Когда люди начинают рассказывать о своих ночных видениях, я всегда удивляюсь. Я никогда ничего не вижу после того, как выключаю свет, сплю, как кирпич. Но сегодня я неожиданно проснулась с головной болью. В мозгу плавали остатки грез. Вроде я куда-то бежала, от кого-то удирала, вокруг полыхал огонь. Оказывается, во сне можно устать!
Когда я спустилась на первый этаж, в столовой сидела одна Маша.
– Все еще спят? – зевнула я.
Маруся с удивлением посмотрела на меня.
– Все уже давно уехали!
– Куда? – удивилась я.
Маша показала на часы.
– Полдень! – ахнула я. – Почему я так долго спала?
В эту же секунду раздался звонок домофона.
– О! – воскликнула Маша. – Вовремя. Хороший знак. Мусик, пришла кандидатка в няни для Дусеньки. Мы с Юрой решили нанять помощницу на два дня в неделю. И звать ее, когда случается затык по работе.
Я открыла рот, но Маруся замахала рукой.
– Нет, нет, нет! Ты устанешь! Дунечка пока не ходит, а как только побежит, ты с ума сойдешь. У Сашки дети всю квартиру на части разобрали. Пожалуйста, не спорь. Няня – это необходимость. Здравствуйте.
Последнее слово относилось к даме в бежевом платье, которую Юра ввел в комнату.
– Добрый день, – ответила та.
– Садитесь, пожалуйста, – улыбнулась я.
Кандидатка в няни опустилась на стул.
Я кашлянула.
– Чай, кофе?
– Не употребляю, – сказала гостья, – для человека нет ничего лучше простой воды. Сколько лет девочке?
– Шесть месяцев, – ответил Юра.
– Простите, как вас зовут? – спросила я.
Няня подняла одну бровь.
– Я полагала, что вы узнали мои биографические и паспортные данные из анкеты, которую агентство рассылает тем, кто пригласил меня на интервью. Нина Сергеевна Пантина. Психолог. Педагог. Кандидат наук. Написала работу по проблемам воспитания детей.
Я уставилась на тетеньку во все глаза. К нашему берегу приплыла коллега Зои Игнатьевны, бабушки моего мужа Феликса?!
– Опыт общения с детьми и родителями у меня двадцать лет, – вещала тем временем Нина Сергеевна, – ночевать у вас не буду. Только днем буду здесь находиться. Ребенок разговаривает?
– В шесть месяцев? – изумился Юра. – Я думал, речь появляется позже… ну… э… э… года в два, три.
Няня открыла сумку и вытащила оттуда брошюру.
– Моя новая книга «Говорим с рождения». Занимаясь по методике Пантиной, младенцы начинают изъясняться раньше, чем встают на ноги.
– Ага, – пробормотала Маша, – прикольно!
Няня прищурилась.
– Обязательное правило в доме, где появился ребенок: никаких сленговых выражений. Или вы хотите, чтобы малыш начал…
– У нас девочка, – перебила я.
– Тем более, – не смутилась Пантина, – или вы хотите услышать, как она лет в пять матерится, будто пьяный грузчик?
– В нашем доме никто не ругается… – начала я, и тут из коридора полетел вопль:
– Немедленно скажите: кто это сделал? Кто? Кто?
Няня вздрогнула, в столовую влетел Дегтярев.
– Ты же уехал! – изумилась Маша.
Полковник покраснел.
– Да! Но какая-то дрянь взяла мой телефон и не вернула! Дарья, это ты?
– Нет, нет, нет, – возразила я. – Зачем мне твоя трубка? У меня своя есть!
– Сердцем чую: это неправда, – разъярился толстяк, – небось ты посеяла свой айфон! Схватила мой! Безобразие! Из-за тебя я везде опоздал! Ехал в СИЗО!
– Куда? – опешила няня.
– В следственный изолятор, – уточнил полковник. – Сидеть мне теперь там за решеткой до морковкина заговенья. А все Дарья! Из-за нее сейчас тут топчусь! И телефона нет!
Нина Сергеевна вжалась в кресло, Александр Михайлович стал метаться по столовой:
– Где? Где? Где она?
– Если ты ищешь маму, то она сидит у стола, – напомнила Манюня, – в последний раз я видела твою трубку в ванной.
Полковник притормозил.
– В чьей?
– В твоей, конечно, – удивилась Маша.
– Никогда туда не захожу, – рявкнул толстяк и бросился к лестнице.
Я повернулась к няне.
– На чем мы остановились?
– Э… э… – промямлила гостья.
И тут в столовой материализовался Феликс.
На сей раз фраза «Ты же уехал!» вылетела из моего рта.
– Видишь ли, дорогая, – ответил профессор, – случился казус… я хотел позвонить, достал из кармана мобильный, а он Дегтярева! Ума не приложу, каким образом его трубка ухитрилась в мой пиджак попасть? Никогда, даже случайно, я не прихватываю чужие вещи.
– Уверен, что телефон принадлежит Александру Михайловичу? – уточнила я. – Он же розовый?!
Маневин вручил мне айфон.
– Вот. Можешь удостовериться. Ох, я не заметил, что у нас гостья. Добрый день, прошу меня простить, что не представился. Профессор Феликс Маневин.
Няня расцвела в улыбке.
– Нина Сергеевна Пантина, специалист по воспитанию детей с нуля и до сорока пяти лет. Кандидат наук, автор многих книг. Рада встрече.
– Странное дело, – удивилась я, рассматривая аппарат, – телефонная книжка Дегтярева, его инстаграм, гид по ресторанам…
– Что? – подпрыгнула Маня. – Он жрет в харчевнях?!
– Похоже, да, – подтвердила я, – и еще отмечает их в своем рейтинге! Вчера, например, он обедал в «Папа Буратино», съел оливье, салат из шпината, свиные медальоны с жареной картошкой, рыбу на пару, пил воду с газом и без оного, кофе, чай, слопал пирожное со взбитыми сливками и два мороженых. А в своем рейтинге поставил пять звезд за обслуживание и качество еды.
– Странный выбор! – поразился мой профессор. – Свинина, рыба, все напитки…
– Ничего необычного, – ответила я, – ужинали двое: Александр Михайлович и какая-то женщина. Она ела шпинат, рыбу, выпечку со взбитыми сливками, пила чай. Он слопал все остальное.
– Мороженое? – зловещим тоном произнесла Маша. – Пломбир?
– Судя по рейтингу, десерт состоял из ванильных шариков под шоколадным соусом и «подушки» из марципана и безе, – наябедничала я.
– Так, – протянула Маша, – так.
– Где мой телефон? – загремело со второго этажа. – Где?
Звук приближался, в столовую ворвался Дегтярев, цвету щек которого могла бы позавидовать спелая клюква.
– Саша, будь любезен, не нервничай, – начал Маневин, – случился странный поворот сюжета…
– А вот! – заорал полковник, подскочил ко мне и выхватил из моих рук трубку. – Так я и знал! Зачем ты спрятала мой мобильный?
– Только сейчас взяла его в руки, – начала оправдываться я.
– Всегда за мной шпионишь! – пошел вразнос толстяк.
– Да никогда! – возмутилась я.
– У кого сейчас аппарат? – наседал толстяк.
– У тебя, – ответила я, – я взяла его только что у Феликса, просто не поверила, что у тебя трубка розового цвета.
– Это чехол, – буркнул Дегтярев.
Мы с Машей рассмеялись.
– Мне его подарили! – снова рассердился полковник. – Нечего мне зубы компостировать!
– Ты, наверное, хотел сказать: заговаривать? – предположил Феликс.
– Что решил, то и сказал, – рявкнул толстяк. – Нет, я с ума сойду! Объясните…
– Лучше расскажи, чем ты вчера ужинал? – вкрадчиво спросила Манюня.
– Не помню, – отмахнулся толстяк, – овощами. Ужасной отварной капустой, которую Дарья приготовила.
– Оливье, свинина, мороженое, – начала загибать пальцы Маруся.
– Даже не смотрю на них, – не моргнув глазом солгал толстяк.
– Помнится, кто-то хотел меня в детстве выдрать ремнем, да не за прогул контрольной по математике, – вспомнила Маруся, – а за то, что я маме соврала, что занятия отменили. А сам «кто-то» сейчас лжет. У тебя все в рейтинге ресторанов указано!
– Дарья все-таки шарила в моем телефоне, – взвыл полковник, – мне надоела диета! Осточертела! Хорошо вам один капустный лист в день жевать! У вас нет никаких забот. А я! Сижу в тюрьме! Уже месяц! Туалет там страшнее ада! Народ вокруг – одно ворье! Где пожрать? Целый день не евши, не пивши! В тюрьме. А почему я там?! Потому что маньяк…
Александр Михайлович закашлялся, схватил свой мобильный и удрал.
– Слава богу, я Саше трубку вернул, – обрадовался Маневин, – удаляюсь на лекцию. Всем до свидания. Нина Сергеевна, рад знакомству.
– Я тоже, – еле слышно ответила няня, о которой все забыли.
Мы с Машей переглянулись.
– Понимаете, – начала я, – Александр Михайлович на самом деле уже месяц сидит в тюрьме, но…
Договорить мне не удалось, с громким лаем в столовую внеслась Афина. На спине ее восседал ворон Гектор, за сладкой парочкой трусил мопс Хуч, за ним резвым аллюром хромала пуделиха Черри. Замыкала шествие Мафи, она несла в зубах какую-то тряпку.
Увидев в столовой постороннего человека, весь зверинец замер.
– Знакомьтесь, это наши песики, – засуетилась я, – они тихие, не кусаются, лают только по праздникам, сейчас, похоже, гулять ходили. Они умные, сами открывают заднюю дверь. Мафи лапой на ручку нажимает, Афина задницей, ох, простите, филеем дверь толкает. Потом сами закрывают. Никогда не безобразничают! Вы как относитесь к животным?
– Я кандидат наук по воспитанию людей, – пропищала Нина Сергеевна, поджимая ноги, – со зверьем не общаюсь. И…
– Не слушай глупую! – каркнул Гектор.
– Мама! – взвизгнула кандидатка в няни. – Он разговаривает.
– Балда ты, матушка, – голосом диктора Игоря Кириллова объявил Гектор и клюнул Афину в макушку. – Шевелись, убогая.
Собакопони сделала пару шагов вперед.
– Они милые, – продолжала я. – Гектор очень умный, и да, он умеет говорить. Остальные, к счастью, не болтливы. Мопс Хуч тихий, очень ласковый. Пуделиха плохо видит, но…
– Б-б-блохи, – прозаикалась Нина Сергеевна, – г-глисты.
– Совсем безумная, – захохотал Гектор, – сама такая! Вон вошь на голове!
Нина Сергеевна застыла, и тут Мафи выплюнула тряпку, которую держала во рту.
– Елки! – подпрыгнула Маша.
– Доставай игрушки, хлопушки, фонарики, – обрадовался ворон, – повесь пряники!
– Даже не проси, – решительно отказала я, – кто в прошлый Новый год слопал всех шоколадных зайчиков, которых мы по глупости на елку повесили?
Маша показала пальцем на пол.
– Мусик! Это мышь! Мафуня поймала полевку!
«Тряпка» вскочила на лапки и помчалась к буфету. С громким лаем Мафи ринулась за удирающей добычей. Афина, воя в разной тональности, последовала за подругой. Гектор взлетел под потолок и начал истошно хохотать.
Мафи легла на пол и засунула голову под буфет. Одна Черри мирно дремала на полу, пуделиха плохо видит, и со слухом у нее проблемы, поэтому она пребывает всегда в полнейшем спокойствии. Хуч сел и тихо тявкнул. Я увидела, как прямо перед ним медленно и торжественно прошла мышь.
– Грызун! – завизжала Нина Сергеевна и вскочила на стул.
– Не боись! – каркнул Гектор. – Не сожрет!
Мафи завыла из-под буфета, Хуч неожиданно залаял, Афина решила, что приятеля кто-то обидел, кинулась к мопсу, но по дороге не справилась со своим телом, когда она заворачивала за обеденный стол, ее передняя часть бежала медленнее задней. Попа Афины неумолимо стала приближаться к голове, наша девушка превратилась в колесо, проехала по паркету до стула, на котором стояла, визжа от ужаса, кандидат наук по обучению младенцев, толкнула его… Две ножки с треском сложились. Нина Сергеевна с оглушительным воплем рухнула на пол и замолчала.
– Авария, – подытожил Гектор, – доставай кошелек.
Афина выпрямилась и резво вскочила. Хуч громко лаял, Черри продолжала храпеть. Пуделиха живет в своем мире, у нее там сейчас по расписанию сладкий сон.
Маша кинулась к няне.
– Вы живы?
– Нога! – простонала кандидат наук. – Похоже, я ее сломала.
– Сейчас посмотрю, – пообещала Манюня, – только руки помою.
– Она врач? – прошептала Нина Сергеевна.
– Ветеринар, – объяснила я.
– Я уже тут, – сказала Манюня, влетая в комнату. – Где болит?
– Не надо меня ощупывать, – оказала сопротивление Пантина, – я не собака, а человек.
– Совершенно с вами согласна, – кивнула Маруся, – люди больше похожи на свиней.
– Я не свинья, – прошептала Нина Сергеевна.
– Конечно, нет, но это животное ближе к нам, чем все остальные, – бубнила Маруся, глядя на ногу няни, которая распухала прямо на глазах. – Мусик, вызови «Скорую». Похоже, у нас и впрямь перелом.
Пока к нам ехали врачи, мы с Марусей пытались успокоить Нину Сергеевну, которая тихо заплакала:
– Не хочу в муниципальную больницу.
– Вас отвезут в платную, – пообещала я.
– Нет, нет, у меня нет денег.
– Я договорюсь с врачами, – пообещала Маруся.
– Нет, нет, не желаю выглядеть нищей!
– Вы отправитесь к доктору, который работает по ОМС, – сказала я.
– Нет, нет, не хочу в муниципальную клинику. Мне там вторую ногу сломают, – зарыдала Пантина.
Ситуация зашла в тупик, на пару секунд в столовой стало тихо, только громкий храп Черри витал в воздухе. Потом я открыла рот, и тут раздался собачий плач.
– Мафичка! – испугалась Маша. – Ты где?
Я завертела головой в разные стороны.
– Под буфетом, – неожиданно сказала Нина Сергеевна.
Мы с Машей бросились к буфету и увидели попу и хвост Мафи.
– Как ты ухитрилась пролезть наполовину под шкаф с посудой? – обомлела Манюня. – Он же едва приподнят над полом.
– Мышь поймать захочешь, не так раскорячишься, – голосом Дегтярева заявил Гектор, – в тюрьму ее! Пожизненно!
Я схватила Мафуню за задние лапы и потянула. Почти вся собака легко выехала назад в столовую, а вот голова не хотела освобождаться.
Маша встала на колени и заглянула в щель между полом и днищем буфета.
– Уши! Они мешают! Надо приподнять буфет.
– Отличная идея, – одобрила я, – но у нас не хватит сил.
– Давай попробуем, – азартно предложила Маруся. – Двигать его нельзя, пораним Мафизлу, надо только поднять. Ты справа, я слева.
Я вешу сорок пять кило, Маруся чуть больше, но она и выше меня на десять сантиметров. Стоит ли объяснять, что двум комарам не удалось оторвать буфет от пола?
– Фу, – выдохнула я.
Мафи мигом сообразила, что спасательная операция провалилась, и громко зарыдала, Маша погладила ее по спине.
– Не плачь, сейчас мы тебя освободим.
– Нужен рычаг, – подсказала Нина Сергеевна, – возьмите длинную доску, положите ее на что-нибудь вроде низкой табуретки, один конец засуньте под шкаф, на второй встаньте. Буфет поднимется, а я выдерну собаку.
– У вас нога сломана, – напомнила Маша.
– Зато руки и голова целы, – напомнила кандидат наук, – бедная псинка так стонет, прямо как малый ребенок. Нет сил ее слушать! Я поползу к шкафу, а вы ищите все необходимое.
Мы с Манюней заметались по дому.
– Хорошо, что Дунечка спит крепко, – радовалась Маша, притаскивая в столовую маленькую табуретку из гостиной.
– Повезло нам с ребенком, – согласилась я, волоча доску из спальни Дегтярева.
Толстяк вот уже год, как хочет прибить ее к стене, превратить в полку, но у него все руки не доходят. Думаю, и не дойдут.
– Главное, вам одновременно встать на деревяшку, – распорядилась кандидатка в няни, она сидела возле попы Мафи и нежно гладила рыдающую псинку.
– Нет, лучше прыгнуть! Импульс будет сильнее, буфет точно поднимется.
– Раз, два, три, – скомандовала Маша и прыгнула на поднятый конец широкой доски, я выполнила тот же трюк, ноги пролетели мимо доски, и я села на нее пятой точкой. Послышался натужный скрип.
– Ура! – закричала Нина. – Собака свободна. Теперь опускайте аккуратно буфет, не бросайте одновременно доску.
Маша прыгнула, меня зашатало из стороны в сторону.
– Беги, падает! – истошно завопила няня, и в ту же секунду темная гора рухнула.
Я зажмурилась и оглохла от грохота и звона разбитой посуды. Потом стало так тихо, что у меня заболела голова.
– Муся, ты жива? – прошептала Маша.
Я открыла глаза, увидела прямо перед собой Марусину голову и прошептала:
– Вроде да. А ты?
– Покойники не разговаривают, – сказала откуда-то сбоку Нина Сергеевна, – раз шевелим языками, значит, мы пока на этом свете. Мафи я успела отпихнуть подальше.
– Чудная картина, как ты мне мила… – произнес незнакомый мужской голос. – «Скорую» вызывали?
– Да, – хором ответили мы.
– Меня зовут Нина Сергеевна Пантина, – завела няня, – я специалист по детскому воспитанию, кандидат наук, автор многих книг. А вас как величать?
О проекте
О подписке