Мысленно похвалив себя за правильный выбор собеседницы, я обратился в слух. Нет лучшего источника информации, чем мающаяся от скуки тетка, вынужденная сидеть у подъезда. Слова забили из няньки фонтаном, спустя десять минут я понял, что к чему.
Да, башня совсем обычная, но последние два этажа откупил Юрий Шульгин и сделал там нечто вроде пентхауса. Думаю, Алла никогда не бывала у бизнесмена в гостях, но сейчас она взахлеб описывала обстановку:
– Богатство немыслимое! Полы перламутровые, унитазы золотые! Видели люди, как их в лифте поднимали, да и рабочие рассказывали. Сам ездил на «Мерседесе», жена на джипе, брат в двухместной машине! Деньжищ – лом! Знаешь, почему хоромы продают?
– Наверное, он обанкротился, – подначил я сплетницу.
– Ой! Нет! Его тут на днях хоронили, – завистливо заявила Алла, – гроб к подъезду привозили, проститься. Красота немыслимая! Дерево полированное, крышка откидывается, из домовины музыка играет, сам красавцем лежал, и не сказать, что убили! Хорош, словно пряник. Костюмчик, рубашечка! Галстук! Столько тысяч в землю зарыть решили! Ну не идиоты ли! Ася Михайловна так плакала! Сердце разрывалось! На весь двор как закричит: «Проклинаю Ладу!», это жена Юрия, она его и кокнула!
– Не может быть!
– Святой крест! Ладку арестовали! – жарко зашептала Алла. – Знаешь, чего она придумала? Отравила муженька! Подсыпала ему в чай порошок от крыс!
– Невероятно!
– Ей-богу! А теперь родственнички квартиру продать решили, чтобы воспоминания за горло не хватали. Я их не осуждаю, правильно. А то сядешь ужинать и припомнишь, как несчастный по комнатам метался, кровь фонтаном! Жуть!
– Вы же сказали – его отравили.
– Точно!
– Откуда тогда кровь?
Алла призадумалась, затем крикнула:
– Натка, поди сюда!
Круглощекая девушка в розовой куртке, сидевшая на соседней скамейке, оторвала глаза от любовного романа.
– Чего тебе?
– Юрку Шульгина отравили?
– Не, он с лестницы навернулся.
– Ой, не ври!
– Точно!
– Откуда ж в квартире ступеньки?
Натка постучала себя пальцем по лбу.
– Ты, Алка, ау, войдите! Как хозяева на второй этаж попадают? По столбу карабкаются?
– И то правда, – расстроенно согласилась Алла, – меня мои заразы дальше прихожей не пускают, ниче не видела!
– Так ты не у Шульгиных служишь, – резонно заметила Натка. – Хлопнулся Юрий и шею сломал.
– Откуда знаешь? – ощетинилась Алла. – Фаина из девятнадцатой другое болтала: чаю нахлебался с крысиной закусью.
– Фаина из девятнадцатой, – передразнила Натка, – вот уж кто про всех правду знает. Вопрос: откуда? Она че, у Шульгиных в подругах?
– Нет, но в комнатах бывала, – Алла решила до последнего стоять на своем.
– За какие ж заслуги ее туда позвали? – засмеялась Ната.
– Сахар у ней кончился, одолжить ходила!
– Ближе богатеньких никого не нашлось, – фыркнула Ната, – думаю, Фаину, как и тебя, дальше прихожей не пустили! Набрехала она! А я знаю точно! Олеська рассказала, ихняя домработница.
– Вы дружите? – обрадовался я.
– Общаемся, – обтекаемо ответила Ната.
– Врет она, – завела было Алла, но тут одна из старух заорала:
– Эй, чей малыш в коляске визжит!
– Вот докука! – с раздражением воскликнула Алла, нехотя встала и пошла к стоявшему в стороне бело-синему «эпипажу», из которого летел обиженный плач.
– Во какая, никогда не признает, что не права, – усмехнулась Ната, – все обо всех слышала! Глупости повторяет.
– Олеся часто во дворе сидит?
– А вам зачем? – проявила бдительность Ната. – Теперь она вовсе не появится.
– Почему?
– Уволили ее.
– Когда? За что?
– Вчера, – угрюмо ответила Ната, – вы сами кем работаете?
– Шофером, – я решил придерживаться одной версии.
– Тогда знаете, вопрос «за что» тут ни при чем, – сердито огрызнулась Ната, – ударила хозяйке дурь в голову – и ку-ку! Олеська расстроилась, ей мать и сестру содержать надо! Позвонила мне и хлюпает: «Ната, если про место услышишь с проживанием, шепни!» Да уж, отблагодарили ее за верную службу! Наплевали в душу!
– Олеся – хорошая горничная?
– Нормальная, как все.
– Не воровка?
– Вот здесь поручусь, как за себя, копейки не возьмет, – воскликнула Ната, – а вам к чему подробности?
– У моих хозяев вакансия открылась, – сказал я, – место спокойное, оплата достойная, без интима. Единственная неприятность: жить придется в коттедже, но дают отдельную комнату. Как связаться с Олесей?
– Айн момент, – засуетилась Ната.
Быстрым движением она вытащила из кармана мобильный, потыкала в кнопки и зачирикала:
– Олесь! Сидишь? Место нашла? Утри сопли, это Ната. Да! Да! Да! Сама договоришься! Вот держите!
Я взял трубку и спросил:
– Олеся?
– Ага, – ответил тоненький, совсем детский голосок.
– Меня зовут Иван Павлович. Вы нуждаетесь в работе?
– Очень! Но только с проживанием в личной комнате и с разрешением приводить жениха!
– Давайте встретимся, мы как раз ищем девушку в загородный особняк!
– Уже бегу! Скажите адрес.
Я кинул взгляд на часы.
– Через сорок пять минут у станции метро «Маяковская». Если станете спиной ко входу и пойдете направо по небольшой улочке, то увидите кафе – большие окна с желтыми шторами. Жду вас там.
– Только не уходите, – испугалась Олеся, – вдруг я случайно задержусь.
– Готов ждать вечность, – опрометчиво ляпнул я, увидел удивленный взгляд Наты, вернул ей мобильный и пояснил: – Хозяин пообещал, если я быстро найду хорошую домработницу, наградить меня месячным окладом.
– А-а-а, – протянула Ната, – тогда понятно. Олеська расторопная, честная и не избалованная, потом мне спасибо скажете.
– Если жене моего барина Олеся понравится, то поделюсь с вами премией, – пообещал я, вставая со скамейки.
– Все вы, мужики, сначала вежливые, а потом в кусты, – захихикала Ната.
– Я не такой! – заверил я и почти побежал к автомобилю.
…В кафе мне достался уютный столик, расположенный у окна, выходящего не на Тверскую, а на маленькую, узкую улочку. Я сел и подпер голову руками.
– Что будете заказывать? – поинтересовалась официантка.
– Пока один кофе, – улыбнулся я, – жду даму!
– Мне подойти позднее?
– Эспрессо можно сейчас.
Девушка кивнула и исчезла, я продолжал бездумно таращиться в большое, чисто вымытое окно.
– Не сдам экзамен, – послышалось сбоку.
– Не дергайся, авось повезет, – ответил хриплый басок.
Я повернул голову и увидел за соседним столиком двух юношей, явно студентов.
– Лучше пиши конспект, Пашка, и не заморачивайся, – сказал один.
– Тут дерьма навалом, Витек, – ответил второй, – до завтра мне не успеть!
– По-любому надо, – сказал Витек, – хорош трепаться!
– И зачем я в медицинский пошел, – застонал Паша, – чума!
– Тяжело в ученье, – назидательно завел Витек и зевнул.
– …а в бою совсем фигово, – завершил крылатое выражение Пашка, – офонареть, сколько надо писать.
– Сергей Петрович обещал автоматом оценку поставить, если конспект принесем.
– Может, отксерить, и усе?
– Дурак! Сергей Петрович не идиот. Живо увидит: одна тетрадка, в Таньке он не сомневается. Таняха у препода под носом сидит и строчит, строчит, строчит. А нас он и не видел!
– Аудитория здоровая, амфитеатром, – возразил Пашка, – Танька нам посещения ставила! Занудит Петрович типа: «И где ж вы, молодые люди, весь семестр прятались, не припоминаю ваших лиц», мигом отбрешемся: «Ни одной лекции не пропустили, гляньте в журнале, сидели на самом верху, тихо, как мышки».
Витек заржал, Пашка крякнул и засопел, воцарилась тишина, затем лентяй вернулся к прежней теме:
– Лучше за ксерокс заплатить, у меня уже рука отвалилась! Нашел Серега идиотов, теперь все на компах работают, а этот потребовал конспект ручкой царапать.
– Голова человеку дана не только для того, чтобы ею есть, – укорил друга Витек, – ну припрем мы отксеренный вариант, и че? Три тетрадки с Танькиным почерком! Давай, работай. А то зачет никогда не сдадим. Нам лишь на «автомат» за конспект можно рассчитывать!
Снова повисло молчание, спустя пять минут Пашка спросил:
– Витек, а где у человека падла пяточная?
– В пятке небось, – нерешительно ответил друг, – ты откуда пишешь?
– Вот здесь, вверху!
– Падла паточная, – протянул Витек, – там не «я», а «а»!
– Тогда пятка ни при чем, – сказал Пашка, – и в каком месте у нас падла находится? Что такое патка?
– Паточная, – поправил Витек, – прилагательное.
– Паточное происходит от патки, – вздохнул Паша, – по логике!
– Не обязательно, – усомнился Витек, – допустим… э… э… ну… э… косые мышцы живота. Они к зайцам отношения не имеют.
– Не врубаюсь, чего ты о зайцах вспомнил?
– Но они тоже косые!
– Кто?
– Длинноухие, – огрызнулся Витек.
– А живот при чем? – не понял Пашка.
– Пиши молча, – рявкнул друг, – не уточняй!
– Вдруг Серега поинтересуется про падлу!
– Нет.
– Ты уверен?
– Стопудово.
– Все равно стремно и непонятно. Падла паточная! Звучит красиво.
– Как ты мне надоел!
– А я от тебя… – выругался Пашка.
– Давай не бычиться, – пошел на попятную Витек, – конспект один!
– Нет, я Таньке позвоню, – заявил Пашка и схватил мобильный, – эй, отличница! Че ты понаписала! Где-где! В тетради! Падла паточная! Этта че? Где находица? За фигом челу падла? А-а-а! И ниче ржачного! Пишешь, как китаянка иероглифами!
– И че она сказала? – заинтересовался Витек.
– Тебе ж по фигу!
– Ну и не говори, – надулся Витек.
– Ладно, не чморься, – снизошел Пашка, – у Таньки просто почерк неразборчивый. Нету у нас падлы паточной! Это подлопаточная кость, прочитали неверно.
– Жесть, – резюмировал Витек, и парочка лентяев резво забегала ручками по тетрадкам.
Сначала я с усилием подавил смех, но потом пришел в негодование. Завтра оболтусы принесут конспекты доброму педагогу, тот поставит студентам зачеты, и прогульщики навсегда забудут про тему «скелет». А теперь представьте, что вы приходите в поликлинику или попадаете, не дай господи, в больницу, и вами занимается такой вот Витек или Пашка, самозабвенно прогулявший половину лекций. Уколы от воспаления «падлы паточной» он пропишет легко и столь же непринужденно начнет искать печень в черепе, а легкие – пониже поясницы. Конечно, все студенты обязаны упорно овладевать знаниями, но будущий журналист, проигнорировавший рассказ о древних греках, или редактор, путающий падежи, не нанесут непоправимого вреда человеку. А вот врач!!! Может, попытаться вразумить недорослей?
– Вы Иван Павлович? – будто птичка прощебетала над головой.
Я забыл про парней и посмотрел перед собой. Около столика стояла молодая женщина в джинсах и трикотажной кофте.
– А вы Олеся? – улыбнулся я.
– Да, – кивнула та, – можно сесть?
– Конечно, хотите пообедать?
– Еще рано, – скромно ответила она.
– Тогда кофе?
– Лучше чай.
– Хотите пирожное?
– Это дорого!
– Ерунда, – воскликнул я и приказал официантке: – Принесите нам набор птифуров[3].
Подавальщица ушла, и я сразу взял быка за рога:
– Можете рассказать о себе?
– Олеся Беркутова, – робко начала собеседница, – я незамужем, образование девять классов и училище, медсестрой хотела стать, но не получилось.
– Диплома нет? – изображал я из себя нанимателя.
– Есть, – сказала Олеся и вынула из сумочки несколько разноцветных книжечек, – смотрите, вот паспорт. Прописка московская, постоянная. Аттестат школьный, диплом училища, а это удостоверение, я в больнице работала.
– Почему ушли?
Олеся посмотрела на тарелку, которую поставила между нами официантка, и спросила:
– Можно вон то, с розочкой?
– Угощайтесь от души, все сладкое только для вас, сам я его не люблю.
– А вы милый, – улыбнулась Олеся, – совсем меня не знаете и угостить решили. Спасибо. Из клиники я убежала, потому что не выдержала. Отделение было тяжелое, народ лежачий, намучилась я с больными. Думаете, медсестре легко? Поставила укол, капельницу наладила, градусник сунула, таблетки раздала – и чай пить? С плюшками?
– Примерно так, – поддакнул я.
О проекте
О подписке