– Да. Надо же матери помогать. Зимой во время учебы я работаю по вечерам барменом в одном клубе. А иногда танцую там, когда кто-нибудь из танцоров болеет.

– Сколько тебе лет, Мигель?

– Двадцать один.

– О, да ты уже совершеннолетний! – воскликнула с долей усмешки Марина и скосила взгляд на парня.

– А то! – ответил тот, с вызовом дернув подбородком.

Ей стало легко и весело. Мигель был частью этого маленького рая. Такой же естественной частью, как солнце и море, как пальмы, как морской бриз и скользящие над волнами чайки. Ему можно было радоваться, как солнцу и золотому песку. Им можно было наслаждаться, как ласковым морем и теплым ветром. Словно почувствовав ее настроение, Мигель взял Марину за руку и повел вниз по лестнице на песчаный пляж.

– Пойдем погуляем по кромке прибоя. Люблю бродить босиком по воде.

Они шли по краю берега, медленно удаляясь от шумной городской суеты. Марина сняла босоножки и несла их, легко покачивая, в одной руке. Вторую руку она так и не забрала, и та уютно покоилась в теплой ладони ее спутника. Волны лизали их босые ноги, пенясь и с шипением откатываясь назад.

Уже предчувствуя, что эта прогулка не окончится по-детски невинным держанием за ручки, Марина внутренне посмеивалась и гадала: что же и как он сделает? Она легко призналась себе, что хочет, безумно хочет почувствовать вкус его губ. Веселое азартное любопытство приятно щекотало внутри, и лукавая улыбка не сходила с лица. Она чувствовала себя юной студенткой, очарованной, предвкушающей…

Они уже далеко отошли вдоль берега от окраины городка. Песчаная полоса значительно сузилась, а слева тонули в густой тени темные громады деревьев. Шелест волн перекликался с шуршанием ветра в кронах. Вдруг очередная волна со странной яростью бросилась на берег, обдав фонтаном холодных брызг гуляющую парочку. Марина вскрикнула от неожиданности и отшатнулась от воды, тут же попав в объятия Мигеля…

Руки его оказались неожиданно сильными, а губы настойчивыми, жадными. Он слишком долго сдерживал себя, и робкая нежность первого свидания оказалась скомкана и отброшена, сразу уступив место жаркой страсти. Он подхватил ее обеими руками и, сделав пару шагов, прижал к стволу дерева. Босоножки выскользнули из руки и упали в песок.

Он целовал и целовал, не давая передохнуть, опаляя изнывающим от внутреннего жара телом. Уже задыхаясь, Марина уперлась ладонями в его грудь и слегка отодвинулась.

– Постой, – почти простонала она, – сбавь обороты, Мигель! Ты сумасшедший.

– Да, ты сводишь меня с ума, – и снова попытался поцеловать, но она прижала палец к его губам.

– Не так быстро, мой мальчик, а то я задохнусь.

Тогда он стал покрывать мелкими, но жгучими, как огонь, поцелуями ее шею, от чего волны сладкой истомы потекли по всему телу, и Марина чуть не застонала.

– Оказывается у тебя многогранный талант, Мигель, – усмехнулась она, чувствуя, как пылают от поцелуев губы, – ты умеешь не только виртуозно танцевать, но и не менее виртуозно целоваться.

Уголки рта его дрогнули в усмешке. Не рот, а погибель!

– Я много чего умею, керида, – прошептал он доверительно и легонько куснул мочку ушка. – Хочешь, покажу?

Дерзкая рука скользнула по ее бедру вверх, задирая подол платья, и, нащупав резинку трусиков, замерла.

– Хочешь? – повторил, испытующе глядя прямо в глаза. И в глубине его глаз полыхал, все более разгораясь, странный темный огонь.

Надо было оттолкнуть наглеца, рассмеяться ему в лицо и послать куда подальше. Но кожа его была такой теплой и гладкой, так пахла солнцем, нагретым песком и морской солью, что Марина прошептала, пугаясь собственной смелости: «хочу». Рука тут же скользнула вниз, увлекая за собой тонкую полоску кружевных трусиков.

Он опустился на колени, согнул ее ногу и поставил себе на плечо. Она прижалась спиной к шершавому стволу дерева, вцепившись одной рукой в густые шелковистые кудри, а другой прижимая к себе скомканный, смятый подол. И откинула назад голову, блаженно закрыв глаза.

В шелесте листвы угадывались шепотки досужих сплетниц: «Бесстыжие!». Луна любопытным круглым глазом подглядывала сквозь кружевную вязь крон и ухмылялась. Море, волна за волной, пыталось подобраться поближе к любовникам, но сил не хватало, и волны откатывались назад, разочарованно шипя и оставляя на мокром песке ошметки пены, словно обрывки нижних юбок.

Наслаждение было таким острым и таким запретным, что в глазах темнело, а голова шла кругом. Вздохи и тихие стоны растворялись в шуме прибоя, не оставляя следа. Забыв про подол, Марина вцепилась сведенными судорогой пальцами в складчатую кору дерева. И когда сдавленный вскрик выпущенной на волю птицей улетел в бескрайнее море, силы оставили ее, и она медленно опустилась на колени рядом с Мигелем.

Он тут же припал губами к ее губам, и у поцелуя был вкус ее собственной плоти. Когда оба отдышались, Мигель поднялся на ноги и тихо произнес:

– Теперь ты, керида, – едва заметное движение рук и шорты скользнули по узким бедрам вниз.

Марина отшатнулась в испуге и возмущении (чтобы она какому-то малознакомому бесстыжему мальчишке!..), но его ладонь легла ей на затылок. Она упрямо сжала зубы.

– Ну же, керида… – ласково прошептал он.

Ладонь не давила, не требовала, просто ждала. То, что предстало ее взору было достойно если не восхищения, то глубокого, очень глубокого уважения. Марина подняла глаза на Мигеля и сразу почувствовала себя рабыней-наложницей. Он смотрел на нее сверху вниз спокойным и властным взглядом магрибского шейха. И власть эта была такой безграничной и такой мучительно сладкой, что она разжала зубы…

Ей хотелось знать, что он чувствует. Но она ничего не слышала, ни вздохов, ни стонов, только его тяжелое дыхание. Только под ее ладонями ритмично то напрягались, то расслаблялись мышцы бедер. И лишь когда еле заметная судорога пробежала волной по его телу и, скорее, шумный выдох, чем стон, сорвался с его губ, она почувствовала такую освобождающую душу радость, сокрушающую все ненужные барьеры, все границы, что тихо и счастливо засмеялась.

Потом они долго еще целовались, приходя в себя, спускаясь с облаков, возвращаясь к действительности. И смешанный вкус ее и его плоти на губах пьянил сильнее крепкого вина, кружил голову, сводил с ума.

– Это безумие, – шептала Марина ощущая, как в глубине его груди мощно пульсирует сердце, – мы оба сумасшедшие.

– Да, керида, – шептал Мигель, прижавшись влажным от пота лбом к ее лбу, – и мне это нравиться.

Но, сломав, сокрушив границы и запреты, неодолимо хотелось пройти дальше, узнать, что там за этими границами? И с языка сорвалось:

– Пошли ко мне на яхту.

– Пошли, – тут же согласился Мигель и легко поднялся на ноги, – только медленно, а то я упаду. Что-то меня шатает…

Прихватив ее босоножки, они шли вдоль берега в обратном направлении, обнимаясь и весело болтая о всяких пустяках. Но новая волна желания уже подкатывала, приближалась, грозя захлестнуть, затопить обоих прямо на берегу. И тогда оба подхватывались и бежали бегом, утопая босыми ногами в мокром песке, чуть не падая и задыхаясь от счастья.

В темноте с трудом отыскали «Морскую звезду» среди десятка подобных белоснежных красавиц. Перепугали мирно дремавшего на вахте дежурного матроса, прогрохотав голыми пятками по трапу.

– Осторожно, не споткнись! – громким шепотом предупредила Марина.

Но он, конечно, споткнулся и оба чуть не свалились кубарем с лестницы и, зажав рты руками, чтобы не расхохотаться в голос, на цыпочках поднялись на верхнюю палубу, проскользнули в коридор и распахнули дверь ее каюты. Теплый сумрак и аромат цветов заполнили просторную комнату. Очертания мебели были смутными и расплывчатыми. Но огромную кровать, занимавшую почти половину каюты, невозможно было не увидеть. И оба, сцепившись в жарком объятии, рухнули на еще прохладные простыни, срывая друг с друга одежду и теряя остатки разума.

А когда первая волна острого, невыносимого наслаждения сконцентрировалась в глубине тела, сжалась в пульсирующую точку, а потом взорвалась вспышкой слепящего белого света, Марина закричала, забилась пойманной рыбкой так, что ему пришлось придавить ее всей своей тяжестью, зажав ее рот ладонью.

– Чшш, нинья, не так громко, – прошептал он, щекоча дыханием ухо, – если будешь так кричать, то кто-нибудь прибежит тебя спасать или вызовет полицию. И меня посадят в тюрьму. Скажут, что я тебя замучил.

Он приподнялся на руках и смотрел на нее веселыми, сверкающими во тьме глазами.

– Так и есть, – ответила она, немного успокоившись, и чувствуя, как его горячий и влажный от пота живот прижимается к ее животу, такому же горячему и влажному, – замучил, ты меня совсем замучил.

Она провела острыми ноготками по его длинной мускулистой спине, но нежно, не царапая, не причиняя боли, как сытая львица после удачной охоты, и добавила:

– Но в тюрьму пойдем вместе. Как думаешь, нам дадут отдельную камеру?

– Ага, – засмеялся Мигель тихим счастливым смехом, – с большой кроватью. – И вдруг перекатился на спину, увлекая ее за собой…

Марина не смогла бы сказать, что больше сводило с ума: его гибкое, как у кошки, и мускулистое тело или словечки, что он шептал ей на ушко, то интимно-нежные, то бесстыдно-откровенные. До самой зари они, как два бойца, вели непрерывную любовную битву, не тратя время на перемирия и то и дело бросаясь в новую атаку. И какая-то дикая, животная радость наполнила каждую клеточку ее тела.

А когда за окном густая синева неба стала разбавляться оттенками зеленого и фиолетового, Мигель со стоном сожаления откинулся на подушки и прошептал:

– Мне пора, керида.

Марина приподнялась на локте и уставилась на своего юного любовника. Они оба вымотались до изнеможения, до сладостной дрожи в руках и ногах. Но она ничего не имела против того, чтобы проспать в его объятиях до утра.

– Куда ты пойдешь?

– Домой. – Собрав последние силы, Мигель повернулся на правый бок, медленно сполз с кровати на пол и стал шарить руками по полу, в поисках своей одежды. – Хуанита наверняка отправилась гулять со своим Хорхе, не предупредив маму. Если еще и меня не окажется дома утром, будет большой скандал. И больше всех достанется мне, как старшему.

Он наконец нашел свои шорты и стал одеваться, взблескивая в темноте черными, как маслины, веселыми глазами.

– Да ты, оказывается, маменькин сынок! – с насмешкой фыркнула Марина.

– Нет, просто не хочу ее расстраивать. Мама – это святое, тем более она у меня одна.

Мигель натянул рваную майку, не сразу попав в рукава, и снова склонился над Мариной, даря нежный поцелуй на прощание. Ох уж эти губы… Вроде бы уже и сил никаких нет, а от одного прикосновения где-то в глубине тела снова рождается волна сладостной дрожи… Она обеими руками взъерошила ему волосы.

– Как же ты попадешь домой незаметно? – спросила она.

– Влезу в окно! – беспечно ответил Мигель.

Марина улыбнулась. В этом парнишке забавно сочетались сильная мужская харизма и совершенно детская, мальчишеская тяга к шалостям, причем, далеко не невинным шалостям.

– Я приду вечером к «Морскому черту», – пообещала она.

– Нет, не приходи, – ответил Мигель, замерев у двери, – а то я совсем работать не смогу. Лучше я приду к тебе после работы, часов в девять. Хорошо?

– Хорошо.

Но он не уходил, медлил, уже держась за ручку двери. Непреодолимо тянуло назад. Он вернулся и снова припал в поцелуе к ее губам, а его дерзкие руки заскользили по ее обнаженному телу. Марина игриво оттолкнула его и засмеялась:

– Иди уж, герой любовник! – нащупала рукой подушку и запустила ему вдогонку. Подушка шмякнулась о закрывающуюся дверь и сползла на пол.

«Господи, как хорошо!» – думала Марина, разметавшись на смятых, скомканных простынях, с изумлением понимая, что этот мальчишка за каких-то пару дней сумел вернуть ей ощущение радости и полноты жизни. Было ли ей когда-нибудь так же хорошо? Пожалуй, нет. Даже тот, полустертый из памяти, эпизод двадцатилетней давности, когда они с Лернером занимались любовью на скрипучей железной кровати в убогой общежитской комнатенке, был пронизан не столько ощущением безудержного счастья, сколько острым чувством опасности, что вот сейчас резкий стук в дверь возвестит о том, что кто-то из его соседей вернулся не вовремя.

И потянулись дивные сказочные дни, сменяемые не менее дивными сказочными ночами. До полудня Марина валялась в постели, отдыхая и нежась, прислушиваясь к отголоскам страсти и безумного наслаждения в собственном теле, будто с некоторых пор в нем поселилась музыка. Потом вставала, приводила себя в порядок и отправлялась на берег бродить по залитым солнцем улочкам курортного городка. Она доходила до самых окраин, с любопытством заглядывая за зеленые изгороди в крошечные уютные дворики, и задавая себе вопрос: не в этом ли симпатичном домике под черепичной крышей живет ее юный любовник?

Как только начинала спадать жара, Марина выбирала какое-нибудь приглянувшееся кафе или милый маленький ресторанчик и неспешно обедала, наслаждаясь вкусом испанской кухни. К вечеру незаметно для себя она неизменно оказывалась недалеко от «Морского черта» и, не справившись с искушением, все-таки заходила в рыбацкую хижину и заказывала привычный «мохито», садилась в уголке, стараясь быть незаметной, и слушала доносящуюся от террасы музыку. Долго боролась с желанием слиться с толпой любопытных зрителей и посмотреть на танцующего бога. Какое-то время борьба была успешной, но в конце концов битва оказывалась проигранной, и она выходила на пляж, и, прячась за чьей-нибудь широкой спиной, тайком наблюдала за Мигелем и Хуанитой.

Тайное подглядывание за танцующей парочкой было не менее возбуждающим, чем сама бачата с виртуозным танцором. К концу выступления Марина уже не скрывалась, выходила вперед под удивленные и счастливые взгляды его черных глаз, внутренним женским чутьем безошибочно улавливая нетерпение, сжигающее изнутри смуглого красавца. А потом они вместе, взявшись за руки, как дети, бежали к причалу, где покачивалась на волнах в ожидании их изящная белоснежная «Морская звезда». И тело ее уже звенело, уже вибрировало, как струна, в ожидании прикосновения рук искусного музыканта.

Долгие часы, проведенные в его страстных объятиях, были подобны магическому ритуалу, наполняющему ее тело вечной молодостью, оживляющему душу. Наслаждение, горячее и острое, с терпкой горчинкой морской соли, пенилось и играло, казалось, в каждой клеточке ее тела. А душа пела, взлетая в высокое небо и парила вместе с чайками над темным зеркалом воды, окончательно сбросив с себя остатки грустных переживаний и сомнений.

Среди ночи, устав от непрерывных ласк, они выходили с Мигелем на палубу, натянув на себя что-нибудь из одежды, и любовались звездным небом.

– Смотри, – шептала Марина, задрав голову, и чувствуя затылком его плечо, – Млечный путь. Он и правда похож на дорогу, по которой ехала телега с молоком, да неосторожный возница расплескал все молоко.

– Да, точно, – соглашался Мигель, обнимая ее обеими руками и целуя в макушку. – И как в этих звездных скоплениях древние звездочеты смогли выделить отдельные созвездия, да еще и дать им такие романтические названия? Созвездие Гончих Псов или Волосы Вероники, созвездие Лиры, Волопаса…

– Да, древние тоже были романтиками. А видишь ту яркую голубую звезду? – Марина поднимала руку и указывала на мерцающую на синем небесном бархате светлую искорку. – Наверное, это Сириус – альфа Большого Пса.

– Почему ты думаешь, что это именно Сириус? – Мигель ласково проводил ладонью вдоль ее вытянутой руки и обхватывал нежными пальцами ее кисть.

– Не знаю, мне так кажется… Сириус – самая яркая звезда на небе.

– Если бы я был звездочетом, я бы обязательно открыл новое созвездие и назвал бы его «Руки Марины». Потому что твои руки, керида, такие красивые, изящные, нежные… Мне все время хочется их целовать.

– Мигель, ты можешь думать о чем-нибудь серьезном? – весело фыркала Марина, заранее зная ответ.

– Нет, совсем не могу, – каялся Мигель с притворной грустью, – я могу думать только о тебе. Сам не знаю как, но ты стала самой яркой звездой на моем небе.

«Говори, говори, милый лжец! – думала Марина, закидывая руки назад и обнимая его за шею. – Эта ложь для меня так целительна»…Его губы начинали скользить вдоль ее плеча, подбирались к нежной шее, касались ушка. И Марина с удивлением и радостью ощущала, как в ответ на эту нехитрую ласку, в ней снова просыпается страсть. «Боже, что со мной? Я готова раствориться в нем…» – пугалась она силы собственных желаний. В следующую секунду губы ее уже таяли от поцелуя, голова шла кругом, а палуба ускользала из-под ног. А над ними в темном небе сверкала и переливалась млечная река. Звезды отражались в глянцевом зеркале воды и казалось, что они одни – совершенно одни – в самом центре Вселенной…

Примерно через неделю, зайдя в очередное кафе, Марина наткнулась на попивающую в одиночестве коктейль Люсинду.

– Ты еще здесь, Маришка?! – искренне удивилась подруга и, подхватив стакан с ядовито-синим содержимым, пересела за столик к Марине. – Я была уверенна, что «Морская звезда» уже где-то в районе Картахены. А мы вот тоже задержались в этом райском уголке. Герман с Альбиной пригласили нас пожить немного у них. Они снимают тут маленькую виллу. Прикинь, моя Маруська заразилась любовью к сальсе! Скачала из сети видеоуроки и целыми днями тренируется перед зеркалом, крутит своей толстой попой.

Марина недовольно нахмурилась:

– Прекрати шпынять бедную девочку! Она вовсе не толстая. Вот увидишь, разрастется немного и станет настоящей красоткой. И сальса ей в этом непременно поможет, научит красиво двигаться.

– Я, кстати, хотела попросить у тебя адресок твоего учителя танцев для Маруськи. – Не отреагировав на упрек подруги, заявила Люсинда. – А потом передумала. Слишком опасно! Еще влюбится моя дурында в этого знойного красавчика, что совсем не сложно, и будет страдать. А я же не враг собственной дочери. Кстати, как у тебя с ним? Неужели сумела удержаться от искушения?

Под пристальным взглядом подруги Марина покраснела и опустила глаза.

– Нет, Люся, не сумела.

– Ну и молодец! – в голосе Люсинды прозвучало искреннее одобрение. – Один раз живем на свете! Ну, рассказывай.

Поставив локти на стол и устроив подбородок в раскрытых ладонях, Людмила уставилась на подругу горящими глазами, затаив дыхание.

– Что рассказывать?

– Ну, какой он в постели? Высший класс, да? Вот пусть теперь пассия твоего Лернера кусает локти от зависти! Рассказывай, Маришка, в подробностях. Слушаю в оба уха. Я страсть, как люблю эротические истории.

– Да иди ты, Люська! – огрызнулась Марина, еле удержавшись, чтобы не треснуть папкой с меню по нахальной физиономии записной сплетницы. – Не буду я тебе ничего рассказывать. Обойдешься.

– Ну и ладно! – Ничуть не обиделась Люсинда и принялась за свой коктейль. – У меня у самой богатое воображение и жизненный опыт. Легко могу представить, как вы там развлекаетесь и чем. Только вот мой тебе совет, подруга, – лицо Люсинды внезапно стало совершенно серьезным: – пора заканчивать эту интрижку. Как говориться, хорошего понемногу. Потешила тело, дозу адреналина получила и – пора сматывать удочки и сниматься с якоря. Ты же не собираешься торчать в этой дыре вечно? К хорошему лучше не привыкать, а то потом синдром отмены замучает. Заплати ему деньги и плыви дальше на своей «Морской звезде».

– Какие деньги?.. – растерялась Марина.

– Обыкновенные. Ты ж не думаешь, что он с тобой из чисто романтических побуждений время проводит?

Марина отодвинула от себя тарелку с едой, к которой так и не притронулась. Аппетит совершенно пропал.