Цитаты из книг автора «Дарья Сойфер»

Договорился с ассистентами, отправил Севаняна к Веронике. Он убеждал себя, что она не настолько близкая знакомая, чтобы отказаться, но отчего-то нервничал. Да и поздно было метаться. Во-первых, никто, кроме него, не стал бы заговаривать зубы Надежде Сергеевне, во-вторых, Ника вдруг так восхищенно посмотрела на него там, в неотложке… Не хотелось терять лицо. Нет, недостатка в женских восторгах у него не было. У некоторых дамочек молодой врач был чем-то вроде фетиша. Здесь, конечно, не Америка, чтобы девушки в очередь выстраивались за престижным статусом докторской жены и весомым окладом, но кое-какой романтический флер вокруг белого халата сохранялся. Больше, правда, у старушек. С ними просто чаще приходилось иметь дело. Но и молодым девушкам опыт ручного осмотра порой казался чем-то игривым и пикантным. В первые годы работы, по глупости не послушавшись коллег и не удалив страницу с реальным именем из социальных сетей, Паша время от времени получал послания от недавних пациенток. А уж медсестрам и вовсе чуть ли не по должностной инструкции полагалось бросать на врачей томные взгляды и грезить о подвенечном платье. Времени у них на это, конечно, оставалось мало, но не было случая, чтобы Паша зашел в сестринскую и остался без чашечки кофе, домашнего пирожка или радушной улыбки. Разумеется, здравым смыслом он обделен не был и потому мух с котлетами никогда не смешивал. А Бася Карташова его всегда бесила. Сам не понимал почему. Выходила гулять во двор вся из себя, в белых гольфиках. Кто вообще гуляет в белых гольфиках? Играла с другими мелкими в какую-то дурь, все время у них были альбомы с секретиками, наклейки и прочая девчачья чушь. Два хвоста, круглые щеки под челкой и деловито поджатые губы. И на него смотрела как пионер на тунеядца. И пусть он эти времена не застал, но именно такой ему представлялась советская зануда. Только красного галстука не хватало. С какой стороны ни глянь, ему следовало наплевать на ее мнение. Мелкая – раз, девчонка – два. Не сказать, чтобы она была очень толстой, но его так разозлило это сюсюканье «Басенька», что он не удержался. Да, пожалуй, погорячился. И в какие-то моменты ему даже становилось жаль ее. Но только Паша думал о том, чтобы как-то сгладить свою вину, как Ника бросала на него свой фирменный презрительный взгляд, он чувствовал себя последним нищебродом и от злости выкидывал очередной фортель. Она была не виновата, что ей так повезло с отчимом и мамой. Его и младшую сестру Катю мама воспитывала одна, как и все в девяностые, впахивала на трех работах, и вся родительская любовь выливалась в раздраженные «Ешь!», «Иди спать!», «Выключи телевизор» или «Опять двойка?! А ну, поди сюда, скотина такая!» И он шел, только не к маме, а в гаражи, где они с пацанами жгли покрышки, строили убежище и хоронили дохлого голубя. И как назло, всякий раз, когда Паша нес найденную почившую зверушку на импровизированное кладбище, ему попадалась Карташова. И смотрела на него с таким омерзением, как будто он животину сам убил и собирался съесть. А потом Паша с диким трудом окончил школу и чудом поступил в мед. Мама с недоверием относилась к сыну, который вдруг стал проводить ночи напролет за учебниками и даже бросил курить. Но боялась сглазить и не трогала. Заикнулась пару раз, что не стоит пытаться, а лучше попробовать, как сын тети Вали, на машиниста, но Паша уже сел на своего конька. И поступил. С каким-то даже остервенением. Выкусите, мол. Не ожидали?

Соседки по палате в открытую развлекались, наблюдая за суетой Надежды Сергеевны. Рядом с Никой лежала крупная дама, мать пятерых детей, которая попала в больницу с грыжей и одними тапочками, и за три дня муж, внезапно нагруженный семейными заботами, ни разу к ней не наведался. Но дама блаженствовала. Она спала, довольно всхрапывая, почти круглосуточно, просила раньше времени ее не выпускать и с аппетитом уплетала унылую недосоленную пищу. – Как же вкусно, когда готовишь не сама и знаешь, что не надо мыть посуду! – изрекала она, промакивая тарелку хлебом. – А главное – никто не вырывает изо рта и не кидается едой. У противоположной стены положили женщину из Средней Азии с прободной язвой. Она все время звонила кому-то и долго ругалась на непонятном придыхательном языке. Пила чай со странным запахом и ела, отвернувшись от всех

Вот что с ним не так? Навешать комплиментов семидесятилетней Якушевой – проще простого, а Веронику опять дразнил как мальчишка. Понимал, что не стоит, а с языка сами собой слетали глупые подколки. Обидел только и разозлил. А если она из-за этого в больницу не приезжала? Надо будет узнать, что там.

– Пал Дмитрич, подождите, – следом семенила Танюша, едва поспевая за его широким шагом. – Ну, – буркнул он через плечо. – Вам какая-то женщина звонила. Раз десять. И на пост, и охраннику. Надежда Сергеевна. Плакала, говорила, что срочно. Карташова, чтоб тебя! Что ты опять натворила? На УЗИ так и не приходила, иначе б ему сказали… Дура, вот же дура жир… Ладно, не жирная. Но до чего упертая… – Скажи, чтоб дали мой мобильный. Отвечу, как смогу. Паша спустился в приемник, толкнул дверь, шарахнув по стене. Не каждый бы так выбил ее ногой, как он – рукой. На койке жалобно постанывал Сильверстов. – Ну, наконец-то, – с облегчением воскликнул пациент. – А то мне эта дамочка заявляет, что меня пока не берут оперировать. – Пал Дмитрич, разберитесь с ним, – взмолилась Света. Исаев удивлялся ее терпению. Народ сегодня везли пачками. Аварии, пьяные драки, ножевые… Почетное второе место после Нового года. В ожоговом наверняка тоже аншлаг: шашлыки не хуже фейерверков. Света ни разу не присела, а она здесь после сокращений одна корячится. И тут нате – Сильверстов, нянькайтесь. – Я вам когда сказал сдаться в стационар? – угрожающе тихо начал Паша. – Так это… Дела всякие. У тещи ремонт, у сына экзамены. Начальник не отпускал… – И теперь мне все бросить и класть тебя на стол? – уточнил Паша. – А разве… Ну, острый же… Положено же! Я со всеми документами, не имеете права отказать… – Прекрасно, Сильверстов. Поехали. Лезь на каталку. – А штаны? – Лезь, говорю. Срочно же? Вперед. – Пал Дмитрич, может, не надо? – робко вмешалась Света.

– Ты заметила, какой он стал видный? – мама вцепилась в локоть Ники и выразительно подмигнула. – Самый настоящий врач! Для Надежды Сергеевны врачи были высшей кастой. Как всякий уважающий себя ипохондрик, она мечтала, чтобы кто-то из ее домочадцев был доктором. Дочерей пристроить в мед не удалось, оставался один вариант заиметь в семью врача – сделать его зятем. Но с Никой этот фокус не выйдет. Пускай мама лучше упражняется на Алинке, а Ника свою ставку сделала: или Марк Веселовский, или она умрет старой девой

собой… – Лучше иди, женщина. – Но Эрик!.. Правда, прости! Пойдем, посидим, выпьем… – она потянулась к нему, заискивающе

проститутка в постели мужа. Только с кольцом на пальце.

А что такое жена? – усмехнулся Марко. – Это сиделка при свекрови, нянька

все, что согревало женщину и остужало мужчину

крепкого ему иммунитета от срамных болезней.