Мои действия не остались без внимания, Никитин разозлился пуще прежнего:

– А ты к нему, да?

– Не угадал. Я тоже спать и видеть сны.

Я поднялась и протянула ему руку. Он демонстративно отверг мою помощь, оттого встать на ноги смог не сразу. Но, надо отдать ему должное, таки справился с гравитацией и даже не рухнул с лестницы.

К моменту нашего появления на улице такси уже стояло у парадной. Однако уезжать он не желал. Немного попрактиковавшись в казуистике, мы все же простились. Никитин уже почти залез в салон, когда, резко схватив меня за руку, дернул на себя. Будь он кем-нибудь другим, я бы двинула ему коленом по самому дорогому. Но пришлось сдержаться. Больно сжимая мое запястье, он заявил:

– Я знаю кто ты.

– Супер. А я кто ты.

Никитин засмеялся тихо и грустно. Прижался щекой к моей щеке и прошептал едва слышно на ухо:

– Спокойной ночи, Мэри.

Сомнений нет, он почувствовал, как я задрожала. Отстранился и с видом покорителя разом всех вершин уселся в такси.

Он считал себя победителем, не ведая, что теперь для него нет пути назад.

Достав из кладовой плетеное кресло, я перетащила его на балкон. Пила чай с лимоном и неотрывно смотрела на мирную гладь Невы. Настроение мое было наисквернейшим. И даже дорогие сердцу виды не могли этого исправить.

За последние сутки я спала не больше пары часов, но усталость не ощущалась. Все перекрывал адреналин.

Наверное, так чувствует себя режиссер, месяцами готовивший премьерный спектакль. Все отточено, все продумано. Все летит к чертям…

Даже самые тонкие расчеты, самые искусные планы не дают гарантии успеха. Победа призрачна как для опытного царедворца, так и для интригана, делающего первые шаги на опасном поле. Все мы дети удачи, рабы ее прихотей.

И в конечном итоге, все, что остается нам – слепо следовать планиде. Либо принимать бой. Я всегда выбирала второй вариант. Не изменю привычке и сейчас.

Трель дверного звонка эхом пронеслась по пустой квартире. Я бы предпочла притвориться, что меня нет. Но подобное в сценарий не вписывалось – пришлось нехотя подниматься и встречать визитера.

За дверью стоял Никитин. Последняя надежда на то, что все разрулится само собой, сдохла окончательно. На его красивом лице решимость, губы сжаты упрямо, глаза мерцают недобрым блеском. Посторонившись, давая ему дорогу, я сказала:

– Будь моим гостем.

Забыв даже разуться, он прошел на кухню и по-хозяйски уселся за стол. Я молча, чувствуя его жгучий взгляд меж лопаток, заварила кофе. Поставив фарфоровые чашки на стол, села напротив. Посмотрела в ожидании, давая ему возможность заговорить первым. Последний шанс соскочить с опасной темы.

Однако мой недобрый друг решил прогуляться по минному полю. И это был целиком и полностью его выбор. Увы, повлиять на его решение, не переступив через себя, я никак не могла. Ровно как и остановить его.

– Шикарно выглядишь.

– Ага.

– Как спала?

– Аки агнец.

– Одна?

– Без тебя.

– Специально меня злишь?

– Специально напрашиваешься?

Никитин отвернулся, раздраженно забарабанил пальцами по столешнице. Я пила свой кофе, стараясь не обращать внимания на дробь, бьющую по нервам наотмашь.

– Сколько мы знакомы, Сара?

– Видимо, недостаточно долго, чтобы избежать подобных разговоров.

– Скажи честно, – сверкнул глазами он. – Не помнишь.

– Скажу честно – лень считать.

– Врешь. Как обычно!

– Ты льстишь мне, милый. Я слишком ленива для вечной лжи.

– А я ведь помню…День нашей первой встречи. Во всех деталях. Каждое слово. Каждую твою улыбку.

– Круто. И бесполезно.

– Шесть лет, почти шесть лет прошло с того дня. А я все надеюсь, все жду, что ты откроешь глаза, что все переменится…

– Что именно должно перемениться?

– Все!

– Лаконично.

Никитин вскочил, пылая жгучим гневом. Задел стол, от чего бабушкина чашка подпрыгнула на блюдце и перевернулась. Я бросилась за тряпкой, вытирая некрасивую обжигающую лужу, старательно не замечала его взгляд. Хорошо, что здесь нет Розы. Загубил бы вражина одну из ее накрахмаленных белоснежных скатертей с ручной вышивкой по кайме. А так лежат они спокойно на полке шкафа, и это очень хорошо.

– Пока ты была с ним, я мог лишь мечтать о тебе. Я всегда отлично знал, что ты не из тех, кто смотрит на других. К тому же, он ведь первый тебя встретил. Все было честно. Но уже полгода как ты оставила его. И что же?! Теперь ты с этим…с этим… ничтожеством!

Я посмотрела на него пристально и спросила глухо, ибо меня достала эта мелодрама:

– А ты лучше?

Никитин побелел. Я кивнула на его кисти с разбитыми в кровь костяшками:

– Что с руками?

– Не твое дело!

– Ага, не мое. Так может, и ты не в свои дела лезешь?

Повисло тяжкое молчание. Никитин сверлил меня взглядом. Неожиданно на его лице появилась улыбка. Наверное, тогда-то я и поняла, что он действительно может быть опасен. Увы, не обманулась.

Перегнувшись через стол, он склонился ко мне. Я не шелохнулась. Прошептал:

– Не забывай, я знаю, кто ты.

– Повторяешься.

– Не играй со мной, Сара. Или тебе больше нравится Мэри?

– Мне больше нравится в тишине и спокойствии.

Никитин тихо засмеялся и откинулся на спинку стула. Вновь побуравил меня взглядом. Улыбка больше не сходила с его губ. И была она поганее некуда.

– Я тут покопался в интернете, взломал пару сайтов…все, как обычно. Сама знаешь. Так вот, попалась мне на глаза биография твоего отца. Точнее, маленький ее фрагментик. На остальное и претендовать нет смысла, она засекречена так, что самый умный из нас добраться не сможет.

Познания Никитина о моей семье все же впечатлили. Отец был сродни призраку. Даже шепотом его имя старались не произносить, боясь потревожить мятежный дух, старую рану.

За пределами семьи никто не знал кто он. Так было всегда. Однако Никитин разнюхал.

Память услужливо подкинула воспоминание годичной давности. Я приехала в Петербург на похороны бабушки, матери отца. Об истинной цели моего визита никто не знал, как и о том, что в офис я явилась прямиком с поминок. Этой же ночью я улетала в Тель-Авив, посему взяла некоторые вещи бабушки с собой. Все, что хотелось оставить на память, я отправила курьерской доставкой. Но некоторые вещи все же не рискнула отправлять с чужими людьми. Награды отца, его фотографии, я взяла с собой. Были среди прочего и некоторые бабушкины документы. Узнать по ним кто она, а также имя ее единственного сына, труда не составило бы. Однако для этого необходимо было залезть в мою сумку и изрядно покопаться в ней. Что ж, надо быть внимательнее к своим вещам. И «друзьям».

– Почему он не дал тебе свое имя? Боялся, что многочисленные враги отыграются на единственной дочери?

Я предпочитала молчать, пытаясь понять: куда он клонит, как много знает. Все попытки разбивались о его неуемную энергию и буйную фантазию.

– Оказывается, в своем мире он был легендой. Ближний и Средний Восток исходил вдоль и поперек. За руку здоровался с президентами, вытаскивал из-под пуль менее удачливых соратников по ГРУ. Сколько языков он знал? Арабский, Иврит, Фарси…что-то упустил?

Пять. Отец знал пять языков. И каждым владел столь же свободно, как и родным русским. А хоронили его в закрытом гробу, присвоив звание героя посмертно. Но в присутствии Никитина говорить о нем было невозможно – казалось предательством.

– Должно быть, ты решила пойти по его стопам?

– Подтянуть языкознание?

– Не играй со мной, – зло прошипел Никитин и вновь неприятно близко наклонился ко мне. – Я все про тебя знаю!

– Ты уже говорил. Я не забыла.

– Считаешь себя неуязвимой?

– Считаю, что ты тратишь мое время зря.

– Напрасно ты веришь, что твои высокопоставленные друзья в погонах заступятся за тебя!

– О каких именно друзьях идет речь?

– Черт! Да прекрати ты паясничать! –не выдержал он. – Признай уже, ты скомпрометирована! Сара Гольден, гражданка Израиля, и Мэри Родионова, гражданка США, – все это ты!

– Ага, два в одном. Шампунь и бальзам в одном флаконе.

Никитин сжал зубы в глухой ярости. Должно быть, ему стоило великого труда не разнести здесь все. Однако он все же сумел сдержаться. Я же наблюдала за ним без особых эмоций, со странной смесью удивления и брезгливости.

– На кого ты работаешь? На ГРУ, как и твой отец? ФСБ? Ты двойной агент?

– Почему бы и не тройной?

– Не смей ерничать! Один мой звонок куда следует, и не сносить тебе головы!

Я усмехнулась. Никитину в самую пору подумать о себе. Но мозги его, как и инстинкт самосохранения, похоже, окончательно отключились.

Я сказала спокойно:

– Потратив немало времени и сил на поиски скелетов в моем шкафу, ты явился в мой дом со сказкой о шпионах. Сюжет интересный, не спорю. Но куда интереснее зачем ты рассказываешь мне все это?

Неожиданно Никитин сменил амплуа. В голосе послышались слащавые нотки, взгляд стал заискивающим.

– Я тебе не враг, Сара.

– Конечно, нет. Ты друг, готовый позвонить «куда следует».

– А как с тобой иначе?! – рявкнул он. Минутка доброты окончена. –Ты же Брест, а не баба!

– Не баба точно, – кивнула я. – Куда интереснее чего ты хочешь.

– В смысле?

– В прямом. Ты ведь пришел сюда с какой-то целью. Явно продумал некий план. Так чего ты хочешь, друг мой?

Никитин уставился на меня, не мигая тяжелым взглядом. Если он рассчитывал, что я прочту мысли, то напрасно. Этому меня не учили.

– Тебя. Я хочу тебя.

– И больше ничего?

– Я не причиню тебе вреда.

– Но только, если я раздвину ноги. Так?

– Зачем ты так? – поморщился он. Я усмехнулась.

– Слишком вульгарно для тебя?

– Я ведь пытался иначе, – глухо зарычал он. – Но ты…

– Да-да, ты рассказывал эту полную драмы историю.

– Думаешь, мне так нравится? Смотришь на меня, как на последнюю сволочь, а я…

– А ты, конечно, не такой?

– Нет!

– Ага, – кивнула я. – Вовсе нет. Ты просто зажравшийся придурок. Успех не вскружил тебе голову – ударил по башке бейсбольной битой. Едва баксы упали на твой счет, ты вдруг решил, что теперь тебе все можно. Крутые ребята вроде тебя просто обязаны получать все и сразу, иначе и быть не может, ведь они саму судьбу за хвост поймали. Не так ли?

– Думай, что хочешь. Выбора у тебя все равно нет.

– А тебе не страшно?

Никитин усмехнулся. Поднялся и без спешки подошел. Схватив меня за руку, рывком поднял со стула. Я не сопротивлялась, ожидая, что будет дальше.

Оригинальностью он не блеснул. Больно сжал мою грудь своей лапой и велел хрипло:

– Раздевайся.

В следующий миг он согнулся пополам от удара под дых. Это было неприятно, я знала не понаслышке. Старался не выть в голос, он заскрежетал зубами.

– Будешь звонить, не забудь передать привет генералу. Когда же тебя закроют где-нибудь в застенках Лубянки за взлом секретных баз, которым ты так кичишься, не вздумай скулить – уже будет поздно. А теперь катись отсюда, дружище.

Ярость перекрыла боль. Никитин был готов растерзать меня, я отчетливо видела это по его глазам. Вчерашний друг, неудачливый поклонник стал мне злейшим врагом. Он стремительно покинул квартиру, не сказав больше и слова. Однако, оказавшись на улице, он обернулся и, задрав голову, долго смотрел в мои окна. Мы оба отлично понимали, что это было лишь начало.

Я открыла дверь своим ключом, через силу перешагнула порог. Страх неприятным холодком пробежался по коже. Осколки стекла хрустели и крошились под подошвами итальянских шпилек. Нервно прислушиваясь к каждому шороху, я продвигалась в глубь апартаментов. Заглядывая в каждое помещение, неизменно наблюдала творившийся разгром.

Вся, что можно было разбить, сломать или покорежить было разворочено непоправимо. На полу и стенах гостиной, спальне, коридоре виднелись следы крови. В некоторых местах, будто в фильме ужасов, отпечатки ладони, кровавые потеки.

Сжимая до боли связку ключей, я зашла в гардеробную. Точнее то, что от нее осталось. В ворохе разорванной и перемешанной одежды что-либо найти было сложно. Но, подобрав валявшуюся в углу спортивную сумку, я попыталась отыскать что-нибудь стоящее.

Тогда-то я и услышала едва уловимый шорох. Прохладный, почти незаметный ветерок коснулся моей щеки. Все чувства разом обострились до предела, почти приравнявшись к животным инстинктам.

Гардеробная располагалась как нельзя скверно – в самом конце апартаментов. До входной двери, которую я предусмотрительно оставила открытой, еще нужно добежать. Иных вариантов покинуть апартаменты нет – девятый этаж.

В углу помещения были разбросаны клюшки для гольфа. Схватив одну из них, я накрепко сжала ее обеими руками. Занесла к плечу, готовая в любой момент к удару.

Вдруг послышался куда более ощутимый, явно не скрываемый шум. Загудела тяжелая железная дверь. Раздались осторожные шаги, хруст стекла. И приятный бархатный голос позвал:

– Мэри?

Мне потребовалось время, чтобы ответить. Нет, прятаться я не собиралась. Все дело в собственном страхе. Он столь сильно сдавил мне горло, что слова дались не сразу.

Впрочем, выйдя к Кушнеру, я вполне владела собой. И все же, при виде меня он нахмурился и всматривался в мое лицо излишне пристально. Кивнул на клюшку для гольфа и без намека на шутку спросил:

– Ждешь гостей?

– Вовсе нет. Решила потренировать удар.

Илья окинул взглядом разгромленные апартаменты и констатировал:

– Пока получается не очень.

– Нет предела совершенству.

– Кофе?

– Боюсь нарваться на гнев вашей дамы.

– Напрасно. И я, и она свободны в своих действиях. В своем выборе.

– Как-то это…печально.

Кушнер посмотрел на меня долгим взглядом. Никакой романтики. Ни намека на интим. Попытка понять, разгадать не дающую покоя головоломку. Безуспешно.

Я отбросила в сторону клюшку, даже не проследив куда она упала – в общем хаосе разгромленных апартаментов Ковина это было совершенно неважно.

– У меня есть полчаса.

– Большая удача для меня.

– И мне нужно собрать вещи Влада.

– Я никуда не спешу.

Все тот же взгляд и полное спокойствие. Будто стоять вот так, среди груды переломанных и искореженных вещей, в месте, где едва не убили человека, – обычно дело для него.

Я все же ждала, что он передумает. Давая ему возможность отступить, пару секунд потопталась на месте. Кушнер даже не шелохнулся. Отступать было не в его правилах.

Побросав в сумку вещи Влада и даже каким-то чудом найдя его документы, я повесила ее на плечо и сказала:

– Я готова. Не передумали?

– Нет. А ты?

– Я принесу вам много неприятностей. Не боитесь?

– Что это? – вполне искренне улыбнулся Кушнер. – Не попытка ли сбежать перед самым боем?

– Скорее, очистить совесть. Для меня. А для вас – возможность уйти, не потеряв лица.

Кушнер шагнул вперед. Всего пара шагов, и мы стоим лицом к лицу. Очень близко. Слишком близко. Опасно.

Так уже было однажды. И ничего хорошего из этого не вышло.

– Меня не страшат беды, если они связаны с тобой. Но я хочу знать кто ты и что затеяла.

– Многие знания – многие печали. Не стоит забывать эту простую истину ради женщины.

– И все же я рискну.

Я пожала плечами и усмехнулась. Его выбор. Его проблемы. К тому же, мы отлично знали, что в этой игре он вовсе не ради моих прекрасных глаз.

Кушнер громко позвал:

– Егор!

В коридоре тут же показался мужчина средних лет. На вид в нем не было ничего примечательного. Выйди на улицу – увидишь таких пару сотен. Однако то, как он двигался и как смотрел, намекало на недюжий жизненный опыт. А подозрительно топорщащийся пиджак явственно указывал, что с дядей лучше не шутить. Во всяком случае, у меня и тени сомнения не возникло в том, что он точно знает, как пользоваться оружием, и не побоится пустить его в дело.

Что ж, с момента нашей последней встречи господин Кушнер стал значительно осмотрительнее. Оно и понятно, получить пулю в грудь – дело малоприятное.

– Возьми, пожалуйста, сумку у дамы.

Егор на указание босса никак не отреагировал, хоть и, бьюсь об заклад, подобное никогда в список его обязанностей не входило.

В порядке появления в апартаментах мы гуськом направились к выходу. Не сдержавшись, я все же открыла дверь гостевой спальни. Она не была заперта, только слегка приоткрыта. Комната была абсолютно пуста и разгромлена, как и все остальные. Ветерок от приоткрытого окна играл с занавеской, едва державшейся на карнизе.

– Что-то не так?

В голосе Кушнера послышалась тревога. Или мне показалось? Пожав плечами, я сказала:

– Все так. Идем.

И закрыла дверь, точно зная, что закрывала ее прежде, как и окно, оказавшееся открытым сейчас. Похоже, явление Ильи уберегло меня от больших неприятностей. А может, навлекло еще худшие. Как знать?

Разместившись за укромным столиком на террасе на крыше особняка девятнадцатого века под тенью полосатого тента, мы молчали, ожидая пока официант составит заказ. Когда же он удалился на достаточное расстояние, Кушнер не стал юлить и перешел сразу к делу:

– Ходят слухи, твой муж жив?

– Они доходили и до меня.

– И что ты думаешь об этом?

– За минувшие полгода я передумала много всего. Куда интереснее чужие идеи.

Кушнер усмехнулся. Потом и вовсе засмеялся. Причин для веселья я не находила. Но и грустить не спешила, предпочитая наслаждаться вкуснейшим мороженым.

– Хорошо, поделюсь думами. При одном условии.

– А без него никак нельзя?

– Можно, но почему бы не воспользоваться ситуацией?

– Попробуйте.

– Что?

– Воспользоваться.

– Ладно, – хмыкнул он. – Тогда переходим на «ты».

– Ох, как завышены ваши цены.

– Придется смириться.

– Увы. Так, что надумал?

Кушнер усмехнулся и даже головой покачал. Но взгляд его враз стал серьезным, все подмечающим.

– Мы оба отлично знаем, что Сергей был в особняке в ту ночь.

– Ага.

– Нет причин сомневаться и в том, что он оставался там в момент взрыва. По сути, мы спаслись лишь чудом.

– Типа того.

– Следствие также не сомневается в том, что найденные останки принадлежат владельцу особняка.

– Следствие – это серьезно. Их уверенность свята, иначе бы и дело не закрыли.

– Однако никакой экспертизы, призванной подтвердить правильность их выводов не было проведено.

– Что-то мне подсказывает, что эту идею ты протолкнуть пытался.

– Пытался. Да не случилось.

– Что так? Не уж-то следователь честный попался?

– Все гораздо проще. У Сергея нет родных. Ни одного единокровного родственника. Собственно, ты – вся его семья. Но для генетической экспертизы не подходишь.

– Не свезло. Так тебя именно это на мысль о том, что мой дорогой супруг все еще жив, навело?