Глава восьмая

Утром, когда я умывалась, позвонил Коробков.

– Я не разбудил тебя?

– Отличный вопрос, – пробормотала я, – нет. Я уже встала. Иван Никифорович уехал в аэропорт.

– Ну, он ненадолго умотал, – не стал печалиться Димон. – Значитца, мы с тобой работаем, плюс новенькие сегодня придут.

– Надеюсь, это в последний раз, – вздохнула я, – надоело обучать людей, стараться, а потом, опля, и их у меня забирают. И уже прекрасно подготовленных передают в другое подразделение.

– Тань, ты воспитатель детского сада, смирись, – посоветовал Коробков.

– Маловероятно, что это получится, – отрезала я. – Когда сегодня ясельная группа появится?

– В полдень, – ответил Димон, – я подумал, что нам с тобой лучше вдвоем кое-что обмозговать.

– Через полчаса на месте, – пообещала я и ринулась в гардеробную.

Собираться пришлось в спешке, но слово свое я сдержала, ворвалась в кабинет Димона в тот момент, когда часы показывали ровно девять.

– Тебе позавидует ракета, которая в точно заданное время должна выйти на орбиту, – восхитился Коробков.

Я перевела дыхание.

– Ей не надо одеваться и причесываться.

– Ты выглядишь прекрасно, только… – начал приятель.

Я села.

– Давай не обсуждать мой внешний вид, я натянула, что под руку попалось. Лучше приступим к делу.

– Николай Петрович Каменев, – начал Дима. – Мальчика усыновили в четырнадцать лет Петр Андреевич Каменев и Инесса Леопольдовна Штих. Они супруги, просто жена не сменила фамилию.

– То есть Коля стал Каменевым по приемному отцу? – уточнила я.

– Верно, – согласился Димон, – родного отца его звали Игорь Рудольфович Шмаков, мать Кирой Николаевной Воробьевой.

Коробок взял маленькую бутылочку, побрызгал из нее на клавиатуру, потом осторожно стал протирать ее тряпочкой.

– Говори уже, – велела я, прекрасно зная, что у лучшего друга приступ аккуратности случается только тогда, когда он наткнулся на нечто удивительное.

– Игорь Рудольфович был расстрелян по приговору суда… – начал Димон.

– Интересный поворот, – сказала я. – Торговля валютой?

– Серийный убийца, – возразил Коробков, – сексуальный маньяк. Последней его жертвой оказалась сотрудница КГБ, машинистка без допуска к важным делам, технический работник. Когда Елена Патронова не явилась утром на работу, начальница машбюро, где служила девушка, мигом звякнула ей домой и узнала, что Лена дома не ночевала. Родителям девушка позвонила из телефона-автомата, сказала, что она поедет с Витей в гости, там останется до утра, а потом сразу в офис. Ни мать, ни отец не волновались. Лене стукнуло тридцать, она была не замужем, жениха не намечалось. И вдруг появился Виктор. Да, он старик. Да, не красавец. Да, простой бухгалтер. Но мужик влюбился, дело катило к свадьбе, а родители очень хотели увидеть у дочки кольцо на пальце. Ни домашнего адреса, ни отчества, ни фамилии, ни года рождения жениха они не знали. Дочь пресекала все попытки выяснить у нее хоть какую-либо информацию. С Виктором ее родители не встречались. Желание выдать дочь замуж затмило им и ум, и глаза. А вот сотрудники организации, где служила Патронова, забеспокоились и начали поиск. Найти Виктора оказалось легче, чем конфетку съесть. Естественно, все координаты знала лучшая подруга Елены. Мужчину нашли в больнице. Оказалось, ему за пару дней до исчезновения невесты сделали операцию. Уйти из клиники Виктор никак не мог. После работы машинистка примчалась в нему. Она намеревалась провести ночь около больного, которого днем из реанимации перевели в обычную палату. Медсестра сказала Лене, что Виктор просит томатный сок, доктор разрешил ему выпить небольшую порцию. Часы показывали семь. Елена побежала в близлежащий магазин, который был открыт до восьми, и… более ее никто не видел. Ясное дело, сыщики зашли в лавку. Кассирша, которая видела через окно улицу, сказала, что покупательница приобрела сок, вышла, к ней подошел школьник лет тринадцати. Внешность его она не рассмотрела, не определила, кто это был: мальчик или девочка. Одежда: брюки, черная куртка, капюшон на голове. На вопрос «Почему вы решили, что видите школьника?» сотрудница магазина пояснила: «У меня сын семиклассник, он так выглядит. Рост похож, и одежду они сейчас такую носят». Агенты взялись за работу и вскоре нашли в подмосковном лесу нелегальное кладбище с останками женщин. На тот момент у сотрудников уже был подозреваемый. Агенты провели в засаде не один день и в конце концов поймали мужчину и женщину, которые приволокли длинный предмет, завернутый в старое байковое одеяло.

Когда со всех сторон тайного погоста вспыхнули мощные фонари, парочка на время опешила и была схвачена. Задержанного звали Игорь Рудольфович Шмаков. Помогала ему жена – Кира Николаевна. В СССР пресса не устраивала лай по поводу поимки маньяка-убийцы. Вот про расхитителей народного хозяйства, про тех, кто уносил с родного завода что-то к себе домой, писать разрешали. Воров прилюдно клеймили позором. А сексуальных преступников не было, их в стране социализма не могло быть! Нет, и точка!

Шмакова расстреляли. К женщинам же высшую меру применяли крайне редко, по пальцам можно пересчитать представительниц слабого пола, которые вошли в особый коридор спецтюрьмы. Кира Николаевна изобразила жертву, сообщила о жестокости супруга, о том, что он обещал убить ее, если она обратится в милицию. Потом стала себя странно вести на суде, пыталась раздеться, ложилась спать на скамью подсудимых. В конце концов пришлось вызвать к ней врача.

Кира оказалась в больнице, из нее переместилась в особую психиатрическую клинику, оттуда в интернат, где и умерла.

Коробков оттолкнулся ладонями от стола, отъехал на стуле к окну и включил кофемашину.

– Странность, однако.

– Какая? – спросила я.

– Каменевы усыновляют паренька, – заговорил Димон, – в этом возрасте у мальчика почти нет шансов найти приемную семью. Подростков редко и неохотно забирают из интернатов. Как правило, люди хотят усыновить младенцев или ясельников. Даже у шестилеток уже малы шансы стать приемными. А Николай был совсем взрослый. Семья Шмаковых, Игорь, Кира и Коля, была прописана в Москве. Мальчик ходил в столичную школу. Когда он очутился в семье Каменевых, то сменил школу, пришел в новый класс, где и познакомился с Вероникой.

– Интересно, девочка знала, кто биологические родители Коли? – пробормотала я.

Димон пошевелил «мышкой».

– Думаю, нет. Есть тайны, которые люди хранят всю жизнь. Николаю сменили не только фамилию, но и отчество. Иметь в анкете отца – серийного убийцу, и сумасшедшую мать, его помощницу, как-то не комильфо. Коля был официально усыновлен, значит, во всех бумагах в графе «родители» он упоминал Петра Каменева и Инессу Штих. Они обеспеченная пара, жили в просторной кооперативной квартире, которая потом, после их кончины, отошла Алене, дочери Инессы от первого брака. Николай официально ничего не получил. Но никаких судов для «откусывания» своей доли он не затевал.

Теперь о Веронике. Ее родители погибли в горах, они увлекались альпинизмом. Девочка с трех лет воспитывалась бабушкой, вдовой генерала. Думаю, материальных проблем в семье не было. Поженились Коля и Ника почти сразу после того, как им исполнилось восемнадцать. Поскольку у меня перед глазами документы, сухие справки, то не могу сказать, как бабушка невесты отнеслась к столь раннему браку внучки. Николай остался по-прежнему прописан в квартире уже покойных приемных родителей, Вероника в родных апартаментах. Где они жили, фактически неизвестно. Ну а теперь то, что мне показалось самым интересным. Игорь и Кира, биологические родители Николая, были прописаны в Москве в однушке. Отец еще владел домом в деревне.

Димон сделал паузу.

– Продолжай, – велела я.

– До того, как родного отца задержали, сын был прописан в Москве с родителями, – потер руки Коробков. – Думаю, ты понимаешь, что расстрельное дело с множеством жертв не за одну неделю для передачи в суд подготовили. Долго работали. Потом процесс… Не быстро судебная машина вертится. И что происходит с квадратными метрами, которыми владел Игорь Шмаков? Коля остается зарегистрированным в Москве, и на него оформляют дом, который молодой Игорь Шмаков приобрел в тысяча девятьсот сорок четвертом году.

– Еще война шла, а он озаботился покупкой фазенды, – поразилась я.

– До победы оставался еще год, – согласился Димон, – но уже было ясно, что фашисты не победят. Советская армия гнала их прочь. И однушки у Шмакова пока не было. Маленькая квартирка принадлежала Кире, будущей жене жестокого убийцы. А за пять лет до женитьбы Игорь становится владельцем недвижимости в селе… Угадай название?

– Невыполнимая задача, – вздохнула я.

– Подумай, – не отставал Димон, – ты слышала про это село.

Я подняла руки.

– Сдаюсь.

– Кокошкино, – заявил Димон. – Дом стоит на опушке леса, зеленый массив, густой. А в чаще, в укромном месте, находится кладбище жертв маньяка. Игорь Шмаков сидит в следственном изоляторе, его жена тоже задержана. Дача стоит пустая, никому не нужная. Ее во время следствия переписывают на Колю. Теперь напряги память. Николай говорит Веронике, что им надо приобрести дом на свежем воздухе. А квартиру жены предложил сдать. Ника не согласилась, она не понимала, зачем им недвижимость в деревне. Муж более разговоров о фазенде не заводил, но вскоре привез супругу в крепкое благоустроенное здание со всей необходимой мебелью и утварью. Все было новое. Николай таки купил дом, и ему повезло: прежний хозяин отдал его, сделав ремонт и приобретя то, что необходимо для жизни. И где находится недвижимость? А? Тань?

– В Кокошкине?

– В точку! – обрадовался Коробков. – Там расположен добротный дом, для советских лет просто роскошный – есть газ, вода, канализация, электричество. Не щитовой сарайчик, куда надо ведра таскать и баллоны привозить.

Глава девятая

– Дом находится в том селе, где жили родные отец и мать Коли? – удивилась я. – Или в области есть еще одно Кокошкино?

Димон со вкусом чихнул.

– Ты порой демонстрируешь редкостную несообразительность. Николай вернулся в отчий дом, он ничего не покупал.

– Он обманул жену, – протянула я.

– Возможно, просто не хотел рассказывать ей правду об отце-маньяке, – поправил меня Димон.

– Странно, – сказала я, – ничего не сообщил супруге и не побоялся, что кто-то из соседей расскажет ей правду?

Димон потянулся.

– Дом Игоря Шмакова имел адрес – почтовое отделение Кокошкино, но стоял не в самом селе, а на большом удалении от него, на опушке леса. При нем был огромный участок. Думаю, владелец не общался с деревенскими.

Я встала и начала ходить по комнате.

– Люди любопытны. К Шмакову нагрянула милиция. Небось понятых нашли из местных. Да о таком событии народ до скончания века не забудет.

– Тань, сядь, – попросил приятель, – не мельтеши перед глазами.

Я остановилась.

– Представь себя на месте Николая. Ты захочешь жить в доме, в котором арестовали твоих отца и мать? И ты говорил, что там неподалеку в лесу нашли кладбище его жертв. Мне бы в голову не пришло вернуться в такое место. Постаралась бы как можно быстрее его продать.

– В год задержания родителей Коля был школьником, – напомнил Димон, – подозреваю, что ему могли не сообщить правды.

– И он не стал интересоваться, куда подевались родители? – усмехнулась я.

– Сказал: «Не сообщили правду», – повторил Коробков, – солгали: «Папа и мама заболели, их увезли в больницу».

Я вернулась на место.

– Это могло сработать с пятилеткой. А Коля был значительно старше. И когда в дом вваливается милиция, то ее никак с врачами не перепутаешь.

– Почему ты решила, что подросток в момент приезда сотрудников МВД был дома? – спросил Димон. – Их взяли летом, у школьников были каникулы. Возможно, мальчик находился в лагере. Я пока не нарыл всех подробностей. Знаю лишь общую информацию. Меня она тоже удивляет. Каким образом Николай получил недвижимость в Кокошкине? Что его сподвигло поселиться в доме, где жил отец-садист? Вот насчет узнаваемости соседями могу дать разъяснения. Когда семья Николая Петровича перебралась в деревню, села уже не было. Через пару лет после приведения приговора в силу в Кокошкине случился большой пожар, огонь уничтожил много домов. Жителей расселили по разным селам. Да и Николай, когда «купил» дом, повзрослел, изменился внешне. И, полагаю, ни его отец, ни мать, ни сам мальчик с деревенскими особо не общались. Вспомни, Коля ходил в московскую школу. Наверное, дом в Подмосковье использовался редко, как дача. Меня удивляет другое.

– Что? – спросила я.

– Очень уж быстро нашли Игоря Рудольфовича, – пояснил Димон. – Понимаю, что за дело взялись мегапрофи из дома на Лубянке. Но почему? Потому что была убита техсотрудница? Ладно бы следователь. Но самая обычная машинистка, которая не имела допуска к важным делам? Небось она меню для столовой печатала. По какой причине из-за нее поставили на уши лучших из лучших? А те резво помчались по следу. Что-то тут не так!

У меня по спине пробежал холодок.

– Кладбище в лесу. Убийца явно не хотел, чтобы его поймали. Случайно такой погост не найти.

Димон начал двигать «мышкой».

– Бывает иногда, что серийный маньяк устает сам от себя. Помню Ефима Горелова, давнее-предавнее дело, мы с тобой еще были незнакомы. На мужике гора трупов, но он ловко от нас уходил. А потом очень глупо засветился, приехал в день рождения матери домой. Ну, и конечно, его повязали. Знали, что он родительницу любит, предполагали: может прикатить к ней с букетом, устроили засаду, но особенно не надеялись на успех. Иван решил ущипнуть мужика, спросил:

– Что ж вы так неумно поступили? Я был против засады, говорил: «Ефим не дурак, он в квартире не засветится, сообразит, что мы его взять хотим, и не придет». А вы притопали.

Горелов не рассердился, спокойно объяснил:

– Иван Никифорович! Все. Пора мне на покой. Устал.

Я влез в беседу:

– Надоело убивать?

Ефим опять не проявил агрессии.

– Кто-то в моей голове, командир, отдающий приказ «Уничтожь», меня утомил. Не дает ни дня отдыха, гонит за жертвой. Но сейчас все. Конец истории. Я наконец ночь посплю спокойно. Да, лягу в камере, но перестану дергаться.

Димон потянулся за стаканом с водой.

– Это был мой первый серийщик. Я ему не очень поверил, решил: какую-то игру мужик затеял. Но потом стал замечать, что большинство тех, на ком десятки трупов, испытывают облегчение, когда их наконец арестовывают. И они правда спят в камерах. Мирно так, словно домой пришли.

Я махнула рукой:

– Мне такие типы не попадались.

– Какие твои годы, – улыбнулся Коробков.

– Ладно, поверю, что встречаются мерзавцы, которые устали сами от себя, – согласилась я, – но, наверное, их немного. Основная масса старательно заметает следы, не хочет оказаться за решеткой. Сомнительно, что отец Николая, убив очередную женщину, вез потом ее тело в Подмосковье. Опасно так поступать. Скорей всего он их где-то поблизости убивал. Возможно, в своем доме. Небось Коля знал правду.

– Тань, не фантазируй, – попросил Димон, – есть факт: Николай переехал в Кокошкино. Точка.

В дверь постучали.

– Войдите! – одновременно воскликнули мы с Коробковым.

Створка открылась, на пороге возникла группа людей. Впереди шла пожилая дама, одетая в элегантное светло-бежевое платье, на ее голове красовалась голубая шляпка, из-под которой выбивались седые волосы, завитые крупными локонами. В руках она держала крошечную сумочку. За ней вышагивал мужчина в летнем льняном костюме, красной рубашке и панаме. Немного необычная одежда, если вспомнить, что на дворе октябрь. Он нес портфель. Замыкал процессию парень лет шестнадцати. У юноши была прическа, которую Иван называет «нервный пудель». Темные кудрявые волосы стояли на голове дыбом, похоже, их месяц не причесывали. В ушах незнакомца блестели колечки, одно висело в носу, и еще пара на губе. Мятые джинсы, растянутая футболка с изображением розового мишки, клетчатая рубашка поверх нее, кроссовки и сумка самого непотребного вида довершали образ.

– Добрый день, господа, – хорошо поставленным голосом произнесла бабуля, – надеюсь, мы попали по адресу?