила расплылись и половину было не разобрать, оставив более-менее четким только «ев И. И., аудитория 315».

– К Марку Рудольфовичу? – хмуро спросил охранник.

– Да! – радостно подтвердил Ваня.

– Назначено?

– Да меня ждут уже! Опаздывать никак нельзя, потому и сирену включил.

– Молчи лучше про сирену! Паспорт.

Тобольцев с готовностью протянул паспорт.

– Тобольцев Иван Иванович, – медленно прочитал охранник и тихо, едва слышно, пробормотал, – ев… и… и… сходится, – а потом вернул документ. – Тебя в триста пятнадцатой ждут.

– Спасибо! – Ваня широко улыбнулся. – За мной бутылка пива как возмещение морального ущерба!

– Топай уже! – донеслось в ответ.

Тобольцев лихо бежал вверх, перепрыгивая через ступени центральной лестницы.

Триста пятнадцатая была закрыта. Ваня вздохнул и приготовился ждать.

* * *

Считается, что фраза «поверить алгеброй гармонию» – ирония над попытками рационально постичь произведение искусства. Однако у Ильи была своя точка зрения на этот вопрос. Среди грамот, заботливо и трепетно хранящихся в родительском доме, были в том числе награды за победы и призы на математических олимпиадах. Точные науки Илье очень помогали. Октава, квинта, кварта – это же чистейшая математика. В основе любого звука лежит колебание, которое описывается гармониками. А значит, здравствуйте, тригонометрия и господа Риман и Фурье.

С указанными господами, как и многими другими их коллегами по цеху, Илья водил близкое, пусть и заочное в силу понятных причин знакомство. Даже решил получить второе высшее математическое образование. В вузе ему пошли навстречу, пообещав индивидуальный план обучения с учетом будущего концертного графика – при условии, что он докажет свою способность воспринимать материал в объеме и сроках, указанных в этом плане. Поэтому сегодня Илье предстоял вступительный экзамен-собеседование. По забавному стечению обстоятельств профессор, которому предстояло сдавать экзамен по финансовой математике, был однофамильцем консерваторского наставника Ильи – Виктора Рудольфовича Самойленко.

Забавные стечения обстоятельств на этом не окончились. На входе в институт Илью пытались туда не пустить, что-то невнятно бормотали, разглядывая неопрятного вида листок. Лишь после того, как Илья отчеканил свое имя, имя педагога, дату экзамена и название дисциплины, а также продемонстрировал визитку, его пропустили. Но все равно что-то пробурчали в спину. Впрочем, Илья слушать, разумеется, не стал, а направился к нужной аудитории.

У дверей аудитории его ждало последнее звено в цепи забавных совпадений. Звено нетерпеливо переминалось с ноги на ногу и тоже оказалось весьма озадаченным встречей.

Да уж, люди совсем не то, чем кажутся. В татуированном парне с пирсингом в брови и серьгой в ухе трудно было с первого взгляда заподозрить любителя математики.

А он, смотрите-ка, тут. Давешний знакомец. Ваня. Брат Татьяны Тобольцевой.

После долгого отсутствия, почти позабытый, синий бант вернулся в его жизнь. Не просто вернулся – очень настойчиво стучался. Надо впустить.

Бантиков брат встретил появление Ильи громким и коротким восклицанием.

– Ну, здравствуй, Иван Тобольцев, – ответил ему Илья.

Иван удивленно хлопнул глазами, а потом затараторил:

– Привет! У тебя ручки нет случайно? Мне экзамен сдавать, а я ручку забыл! – потом, видимо, что-то сообразив, добавил: – А ты откуда мое имя знаешь?

– На лбу написано, – хмыкнул Илья. – Ручку тебе профессор даст. – А кстати… Неужели им на одно и то же время назначили прийти? Не мог же Илья напутать время и фамилию преподавателя? – Тебе на какое время назначен экзамен?

– Ты чего такой жадный? Ручки жалко? – в своем нахальном амплуа ответил любитель украшать себя. Вопрос про назначенное время все в той же наглой манере проигнорировал, вместо этого начал проявлять любопытство. – Слушай, что-то я тебя на потоке у нас не видел.

– У меня индивидуальный план обучения, – ровно ответил Илья. Достал из кармана пиджака золотой «монблан», подарок отца. Пару раз щелкнул. – Если тебя профессор пригласит первым – одолжу.

Иван не постеснялся взять в руки элитную немецкую канцелярию. Повертел, пощелкал, присвистнул.

– Что-то мне подсказывает, что тебя профессор примет первым, – констатировал со вздохом, а потом вдруг посмотрел на Илью с робкой просьбой в глазах: – Давай одновременно зайдем, а?

Это было так неожиданно, что Илья все же слегка растерялся. Неловко пожал плечами.

– Давай, мне не жалко. Решать все равно профессору.

– Не, решать нам с тобой, – снова приободрился Иван. Взъерошил чуб. – Интересно, что он подсунет. У тебя с математикой как? Шпаргалки взял?

Илья едва сдержал улыбку. Все же первое впечатление оказалось верным. Как Иван оказался в данном вузе – это вопрос отдельный, конечно. Но что не от большой любви к точным наукам – определенно.

– Взял, – ответ вышел кратким и сухим – чтобы не рассмеяться.

– Отлично, – совсем воодушевился Ваня. – Слушай, а ты здесь как? Ты же вроде пианист?

От расспросов любопытного Тобольцева Илью спасло появление профессора. Спасло и одновременно озадачило. Профессор Самойленко был не только однофамильцем Виктора Рудольфовича, но и точной его копией. Тот же рост, дородность, темные кудри с проседью, высокий лоб и густые усы. Только вместо неизменной бабочки Виктора Рудольфовича у этого профессора Самойленко был полосатый галстук, немного небрежно повязанный.

– Илья Королёв? – спросил профессор таким знакомым низким голосом. Илья нашел в себе силы лишь кивнуть, давя неуместное желание ущипнуть себя. Ну не бывает настолько похожих друг на друга людей, да еще и с одинаковой фамилией! Получается, брат? Брат-близнец? Виктор Рудольфович никогда не рассказывал, что у него есть брат.

– Прошу, – профессор распахнул дверь аудитории, но потом вдруг заметил отошедшего чуть в сторону Ивана. Нахмурился. – А ты тут что делаешь?

– Экзамен пришел… пересдавать. – Наглости у Ивана Тобольцева ощутимо поубавилось.

– Ну, заходите, – вздохнул профессор Самойленко. Взгляд его заметно погрустнел.

В аудитории каждый получил свое. Илья – билет, Ване дали решать какие-то задачки – совсем простенькие, насколько мог заметить Илья.

Ответ по билету скоро перерос в нечто совсем иное и увлек преподавателя и будущего студента в дебри высшей математики. Профессор с удовольствием пустился в рассуждения, найдя благодарного слушателя и достойного собеседника. Илья с не меньшим удовольствием включился в диалог, но все равно не мог отделаться от странного ощущения, что говорит со своим наставником о каких-то не тех вещах и что в аудитории не хватает рояля. Ваня Тобольцев откровенно скучал и чесал «монбланом» в коротко стриженном затылке. Решать задачки он явно не торопился. В конце концов профессору это надоело.

– Ну, что там у вас получилось, Тобольцев? – Самойленко протянул руку за листком с задачками.

– Можно я в другой раз приду пересдать? – с несвойственной ему робостью ответил Иван. Выглядел он слегка пришибленным.

– Ну какой другой раз? – вздохнул профессор. – Я завтра к морю отбываю. С вами, Илья, мне все ясно. Спасибо за удовольствие от беседы. Все необходимые документы я подпишу. Буду рад видеть вас в числе своих студентов.

Илья встал, профессор тоже, и они обменялись рукопожатиями. Ваня горестно вздохнул и грустно щелкнул «монбланом».

Щелчку «монблана» вторил звонок мобильного. Марк Рудольфович потянулся к карману.

– Оставлю вас на пять минут, молодые люди, – кивнул им Самойленко и вышел из аудитории.

В глазах Вани Тобольцева тоска тут же сменилась воодушевлением. Он вскочил на ноги и мгновенно оказался рядом.

– Слушай, а ты не мог бы посмотреть? – Илье под нос сунули листок с задачками.

Илья бросил беглый взгляд. Было бы на что там смотреть. Чуть сложнее таблицы умножения.

– Проверяешь оба ряда на сходимость, раскладываешь по Фурье. А потом применяешь формулу Муара, что просто.

– Чё?!

Слова, тон и страдальчески изогнутые брови – все это выглядело более чем красноречиво. В который раз за последний час Илья испытал весьма редкое для него желание рассмеяться. Выдернул листок из Ваниных пальцев, снова сел за стол и быстро набросал примерное решение. Подробнее не стал расписывать – для всех будет очень некрасиво и неприятно, если профессор застанет Илью за решением Ваниных задач.

Успел. Но ручку все же пришлось оставить незадачливому адепту финансовой математики – прикусив от усердия кончик языка, Иван принялся спешно переписывать решение на другой листок своим почерком. А Илья решил подождать свою собственность и брата Тани Тобольцевой в холле. Заодно и расписание прикинет поточнее.

* * *

Все-таки он был везунчиком. Во всяком случае, в этот день точно!

Ваня очень старательно переписал решение в свой листок и, когда вернулся профессор, протянул ему выполненную работу. Нервничал немного, конечно, – а вдруг тот начнет задавать вопросы по решению? Но… снова повезло.

Марк Рудольфович бегло просмотрел записи на листе и сказал:

– Можешь, когда захочешь. Давай зачетку.

После чего вынул известную всему курсу перьевую ручку и поставил «удовл.».

– Почему три? – решил уточнить Ваня. – Тут же все правильно!

Профессор ответил не сразу. Сначала задумчиво смотрел на математические выкладки на экзаменационном листе, а потом пожал плечами:

– За шпаргалки. Еще вопросы есть?

– Нет! – бодро ответил Тобольцев и поспешил к столу забрать рюкзак. Вообще, пора было делать ноги, пока ничего испортил.

Уже у дверей он остановился и, обернувшись, сказал:

– Спасибо.

Марк Рудольфович лишь кивнул головой. Он снова читал этот лист и бормотал про себя:

– А я бы сделал не так. Очень любопытно…