И когда девушки снова двинулись в путь, Лидуся пробормотала вполголоса:

– Пусть Славка только на мне женится! А уж как выдворить из нашего дома его тетку, я придумаю.

Как ни тихо она это прошептала, Аня бормотание подруги все равно услышала. И обрадовалась, что появился повод выполнить задание директрисы.

– Так тебе не нравится Лариса Дмитриевна? – спросила она у Лидуси.

– Да нет, нормальная баба. Занудная только. Но это все старухи такие.

– Но ты сказала…

– Правильно, дома у себя ее терпеть я бы не стала. А тут она хозяйка.

– Значит, ты ее не ненавидишь?

– Нет, конечно, – удивилась Лидуся. – С чего бы мне ее ненавидеть?

Аня ничего не ответила, но в душе она была страшно рада. Теперь она может с чистой совестью доложить Ларисе Дмитриевне, что та не на того человека думает. У Лидуси претензий к Ларисе Дмитриевне нету. Пусть директриса поищет еще кого-нибудь, кто действительно ее ненавидит.

Вообще оказалось, что Лидуся долго и увлеченно способна говорить только на одну тему. О своем Славе.

Аня шла, слушала, но понять Лидусю она не могла. Чего так зацикливаться на каком-то Славке? Можно подумать, других свободных парней рядом не наблюдается. Да взять того же тощего – пусть и не красавец, зато умен. Конкурс на эрудицию выигрывает с лету. А Славка? У него только и есть, что смазливая внешность и тетка в директорах. Других плюсов у Славы не наблюдалось.

– Ленив, прижимист, не слишком умен, такой в жизни немногого добьется. Да еще любит другую. Зачем он тебе? Красота с годами померкнет. Тетка со временем станет сама нуждаться в уходе и заботе. Никакой приятности, одни заботы и проблемы. Чем гоняться за Славкой, выбери себе кого-нибудь другого, кто сам станет за тобой шлейф таскать.

Так Аня уговаривала Лидусю всю дорогу, но толку было чуть. Лидуся ничего не хотела слушать и упорно продиралась по узкой тропинке, которая тонкой ниткой змеилась вдоль речки, навстречу своему счастью. Конечно, от лагеря до поселка, куда шли подруги, имелась и нормальная дорога, местами даже заасфальтированная. Но пешком по ней добираться было гораздо дольше, чем по тропинке вдоль речки. И все же Аня уже двадцать раз пожалела, что отправилась с Лидусей.

– Белые ночи, темно не будет, хоть до рассвета гуляй, – ворчала сама на себя Аня. – А о комариках подумать ума и не хватило!

На каждом шагу девушки задевали высокую траву, и полчища кровососущих, обрадованных нежданной возможностью поживиться тварей, поднимались в воздух. Какое-то время еще действовал репеллент, которым девушки щедро облились перед выходом. Но минут через двадцать его действие уменьшилось, и комары усилили свои атаки. Да еще последний участок дороги оказался труднопроходимым. Если вначале под ногами были камни и хотя и существовал риск соскользнуть с них, упасть и разбиться, зато ветерок на открытой местности сдувал комаров, то теперь местность стала пониже, по обеим сторонам тропинки все чаще встречались деревья, от которых стало темно и страшно, и кустарник, продраться через который получалось с трудом.

– Похоже, тут мало кто ходит.

– Ага, других дураков, кроме нас с тобой, нету.

Но все когда-нибудь кончается, закончился и этот путь. Перед девушками вновь засверкали уличные фонари, и их души наполнил настоящий восторг.

– Ура! Цивилизация!

Возвращение к цивилизации было решено отпраздновать в круглосуточном магазине, где подруги купили пакет зефира в шоколаде и сок.

– Все в двойном комплекте! – заявила Лидуся продавщице.

Один комплект девушки решили отдать Глафире, к которой шли за помощью, а второй комплект употребили сами.

– Хорошо-то как!

Вот только искусанные комарами руки, ноги, лицо и шея нещадно горели. Кроме комаров над рекой вилась еще какая-то противная мелкая мошка, которая кусала еще больнее. У Лидуси совсем затек один глаз, а у Ани правое ухо увеличилось в размерах раза в два.

– Проклятые твари.

– Ты как хочешь, а я к речке больше не сунусь и обратно пойду по асфальту. Не хочу, чтобы меня гнус сожрал во цвете лет.

– А я слышала, что в тундре мошкара может убить даже целого оленя. Просто высасывает из него кровь понемножку, и животное слабеет и погибает.

– Я прямо чувствую себя таким оленем.

И Лидуся щедро хлебнула соку, чтобы восстановить баланс жидкости в организме.

Разговаривая, они побрели по поселку. На улице была одна молодежь, люди постарше уже разбежались по домам, поближе к своим телевизорам. Первая же пара подростков указала девушкам направление к дому провидицы Глафиры.

– Пойдете прямо до конца и увидите. Белый дом с зеленым забором. Вы его сразу узнаете, он там один такой.

В конце улицы и впрямь был зеленый забор, за которым стоял двухэтажный дом. Он был явно недавно и тщательно отштукатурен, а крыша и решетки на окнах покрашены зеленым. Весь дом увивали побеги дикого винограда. Ухоженный, крепкий, достойный дом, совсем не то, что стоящие рядом старенькие обветшавшие домишки, окруженные грядками и собранными из оконных рам парниками, в которых уже тянулись вверх огуречные да помидорные побеги.

Рядом с домом Глафиры не было видно ни грядок, ни бытовых построек вроде курятников и свинарников. Вместо этого ее дом окружал ровный газончик, поросший изумительно зеленой травкой, в которой виднелись островки мелких голубеньких цветочков вероники – почвопокровного растения, которое очень украшает ранним летом любой газон, причем особого ухода не требует.

Весна в этом году выдалась поздняя, тепло наступило лишь в мае, и поэтому между вероникой еще доцветали последние тюльпаны. Бело-розовые облака покрывали ветки цветущих яблонь. Вокруг царила такая красота, что девушки невольно остановились, любуясь этим зрелищем. Наверное, при солнечном свете тут вообще было восхитительно, но даже сейчас, в ночное время, этот сад казался чарующим приютом доброй волшебницы.

Аня взглянула на часы и ахнула:

– Как поздно! Уже без четверти одиннадцать. А вдруг Глафира нас не примет?

– Примет!

И Лидуся уверенно толкнула калитку, которая без скрипа отворилась, пропуская их в сад. Но Аня заметила, что сначала ее подруга что-то повертела на калитке, словно бы винтик откручивала, и лишь после этого калитку удалось открыть. Откуда Лидуся знала, что нужно делать, чтобы калитка открылась? Догадалась? Но так просто о таких вещах не догадаешься, нужно знать наверняка.

Поднявшись на невысокое крылечко, девушки постучали в дверь. Она была выкрашена зеленой краской, и на ней были нарисованы белые ромашки. При взгляде на них на душе сразу становилось как-то легко и просто.

– Милости просим, – раздался приветливый женский голос. – Заходите, гостьи дорогие. Обе заходите!

Гостьи! И во множественном числе! Хотя чему удивляться, небось Глафира увидела их, бредущих по дорожке к дому.

Подруги вошли в чистенькую, застеленную линолеумом прихожую. На пороге лежал половичок, на котором они сняли уличную обувь, а потом прошли в комнату, куда вела открытая дверь, в проеме которой просматривался силуэт женщины, сидящей за круглым столом.

К удивлению Ани, которая ожидала увидеть в руках у женщины колоду карт, хрустальный шар и, может быть, кости летучей мыши или саму летучую мышь, Глафира, если это была она, занималась самым рядовым делом – перебирала гречку. Сидела и спокойненько так отделяла чистые зернышки от грязи.

От мамы с бабушкой Аня знала, что в советские годы, когда в магазинах продавалась сильно загрязненная мусором крупа, все домохозяйки так развлекались в свободное от другой работы время. Ну, не было, чем занять себя советским женщинам! Только что бельишко на всю семью в тазу прополощи, а потом сиди себе, гречку перебирай. Красота!

Впрочем, тогда и куры продавались не потрошеные. Советской хозяйке нужно было быть немножко хирургом. То есть уметь и голову птичке отрезать, и брюшко вспороть, чтобы затем извлечь из него нежные потрошка, из которых после получался изумительный и очень душистый куриный бульон.

Но теперь в магазинах крупа продается зернышко к зернышку, разве что промыть можно для очистки совести, а чтобы перебирать, отделяя хорошие зерна от черной шелухи и овса, такой крупы Аня и не видела никогда. Но Глафира где-то умудрилась раздобыть именно такую сильно загрязненную крупу, которую с увлечением сейчас и перебирала.

– Замуж хотите? – спросила она, не поднимая головы и не отрываясь от своего занятия. – Заневестились небось, а мужики замуж не берут? Ну, это беда легко поправимая. К осени обе замуж выскочите.

И, оторвавшись от своего занятия, она пытливо взглянула на девушек и спросила:

– Хотите замуж-то?

– Хотим.

И Лидуся кивнула. И что интересно, Аня тоже кивнула. Хотя она-то каким боком хочет? Ей еще предстояло учиться два года. Зачем же ей замуж?

– Тогда помогу вам. Сама-то я много раз замужем была и снова не прочь сходить, так что прекрасно вас понимаю. Что же вы стоите? В ногах правды нет. Присаживайтесь.

Возле стола стояли еще два стула, девушки на них устроились и выжидающе посмотрели на хозяйку. Но та, разделив крупу на две кучки, продолжала невозмутимо перебирать зерна. На вид Глафире было лет пятьдесят – пятьдесят пять. Лицо у нее было округлой формы, с маленьким аккуратным подбородком и аккуратным носиком. Симпатичная женщина. Одета Глафира была очень просто. Какая-то футболка, лосины, на плечах для тепла накинут шерстяной свитер, рукава связаны узлом на груди. Совсем не так должна была бы выглядеть провидица и почти ведьма.

Какое-то время в комнате была тишина, а потом ее прорезал громкий мужской голос:

– Сволочи и гады! Кругом одни гады!

Аня так и подпрыгнула. Голос был какой-то нечеловеческий и доносился он из темного угла. Но Лидуся не дрогнула.

А сама Глафира подняла голову и неожиданно ласково отозвалась:

– Зато Петька хороший.

И голос, словно обрадовавшись, начал повторять:

– Петька дурак! Петька урод! Жрать хочу, дура! Мяса давай! Дурак! Дурак! Дурак!

Поднявшись, Глафира прошла в тот угол и включила торшер, комната мгновенно залилась теплым желтым светом.

– Ой! Это у вас попугай! – воскликнула Аня, рассмеявшись. – Говорящий!

Попугайчик был совсем маленький. Обычный волнистый попугайчик зеленого цвета с желтой шапочкой и рябой шейкой. Посмотришь, так ничего особенного.

– Но почему он у вас так ругается?

– Петя достался мне от моего последнего мужа. Тот принес Петю в дом еще совсем птенчиком и зачем-то научил птицу ругаться. А теперь муж умер. А Пете если что не по вкусу, или просто скучно, или хочется обратить на себя внимание, то он сыпет отборными проклятиями. Я пытаюсь его переучить, разговариваю с ним только ласково, но, видимо, что заучено в детстве и ранней юности, то и остается с нами на всю жизнь. Теперь Петя не желает ничего заучивать, ругается, словно сапожник, позорит меня перед людьми. Да, Петенька?

– Дура!

Аня снова вздрогнула. Не самый приятный характер у попугая. А Глафира молодец. Не выкинула противную птицу, кормит и лелеет ее, должно быть, в память о любимом муже?

– Семеро у меня мужей было, – неожиданно произнесла Глафира. – Непутевые были, все умерли.

Женщина насыпала Пете корма, которым тот и занялся, не тревожа больше покой хозяйки и ее гостий. А Глафира вернулась к своему занятию. Она перебирала зерна с увлечением, дула на них, пересыпала из руки в руку, внимательно присматриваясь к тому, в какой узор они ложатся на столе. Пересчитывала их, сортировала по кучкам, а потом снова считала.

– Что вы делаете? – не выдержала Аня. – Моя мама тоже раньше перебирала гречу, но так долго с крупой для каши она никогда не возилась.

Глафира улыбнулась:

– Эта крупа не для каши.

– А зачем?

– На этих зернах я вам погадаю. Первая половина крупы для твоей подруги, вторая для тебя. А чистила я ее для того, чтобы зарядить зерна своей энергетикой. Зернышки ко мне привыкли, впитали мою информацию, теперь с ними можно легко работать. Они все скажут, как есть.

– И что? – с любопытством спросила Лидуся. – Выйду я замуж?

– Выйдешь.

– За Славку?

– Нет, имя твоего мужа будет начинаться на букву «О».

И Глафира ткнула пальцем в зерна, которые и впрямь сложились в виде овала или буквы «О».

– Но Славка – это Вячеслав, – упиралась Лидуся. – И это имя на «В». Вот его фотография. Посмотрите и учтите, что я только за Славку замуж хочу!

– Забудь о нем, – неожиданно сурово произнесла Глафира, едва глянув на фотографию. – Предоставь мужчину его судьбе. Иначе и сама рядом с ним можешь погибнуть.

Лидуся схватилась за голову:

– Славка умрет? Так, да? Это ты видишь?

Глафира нахмурилась еще сильнее:

– Смерть я никому не предсказываю.

– Но он умрет? Глафирочка, дорогая, скажи мне! Я должна знать!

– Угроза над ним нависла, – нехотя ответила Глафира. – И на тебя тень тоже падает. Мой тебе совет, отойди от него.

– Но кто может хотеть его смерти? Вдруг еще можно повлиять на этого человека? Остановить? Воспрепятствовать?

Глафира снова принялась пересыпать зерно.

– Не вижу имени злодея. Но это женщина. Она связана с ним крепкими узами. Выставляется перед всеми его другом, а у самой на сердце черная злоба.

Аня покосилась на Лидусю. Не о ней ли и речь? Подруга мечтает выйти замуж за Славку, но при этом явно серьезно на него обижена, даже зла. Но нет, Глафира явно имела в виду кого-то другого. Не стала бы она предостерегать Лидусю от нее же самой.

– Эта женщина владеет черной магией, – бормотала Глафира, дрожа как безумная. – Помню ее. Она заговоры на смерть практикует. Совсем черная. Будьте осторожней, девочки, не вставайте у нее на пути, это для вас обеих может оказаться смертельно опасно.

И, порывистым движением смешав обе кучки, Глафира воскликнула:

– Все! Уходите! Сегодня я больше к гаданию не притронусь!

– Но, Глафира…

– Хватит и того, что я уже вам сказала. Не хочу смерть кликать!

– На кого кликать? На меня?

– На тебя! На меня! На всех нас!

И дикий взгляд Глафиры остановился на Ане. Та поежилась. Что прорицательница так на нее таращится? Аня тут вообще ни при чем! Но Глафира уже не смотрела ни на одну из подруг. Она быстро поднялась и пошла к дверям, всем своим видом показывая, что подругам тоже нужно последовать за ней к выходу. Меньше чем через минуту они все трое оказались на улице, где скомканно попрощались со все еще молчащей хозяйкой и поспешили к калитке. Больше девушки не обращали внимания на окружающую их красоту. Бежали сломя голову подальше от обозлившейся невесть на что Глафиры. Поход их назвать удачным было никак нельзя.

– Вот так сходили!

– Погадали!

– Сидели бы себе дома, ничего не знали, были бы спокойны и счастливы.

Все-таки правильно, думала Аня, что церковные батюшки не одобряют гадальное ремесло и самих гадалок. Вот взять, к примеру, ту же Глафиру, наговорила с три короба, разной жути напустила, напугала их, а что делать, толком и не объяснила. Берегитесь, мол, говорит, не стойте у нее на пути. А кого беречься? И на чьем пути им не стоять?