Глава 1. Олеся

Достаю из холодильника бисквитный торт из и ставлю его на стол. Любуюсь своим творением. На день рождения я всегда готовлю торты для всей семьи.

Герман не один из них. Он сосед по лестничной клетке. Мы с ним со школы знакомы. Вечно лохматый, в дырявых джинсах и черной спортивной кофте. Красивый.

В десятом классе я в него влюбилась.

Тайно, конечно же. Никто-никто об этом не знал. Для всех наш сосед – мой друг, который провожал меня до школы и защищал от хулиганов, пусть и сам был одним из них.

– Ягодами будешь украшать? – младшая сестренка Маришка тянется к корзиночке со свежей малиной.

У меня есть еще голубика и клубника. Потратила все карманные деньги, выданные мне на неделю.

– Да, – вырываю малину из ее цепких лапок, – и надпись сделаю.

– А что напишешь? «Я в тебя влюбилась»?

О моей влюбленности «знает» лишь сестренка. Ей семь.

– Нет, – ворчу.

– Ну и дура, – бросает и убегает.

Провожаю мелкую взглядом и беру кондитерский шприц с кремом из холодильника, склоняясь над своим шедевром.

«Наполеон». Каждый слой сделан с любовью.

«Герма…» Буква «н» не помещается.

– Блин!

Слизываю каплю крема с наконечника шприца. Вкусно.

– А я говорила! – слышу из комнаты.

Клянусь, будь она чуть старше, вцепилась бы ей в волосы.

– Нарисуй сердечко. Так тоже понятно!

Злюсь, но больше от волнения. Герман должен с минуты на минуту вернуться с тренировки. Я планирую лично отнести ему торт. Он, как хороший друг и верный сосед, пригласит на чай. У меня будет полчаса побыть с ним рядом.

Кожу на ладонях пощипывает от предвкушения.

Я и наряд выбрала. Голубое платье и туфли-лодочки. Волосы успела накрутить. Сейчас забрала их в хвост, потом распущу.

Коряво дорисовываю букву «н» и бегу переодеваться. В пять минут седьмого беру торт и выхожу из квартиры.

– Удачи, коза! – кричит сестра.

Рычу беззвучно и громко захлопываю дверь.

Герман живет напротив. Гипнотизирую металлическое полотно и дверной звонок. Может, вот он, момент для признания в чувствах?

В груди все переворачивается, а живот сводит от предстоящей встречи. Ждала этого несколько месяцев.

Ровно три моих шага до квартиры Германа. Делаю их быстро, в такт пульсу.

Звоню. Слышу противную трель и сильно закусываю губу. Шаги, которые затихают у двери и щелчок.

– Уф, бля-а-адь… Леся, ты меня напугала. Думал, родители.

Герман появляется на пороге в одних трусах. Его волосы в беспорядке, какого я еще не видела. На шее что-то вроде синяк… Но это ведь не синяк, правда?

– П-привет. Я… Вот, – протягиваю торт. Тяжелый. Руки дрожат. – С днем рождения.

– «Наполеон»? – голодно спрашивает.

Киваю. Говорить как-то не получается из-за вставшего поперек кома.

– Класс. Мы такие голодные!

Герман втягивает меня в квартиру и закрывает за нами дверь. Пахнет не теть Наташиными духами, как обычно, а чем-то новым. Не противно, но и аппетита не вызывает.

Понятно, какая у него была сегодня тренировка. Футбол был бы лучше.

– Пойдем на кухню. Вино будешь?

Вновь киваю. Чувствую себя глупо. Потому что вино не пью.

На столе две тарелки из советского столового гарнитура и два бокала. Они пустые, но капли на дне говорят о том, что там было красное вино.

Так и есть. У мусорного ведра пустая бутылка грузинского вина. И какое вино он мне предлагал? То, что выпил?

– Гера-а, – слышу позади гнусавый голос. Так сейчас все говорят. Для моего абсолютного музыкального слуха это как напрочь расстроенный рояль.

– Не боись, Сонь. Это Леся. Она моя соседка. Ну и дружбан с детства. Вон, торт нам принесла.

– Тебе, – поправляю, прочистив горло.

Какое, на фиг, «нам»?

Эта Соня рассматривает меня придирчиво. Дойдя до моих накрашенных губ, ехидно ухмыляется. Любой девчонке будет понятно, что я пришла к Герману не как «дружбан».

Сама Соня в подвязанной простыне. На ее шее такой же синяк, как и у Германа.

– Ну что вы девочки, как не родные. Садитесь. Да, Лесь, это Соня – моя девушка, – улыбается как никогда не улыбался. Как… Как дурак влюбленный.

Глава 2. Олеся

– Торт обалденный, Лесь. Почему ты мне никогда раньше его не пекла, м? Плохой из тебя друг, Птичкина, – говорит с набитым ртом, пытаясь прожевать третий кусок.

Почему я за калориями слежу, иначе в любимые джинсы не влезу, а он вон сколько уже сожрал, но кубиков по-прежнему восемь?

– А вы почему не едите? – спрашивает нас обеих. – Мне такой вкусный «Наполеон» только бабушка пекла.

Мы смотрим с раздражением друг на друга. В целом претензий к этой Соне у меня нет. Я вижу-то ее в первый раз.

– Жирное? На ночь? – с претензией говорит и смотрит мне в глаза.

Ей-то можно кусочек себе позволить. Какой размер одежды она носит? Тридцать восьмой? Сороковой?

– А я наелась, пока готовила и собирала.

По правде говоря, от волнения желудок свернулся в трубочку и сжался в точку.

– Мне, наверное, пора? – скромно спрашиваю.

– Отличная идея, – спешно отвечает Соня. Да просто нагло перебивает, не давая выдохнуть.

Герман будто и не замечает. Жует торт. Откладывает пустую тарелку, даже следов крема не оставляет, и, положив руку на плоский живот, поворачивается к своей девушке.

Она совсем ему не подходит.

– Не, Сонь. Тебе пора. Родаки вот-вот придут, а мне еще в комнате убирать, – подмигивает. Ясно же, что убирать.

Краснею и отворачиваюсь к окну. Хочу, чтобы теть Наташа пришла сейчас, увидела все и выгнала с позором эту Соню.

Но этого не происходит.

Герман возвращается на кухню, проводив Соню до такси. Мне кажется, я слышала ее претензии с четвертого этажа и ничуть ей не сочувствую.

Ох, я такая стерва!

– Жаль, не успела с Соней пообщаться. Она классная, – грустно произносит Герман и садится напротив. Выглядит и вправду расстроенным.

– Она тебе нравится?

– Ну… – стреляет взглядом. Меня пронизывает током. – «Нравится» немного не то слово. Но ты маленькая еще о таком думать.

– Мы с тобой ровесники, Герман.

– Ровесники, – откидывается на спинку стула, давая возможность рассмотреть те восемь кубиков и смуглую кожу, – но о многих вещах тебе знать не обязательно пока что.

– Это почему? – возмущаюсь.

– Парня у тебя нет? Нет. Вот когда появится, тогда и поймешь.

Мне девятнадцать. Я специально надела красивое платье, сделала прическу, накрасилась, чтобы показать – я девушка. Но Герман продолжает видеть во мне вечного друга и соседку.

– Я, может, сейчас хочу понять. Вот тебе, например, могу понравиться?

Господи, стыд-то какой! Краснею. Щеки пылают, будто натерла их острым перцем. И почему-то губы тоже.

Въедаюсь глазами в Германа. В голове слышу хриплое, низкое «да». Потом Гера поднимается со стула, медленной, хищной походкой доходит до меня и останавливается в нескольких сантиметрах. Смотрит проникновенно, с желанием и любовью. Целует.

А в реальности я слышу… Смех.

– Ты? Ты же мне друг, Птичкина! Я знаю тебя всю свою жизнь. Нет в тебе загадки для меня. Да и кудряшки твои эти. И платье, – морщится, разглядывая мой наряд, который я с такой щепетильностью выбирала. Для него.

На глаза наворачиваются слезы. Слушать это больно.

Лучше бы я не приходила и не дарила ничего. Он же догадается сейчас. А так бы хранила в себе эти чувства и со временем они бы и прошли.

– Без обид, Лесь. Но ты на любителя, что ль, – продолжает убивать своими словами, – вот торты у тебя супер!

– На любителя?

Поджимаю губы, когда по ним скатываются слезы, и на языке чувствуется разъедающая соль.

– Блин, прости, Лесь. Но ты спросила – я ответил. Я бы с тобой не замутил. Но мы же друзья, да?

Киваю головой, как болванчик.

– Пойду. Мне еще посуду мыть после торта.

– Давай. Завтра нам к первой паре, – кричит, когда я уже выбегаю на лестничную клетку. Дыхание сбиваю. Не пару метров пробежала, а все лестничные пролеты в нашем подъезде.

– Без меня, – шепчу, вытирая щеки. Герман не слышит. Я уже захлопнула нашу дверь.

С завтрашнего дня все будет по-другому. Раз для него во мне нет загадки, то найду того, кто ее увидит.