Лизу пробрало до дрожи: «Чем же надо поливать цветы, чтобы они цвели в темноте?» Хотя она всегда верила, что мир не объяснить только наукой, одно дело верить, другое – вдыхать этот сладкий удушающий запах, чувствовать, как лепестки касаются пальцев её ног, и изо всех сил стараться не упасть в обморок. Она бы бросилась наутёк, если бы не голос Лёши, звучащий всё ближе и ближе. Идти вперёд всё-таки было лучше, чем назад.

Лиза продолжала вести рукой по стене, пусть даже та местами поросла паутиной, – пауки сейчас пугали её меньше всего.

Внезапно пальцы провалились в дыру, она покачнулась, но удержала равновесие. В этом месте в стене обнаружилась глубокая ниша. К счастью, пустая. Неспроста, ох, неспроста, она была длиной в человеческий рост. Чтобы спать или хоронить? Спать или хоронить, спать или хоронить…

Лиза помчалась вперёд, как Элли через маковое поле, и притормозила лишь там, где коридор раздваивался, как змеиный язык. Лёша звал её налево, и она знать не хотела, что прячется в правом рукаве.

Потолок, обшитый деревом, резко снизился. Лиза шла, пригнув голову, но волосы на макушке всё равно цеплялись за доски. На утрамбованном полу валялись свежие комья земли, будто кто-то обтряхнул здесь лопату. Она не сразу поняла, откуда идёт свет: окошко было прямо над головой. В стекле одно за другим мелькали лица друзей. Но как же ей выбраться?

Лиза дёрнула за ручку, и на волосы посыпалась труха, пахнул ветер.

– Вылезай давай. – По тону Лёши было понятно, что наверху тоже все перенервничали.

– Дай я, – сказал Дима, схватил её за запястья и приподнял.

Как только Лиза оттолкнулась от земли, она инстинктивно поджала ноги, чтобы никто не схватил её снизу. По щиколоткам полоснул холодок. Стукнувшись о раму коленками, она упала в жёлтую траву. Дима стоял над ней, тяжело дыша. Лиза с интересом посмотрела на его лоб, на котором от напряжения заиграли морщины, и отметила для себя, что впервые со дня приезда неделю назад, он проявил к ней какие-то эмоции. И впервые с их окончательного разрыва тоже, если так считать.

Она посмотрела на свои руки: помимо мела, на пальцах остался какой-то липкий чёрно-серый порошок. «Наверное, грязь из ниши».

Маша, оставшаяся у окошка, пинала в подвал камешки, они глухо стукались об пол.

– Прекрати! – не выдержала Лиза. – Пойдёмте отсюда, пожалуйста.

– Да уж, неплохо бы!

Маша зашагала в сторону дороги. Когда дом потерялся из виду, Лиза нашла в себе силы, чтобы говорить:

– Я думала, в подвале гнилью пахнет, сладко так… а это цветы.

– Там теплица? – заинтересовался Дима.

– Нет, прямо на полу растут.

Потом ей, конечно, пришлось рассказать всё по порядку.

– А девушку ты нашла? – уточнил Лёша.

Лиза покачала головой.

– Она ничё такая, – сказал Влад, и Маша, которая шла с ним бок о бок, переменилась в лице.

– Для тебя может и норм, а для нас старовата, – не согласился Дима.

Лиза едва не рассмеялась: подражая двоюродному брату, её бывший мог, конечно, строить из себя обольстителя, но, зная, как хаотичны Димины ухаживания, легко было предположить, что с девушками у него ни до, ни после неё не клеилось и что дома, в Казани, его никто не ждёт. По крайней мере, ей нравилось так думать.

– Я так и не понял, сколько ей лет, – продолжил Влад. – То ли двадцать, то ли сорок. Она, наверное, из тех, кто почти не стареет.

– Да поехавшая какая-то, – усмехнулась Маша. – Жить тут вообще для здоровья не полезно. У нас одноклассница была из слободки: тоже вечно куда-то исчезала, ходила через раз, несла всякую чушь.

– Лена? – уточнил Влад. – Нормальная она. Простая. Кур своих любит, ну так и что?

Лиза вспомнила, что двоюродный брат Димы и Маша окончили одну школу и оба остались учиться в керченских ПТУ. По её мнению, их тоже можно было назвать «простыми».

– Кур любит… – повторила Маша. – Здесь такая дыра, что зашибись. Прям в слободке, может, Крымский мост построят, а им вообще пофиг.

– Думаешь, мост тут будет? – удивился Дима.

За Цементной слободкой дорога изгибалась вправо и шла параллельно морю. От обрыва её отделял пустырь, поросший редким сухостоем, где в светлое время суток паслись козы и лошади, а в тёмное – останавливались приблудившиеся туристы. Оползни год за годом грызли его по краю, но никак не могли проглотить целиком. Земля у обрыва крошилась, будто песочное тесто.

– Ищите место для костра, – скомандовал Дима, который нёс пакет с едой.

Лиза шла по высокой траве, как пришибленная, без конца думая о пустой нише в подвале и странной грязи на пальцах. В душе плескалась мутная вода, не было настроения ни веселиться, ни шуметь. К тому же вечер выдался на редкость тихий. Казалось, волны отхлынули от берега Крыма и устремились к материковой России по ту сторону пролива.

Скоро она набрела на старое пепелище и окликнула Диму:

– Я нашла! Давайте тут сядем.

Кто-то уже жёг здесь костёр: трава была выполота, в золе виднелись угольки, а вокруг прогалины, словно на капище, лежали валуны. Камней как раз хватало, чтобы все могли рассесться. Дима нашёл рядом кирпичи и соорудил из них мангал, а Лёша развёл огонь с помощью рекламных флаеров, которые они взяли в супермаркете.

Лиза выдала каждому по жирной, лоснящейся сардельке, и, наколов их на веточки, все склонились над костром. Вскоре запахло душистым мясным соком. Это было куда приятнее, чем аромат подземных цветов.

– Гляньте! – Маша махнула рукой в сторону бледно-оранжевого дома, из треугольной крыши которого торчал десяток труб. – Там кусты светятся, офигеть как. Светляков полно, – она привстала.

– Не ходи туда, – предостерёг Лёша.

– Почему?

– Видишь, как они светятся? Один, а рядом второй. Один и второй. Это глаза мертвецов из земли смотрят.

– Тю блин! – вскрикнула Маша, когда её сарделька, соскользнув, упала в огонь. Лиза передала ей другую.

Лёша только пожал плечами:

– Мне брат так в детстве говорил.

«Это Слава-то, самоубийца? Нашёл кого вспомнить». Лизу пробирала дрожь, когда друг ставил в пример брата. Разве можно верить на слово человеку, который так кончил? Это всё равно, что слушать, как её мать рассуждает о семейном счастье.

– Из-за вас весь вечер через одно место, – пробурчала Маша.

– Вечно ты недовольна, – заметил Влад.

– А ты… ты вечно на меня гонишь!

Лиза отвела глаза. «Что-то между ними негладко».

Какое-то время слышался только хруст одноразовых тарелок из дешёвого пластика и шум прибоя. Лиза сидела спиной к морю, чтобы не сводить глаз со слободки.

– Знаете, мне до сих пор жутковато. Может, клин клином? – предложила она. – Лёша мне одну страшилку рассказывал… Или ты не хочешь?

Они обменялись взглядами: Лиза уже испугалась, что сболтнула лишнее, как в случае с Машей, но друг, судя по его грустной улыбке, не обиделся. Он многое спускал ей с рук.

Лёша отложил ещё горячую сардельку на тарелку и придвинулся ближе к огню, чтобы даже тем, кто сидел напротив, было слышно:

– Ладно, расскажу, но это не страшилка. Чистая правда. Это произошло с моим дядей, когда он ездил в Карелию, и дяде я верю. Точнее, верил. Плюс знаю тех, кто мог подтвердить некоторые факты.

Подбирая слова, Лёша стал крутить намотанные на запястье чётки, и, засмотревшись, Лиза пропустила половину рассказа. Но эту историю она знала по памяти.

Поодаль от центра Петрозаводска есть покрытый лесом холм, который местные жители называют курганом, хотя вряд ли кто-то похоронен под его кровом. У его подножия течёт неглубокая река, волны которой красные, как вишнёвый сок. Вода в ней пенится, будто это горный поток. Через реку переброшен деревянный мост, а за ним начинается грунтовая дорога, которая поднимается на холм. Её пересекает лента асфальтированного шоссе, ведущего к горнолыжной базе на самой вершине.

Дядя оказался на этом присыпанном опилками спуске в июле, незадолго до темноты, и к тому же один: он искал троллейбусную остановку, а женщина, встретившаяся по дороге, заверила его, что за курганом проходит трасса.

Добравшись до моста, дядя остановился, чтобы взглянуть на алую воду в свете занимающейся луны, и на секунду ему показалось, что в реке, помимо месяца, отражается ещё какой-то свет. В пене покачивались три неровных пятна. Белые лучи шли откуда-то с противоположного берега.

Он решил, что, должно быть, кто-то поставил лагерь у воды, и в сторону реки бьёт свет их фонарей, потому не обратил на это особого внимания и пошёл по лыжной трассе.

Опилки шуршали под ногами, ветер веял влажной прохладой, и всё бы ничего, но по левую руку, среди деревьев, мелькал тот самый свет. Сперва дядя подумал, что ещё недостаточно отошёл от реки, потому кажется, будто блуждающие огни следуют за ним по пятам.

Но чем выше он поднимался, тем ближе становилось свечение, и у него начали шалить нервы.

Дядя ускорился, однако лесополоса никак не кончалась, а подъём становился всё тяжелее. Он хотел выйти к асфальту, где, как ему казалось, было безопаснее, но за пару метров до цели из-за ближайших деревьев появился ослепляющий свет.

Дядя мало что запомнил: лишь как жгло кожу над солнечным сплетением.

Когда он наконец вышел к остановке, минуло уже трое суток. Друзья организовали поиски и даже поднимались на курган, но не нашли там ни следа. Сам дядя мог рассказать лишь, как прислонился к дереву, пытаясь противиться боли, и сполз по стволу на землю…

– И всё? – перебила Маша. – Больше ничего не помнит?

– Ничего, – подтвердил Лёша.

Друг замолчал, о чём-то задумавшись, и кое-кто даже решил вернуться к еде, когда он добавил:

– Но дядя умер через два месяца. Лёгкие отказали.

– Курил? – спросила Маша.

– Да, может и так.

Лёша всегда был скуп на слова. Трое из компании уже жевали сардельки, а Дима пошёл к общему пакету с продуктами, чтобы раздать сладости, но Лиза всё ещё смотрела на друга, ведь знала: он не закончил. В этот раз история звучала немного иначе: раньше он не упоминал, что фонарей было три. «И сейчас что-то недоговаривает».

– Может и так, – повторил он, – но потом дядя часто видел огни во сне. И за окном.

Когда Лёша замолчал, тишина держалась ещё несколько минут: никто не решался заговорить, но главное – о девушке из слободки они и правда на время забыли.

Перед тем как отправиться домой, Маша предложила освежиться в море. Пока парни тушили костёр, Лиза подошла к краю обрыва и с опаской осмотрела уступы. Даже днём желающих искупаться в районе Бочарки было немного (в основном сюда ходили слободчане и жители ближайших городских кварталов). Ночью же пляж выглядел враждебно. В свете луны проступали блестящие от воды камни.

Они стали спускаться по тропинке. Дима хлопнул Гришу по спине и крикнул: «Будет круто!». Тот потянул за края футболки, чтобы снять её через голову, но быстро передумал. Только Лёша, в чьих глазах ещё пылали отблески костра, ринулся к воде, едва смотря под ноги.

Сделав пару шагов вслед за ним, Лиза намочила и перепачкала босоножки. Как и остальные, она решила не купаться: на берегу было безопаснее, особенно при сегодняшнем везении.

Лёша сунул ей свою одежду.

– Ты уверен, что стоит?

– Да я ж пешочком, как Иисус.

– Очень смешно.

Кое-как, поскальзываясь на водорослях, Лёша преодолел полосу камней. Со спины он сам походил на обломок скалы, который из-за оптической иллюзии плывёт по волнам. Друг распростёр руки, то ли балансируя, то ли пытаясь объять ночь.

Послышался всплеск. Ещё один. Лёша обернулся. И хотя в темноте многое было не разобрать, черты его лица исказило что-то тревожное. Лиза не сразу поняла, что он пытается бежать, выбрасывая колени над водой. А когда поняла, волны шумно разошлись, и тело хлопнуло по поверхности.

Спустя миг Лёша встал, так и не издав ни звука, но теперь в походке было что-то новое, будто перекос на одну сторону. Лиза передала его одежду Маше, скинула босоножки и вбежала в воду. Друг остановил её резким жестом.

– Я упал, – тихо пояснил он, и слова почти сразу заглотил ночной ветер.

– Поскользнулся? – Лиза постаралась спросить со смешинкой, однако нотка беспокойства всё равно проскочила в её голосе.

– Я видел, видел огни. Три, сначала вдалеке, потом ближе.

– Это же Тамань светится!

– Может и так, – сухо ответил он.

Купание не задалось, потому друзья решили вернуться домой. Они уже всходили по тропинке на холм, когда Лиза ахнула, заметив, что из Лёшиной коленки струится кровь.

– Приложился об камень, ничего страшного, – отмахнулся он и, не разжимая кулаков, пошёл дальше. – В чужие дома за бинтами заходить не будем.

Лёша, хотя храбрился, скоро начал отставать. В темноте ориентирами им служили только огни города вдали и охранные прожектора у резервуаров с газом. Вокруг друга всегда витало чувство безопасности, потому Лиза не боялась, что остальные уйдут далеко вперёд. Они ненадолго остановились, чтобы он мог утереть кровь оставшимися флаерами. Алая струйка, преодолев щиколотку, стекала к шлёпкам.

Лиза заметила, как что-то золотое блеснуло у Лёши в кулаке:

– Что там у тебя?

Друг смерил её долгим взглядом, не спеша отвечать.

– Упав, я нащупал на дне монету, – наконец сказал он.

– Советская?

– Нет, кажется, старше. Здесь лев, а с другой стороны цветок. – Лёша раскрыл кулак, показывая находку.

Лев был выполнен очень искусно (прощупывалась каждая прядь его гривы), а цветок, напротив, схематично – шестью расходящимися лучами. Всю дорогу домой у Лизы перед глазами стояли их очертания, подсвеченные белым пламенем луны.