Глава 2. Аксинья

Его губы плотно сжаты, напряжены. Он точно не ожидал такого поворота, но в то же время и не отталкивает меня.

Проходит целая вечность, прежде чем я решаюсь отстраниться первая и посмотреть на него. Мой взгляд расфокусирован, а в его глазах застыли льдинки.

– Прошу прощения, – извиняется мой незнакомец.

Он чувствует неловкость за то, что я его поцеловала. Может, он несвободен? Или вообще женат? У него трое детей, собака и дача в пригороде?

Вот же ж! Что я за человек?

– Да ничего. У вас, кстати, ресничка выпала,– улыбаюсь. Мне вдруг становится смешно.

Тянусь, чтобы снять ее, но мужчина опережает меня и сразу двумя ладонями начинает тереть щеки. Спешит.

Звук клаксонов, разговоры пешеходов, демонстративное покашливание моего… Жениха. Бывшего, но все же.

Возвращаюсь в реальность, где меня жестоко унизили, и черты лица сразу приобретают суровый оттенок.

– Очень умно, Ксеня. – Яр хлопает в ладоши. Его куртка разошлась, и все вновь видят его голый торс и боксеры с рисунками Пизанских башень на них.

И откуда только взял такие?

Поворачиваюсь на девяносто градусов и медленно наступаю. Кровь вновь бурлит, закипает.

– Все кончено, Ярослав! Свадьба отменяется!

Он усмехается и продолжает упрямо таращиться на меня. Это выбешивает сильнее, потому что все его раскаяние уместилось в минуту, а то и меньше.

– Давай ты остынешь, – касается моих плеч, голос ласковый. Таким разговаривают с психбольными, – а вечером мы дома все обсудим.

Кусаю щеки то с одной стороны, то с другой. Взгляд мечется от опавшей листвы до ресторана, где я вижу девчонок. Их носы отпечатались на стекле, и я больше чем уверена, все, что происходило здесь, уже записано на телефон.

Прекрасно! Еще и с этим разбираться.

– Конечно, – стараюсь улыбнуться. А про себя добавляю, фиг ты меня там теперь увидишь со своими Пизанскими башнями!

Яр обнимает меня, я кладу руки на его плечи. По сравнению с незнакомым мужчиной, Белозерский ниже и меньше. Будто тоньше и слабее.

– Я правда очень сожалею, что так вышло…

Бла-бла-бла!

– Катя ничего для меня не значит.

Стало быть, Катя.

Скулы устали улыбаться, и я чувствую как начинаю мерзнуть. От порывов ветра или от его вранья, уже не пойму. Все так запуталось.

Закутываюсь сильнее, сумку прижимаю плотнее. С таким же усердием закусываю губу.

– Не дуйся, и… Помнишь, ты хотела золотой браслет с бриллиантами? Думаю, самое время тебе его подарить. Я скину тебе деньги на него, ок?

Это немыслимо. В голове не укладывается. Он хочет купить мое прощение? Мое, мать его прощение?

Ярослав не ждет моего согласия. Бывший жених отходит и садится в свою машину: черный, как сажа, Гелик.

Банальщина, знаю.

Машет мне в окно и врывается в поток машин. Только листья в воздух поднял, которые дворник усердно собирал в кучу. Теперь в носу пыль, а у меня на нее аллергия.

Ярослав был моей первой любовью, первым мужчиной. Нас познакомили в восемнадцать лет, я сразу же влюбилась. Красивый, обаятельный, с чувством юмора и хорошими перспективами.

Я же видела наше будущее с Ярославом, и оно мне нравилось.

– Не расстраивайтесь… Как вас зовут? – незнакомец с плотно сжатыми губами стоит у своей машины и смотрит с какой-то снисходительной усмешкой.

Теперь он не выглядит раздраженным и злым. Сразу возраст сбросил. Но по-прежнему слишком стар в моем понимании.

– Меня?

– Вас-вас…

– … Аксинья.

Никогда не представлялась полным именем. Не нравится оно мне. А тут вдруг решила. Сразу солидней выгляжу. Лет на двадцать пять. Аксинья это вам не Ксеня.

– Плюньте на него, бестолкового, Аксинья. И не тратьте свои юные годы на таких мужчин.

Он подмигивает. Это совсем не вяжется с его образом. Кивает. И усаживается в свой… Что это? «Ларгус»? «Лада Ларгус»? Именно это и указано на капоте серебристыми буквами. Потом незнакомец уезжает в ту же сторону, что и Белозерский.

Что ж, мужчина-сжатые губки, именно так я и поступлю. И никто меня в этом не остановит.

Глава 3. Аксинья

Еще какое-то время остаюсь стоять спиной к девчонкам. Своими взглядами они исцарапали мне спину. Настоящее иглоукалывание в исполнении дилетантов.

Ох и сплетни скоро разлетятся.

Не обращая внимания на своих подруг, иду к машине в полной прострации, что сейчас делать.

Обычно после йоги и ланча с подругами, я ехала домой. Ну, туда, где Яр мне изменил.

В спортивной сумке греется кредитная карточка моего жениха.

Поразмыслив и забив на внешний вид, еду в торговый центр. У меня, к несчастью, закончилась вся косметика. И совсем нечего надеть. Мои кольца потемнели, а сережки с бриллиантами безвозвратно утеряны. Сумок нет, туфель тем более.

Мне срочно понадобилась кофемашина. Самая дорогая и навороченная. Еще гриль, вафельница, соковыжималка и тостер. Батарейки, лампочки, умные весы, стеклянные контейнеры для еды.

– У нас сегодня акция на парогенераторы, – консультант в магазине техники говорит с опаской. Я бы тоже с подозрением смерила взглядом такого нелогичного покупателя, как я.

– Я возьму.

Что такое парогенератор?

Не знаю, чем именно занимается мой женишок, раз еще не заметил такое количество оповещений о покупках. Хотя… В это время он обычно занимается в зале. Потом у него бассейн, сауна, массаж…

– Страховку будем оформлять?

Каждая минута на счету.

– На это? – киваю на чудо техники, что я прикупила.

– Ну да.

Парень вроде и рад, я сделала ему дневной план, но и в его глазах стоит ужас. Он считает меня ненормальной.

И в чем-то он прав. Обиженная женщина не может считаться нормальной, пока месть не приласкает ее задетое эго.

– Это долго?

Консультант ведет плечами. Зовет другого сотрудника и шепчет ему что-то на ухо. Они не смеются, лишь переглядываются.

– Минут тридцать.

– Не. Мне еще в зоомагазин нужно успеть.

Парни помогают дотащить все купленное до машины. Пакеты с одеждой вываливаются, и свободного места почти не осталось.

А мне все мало. Я хочу больше бесполезных покупок! Чтобы его карта на какой-нибудь мелочи, типа шерстяных носков с верблюдом, все же пропищала. Или банк стал названивать и терроризировать Белозерова.

Оттаивать начинаю. Нет, прощать не собираюсь и вместе нам уж точно не быть. Но с каждой купленной вещью я чувствую крошечную месть, и она так греет. Ни одна шубка не сравнится с этим ощущением струящегося тепла.

Шуба! Я могу прикупить себе что-то новое. На следующую неделю обещают снегопады. 1 декабря, начало зимы, а я без новой шубы.

Непорядок…

Успеваю приложить карту и оплатить белый полушубок из песца, как телефон загорается и на экране высвечивается имя Яра. Еще его зад, который я запринтскринила и поставила на звонок от него, чтобы помнить – Ярослав Белозеров – лгун.

Сбрасываю. Все повторяется. Звонит и звонит, звонит и звонит.

Такой настойчивый!

Смотрю на часы и мысленно прикидываю, что смогу завершить еще кое-что задуманное. Это рискованно, даже опасно, учитывая, в каком сейчас настроении находится бывший жених.

Срываюсь с места и через пятнадцать минут оказываюсь у дома номер три по Липовой улице. Это адрес нашей квартиры. И мне нравилось здесь жить.

Все близко: и институт, и салон красоты, и фитнес-клуб, и магазины, и мой любимый ресторан. Мой уютный мирок. Так же парк, где, как я думала, буду гулять с детьми и собакой по кличке Хозяин. Золотистый ретривер, которого увидела в рекламе.

Выхожу из машины, оглядываюсь.

Я буду скучать по этому месту.

Здороваюсь с консьержем, спрашиваю, не проходил ли Ярослав, и пулей забегаю в квартиру.

Часики тикают. Белозеров точно мчится сюда.

Чувствую себя ведьмой. Маргаритой, когда она громила квартиру, а потом головой взобралась на метлу и улетела. Голой быть не планирую, а вот подпортить кое-что очень даже.

Обои в спальне… Сдираю со стены, как могу. Порчу маникюр. Постельное белье вместе с одеялом и подушкой режу. Матрас вскрываю острым ножом. Японский, по какой-то секретной системе заточки. Им же прохожусь по деревянной столешнице журнального столика.

«Предатель»,– царапаю так глубоко, как позволяют силы. Это на всякий случай, если он захочет отшлифовать столик.

Всю его одежду скидываю в ванну и выливаю порошок на кучу тряпок. Потом средство для мытья посуды, а под конец оливковое масло.

– Ха-ха! – зло смеюсь, – а ты думал, я забью на твою измену, Яр? – обращаюсь к его футболкам, джинсам, худи и одному пиджаку.

Надо было его «Air Jordan» за сто тысяч долларов закинуть. Они мне все равно никогда не нравились.

В чемодан быстро забрасываю свои вещи. Все в кучу, буду разбираться потом, когда доеду до родительского дома. Они же мою комнату не превратили в библиотеку или спортивный центр? Мама последнее время помешалась на домашних тренажерах.

Сбегаю по лестнице, впихиваю все в машину. Она готова лопнуть. И стартую. На выезде из двора едва успеваю затормозить перед капотом черного «Гелика». На меня смотрит Ярослав Белозерский. И он чертовски зол.

Глава 4. Аксинья

Наши машины стоят настолько близко, что могу разглядеть каждый лопнувший капилляр на белках глаз Белозерова.

Никогда прежде не видела его таким взбешенным.

И что же делать?

Ярослав разминает шею – думаю, она хрустит, – открывает дверь, яростно ей хлопает и идет ко мне. В такт его шагам с задних сидений позвякивает новый фарфоровый сервиз столовой посуды.

– Открывай, Ксеня! Разговор есть! – его просьба звучит как угроза. Я додумываю страшное.

Может, не стоило срываться? Нужно было бы переждать, пока эмоции поутихнут. Но дело в том, что я никогда не была такой. Если захотела что-то сделать, я это делаю незамедлительно. Дальше меня подхватывает азарт, и я несусь с горки сломя голову.

– Нам не о чем говорить, Яр.

Двери заблокированы, а Белозеров дергает за ручку и дергает. По его губам читаю смачные ругательства.

Это он еще не в курсе, что я оставила его без одежды, спального места и навела такой кавардак в той квартире, никакой клининг не захочет приходить.

– Катись ты к черту, Ярослав.

– Ты понимаешь, что я разозлюсь? Я сделаю так, что ты прибежишь ко мне и будешь вымаливать прощение. Ты, а не я!

Вот еще. Нашел дуру.

Показываю ему язык и резко сдаю назад. И почему я сразу об этом не подумала? Зачем вообще решила ехать привычной дорогой?

Останавливаюсь, когда Белозеров идет на меня. Он такой упертый и… глупый. Типа если не открыла ему дверь раньше, открою сейчас?

Разворачиваюсь. Ярослав пытается перегородить мне дорогу, и чуть-чуть, но все же паникую. Не хотелось бы видеть его тушку на своем капоте. Только вчера мыла машину и полировала.

– Воронцова, а ну стой! – слышу вслед.

Выезжаю со двора с другой стороны. На нервах сейчас и часто поглядываю в боковые зеркала. Вдруг за мной погнался? Но нет. Горизонт чист, и я тихо праздную первую победу.

Наше расставание странное. Учитывая, что я вообще о нем не думала, а думала о свадьбе, детях и семейных вечерах по выходным.

Через еще десять минут я останавливаюсь у родительского дома, но паркуюсь чуть дальше от подъезда. Так, на всякий случай.

Беру спортивную сумку, вытаскиваю чемодан, из которого торчит какая-то блузка, по виду это «Карл Лагерфельд», и тихо подхожу к подъезду.

Родительская квартира на самом последнем этаже. У нас есть мансарда и выход на крышу, которая оборудована как терраса.

У двери меня встречает наша экономка Илма. Всю жизнь ее боялась. Она синоним строгости, порядка, тишины и немецкой дотошности. По происхождению Илма немка, и все становится на свои места.

– Junge Frau, – обращается.

– Да-да, – пропускаю мимо ушей.

Ее обращения на немецком всегда раздражали. Где красивое русское «Добрый день» или «Здравствуйте, госпожа Аксинья»? Тьфу, «Junge Frau». Сразу хочется измерить расстояние между пуговицами на блейзере. Вдруг оно отличается на миллиметр?

– Мама дома?

Везу чемодан по коридору, затем поднимаю по лестнице. И что я туда успела накидать? Не «Джорданы» же Яра закинула. Стоят состояние и весят тонну.

Илма идет по пятам. Обреченно вздыхает. Да, я тоже не в восторге, что мои планы нарушены и придется теперь снова жить под одной крышей с родителями.

– Я бы не отказалась от капучино на миндальном молоке с имбирным печеньем, – говорю на последней ступени лестницы и падаю на пол от усталости.

– Мне очень жаль, junge Frau, но Frau Элеонора сейчас на диете, и в доме нет ни одного печенья. Как и конфет, и любой другой сладости.

Дело дрянь.

Открываю дверь и вижу, как мама занимается на велотренажере. В ее ушах наушники, и она не сразу меня замечает.

Моя комната или то, что от нее осталось, наполнена всем спортивным инвентарем, какой только можно себе представить.

О моей здесь жизни говорит лишь кактус на окне.

Спортивная сумка падает из рук.

– Ксеня? Это ты? Как?

Мама вынимает наушники и бежит обниматься. Глаза ярко накрашены, губы вновь подкачаны, прическа новая. А мы не виделись какие-то две недели.

– Ужасно выглядишь, к слову. И где Ярослав?

– Яра больше нет, – говорю, осекаюсь. Звучит ужасно, и я спешу исправиться. Мама побледнела и схватилась за сердце. Не с той стороны. – В смысле, со мной его больше нет. Мы не вместе. Свадьбы не будет.

– Ach, du lieber Himmel! Na so was! (нем.: Бог ты мой! Ну и ну!)

– Ильма права, как так получилось?

– Он мне изменил, мама. И это видели все. Но не ты, да?

Открываю свой телефон и показываю фотографии. На видео не решаюсь.

Мама внимательно рассматривает фото.