– Лиззи, не дури и снимай чертово платье!
Уау, Пиппин ругается. Он глубоко и шумно дышит, взглядом лобовое стекло продавливает. В руке сжимает свою одежду, и я не могу отделаться от ощущений, что Филипп переживает за меня на самом деле. Платье и правда мокрое насквозь.
– Ладно, ладно. Ты только… Отвернись, – прошу и густо краснею.
Переодеваться в физкультурную форму в школе, когда постоянно заглядывают мальчишки, это одно. Но делать это при Шахове – совсем другое.
– Мы уже определились, что ты меня не интересуешь, – взгляд по-прежнему прикован к стеклу. В темноте салона вижу, как напряжены его скулы. Да и губы тоже. Если не знать, что Шахов просто меня просит раздеться, можно подумать, что он сильно злится.
– Кажется, мы определились, что ты врешь.
– Хорошо. Я могу выйти.
Филипп открывает дверь. Мне становится в разы холоднее, чем было. Хлопок – я остаюсь в салоне одна.
Так тихо. И страшно.
Из окна наблюдаю, как Шахов отходит от своей машины и остается стоять ко мне спиной. Можно смело переодеться, но я все смотрю.
Фил упирается руками в бока. Его плечи высоко поднимаются. Затем он трясет головой и зарывается пятерней в свои волосы, взлохмачивая те. Действия все простые, но я даже не моргнула ни разу, пока следила.
Когда Филипп разворачивается, наши взгляды врезаются друг в друга. Втягиваю воздух в себя, а он кажется мне разряженным, густым, как кисель.
И почему у меня такая реакция на этого подонка? Пульс взбесился.
Но еще больше не понимаю, когда дрожащими пальцами нащупываю молнию сбоку и тяну «собачку» вниз. Нет, у меня и мысли не возникло соблазнять его или что-то в этом роде.
Делаю все торопливо, словно меня нещадно кто-то подгоняет.
Не кто-то, а сам Шахов. Своим взглядом, своей аурой, которая чувствуется через металл и на расстоянии.
Снимаю платье через голову, зацепив прическу.
Меня колотит от своей смелости и безрассудства. Если бы только бабушка с дедушкой знали, где сегодня была я и чем занимаюсь сейчас.
Остаюсь в нижнем белье и чулках. Снова они, когда зареклась их носить.
Шахов продолжает смотреть. Он застыл на месте, как статуя. Красивая, но неживая.
Сгребаю с сиденья черную спортивную кофту на молнии и надеваю на себя. «Вжик», но все еще дрожу.
И кофта эта слишком короткая. Резинки чулок торчат, и я оттягиваю ткань до самых колен. Надеюсь, после стирки она встанет на место, а то так и испортить дорогую вещь можно.
– Готова? – Шахов появляется внезапно. Он ведет себя легко, словно не наблюдал за моим полустриптизом через окно. И голос ровный, почти безразличный. А я…
– Вполне. Кофта теплая.
Фил выворачивает руль и выезжает из переулка.
– Теперь мы домой?..
Жду ответа, зависнув на сильной ладони, сжимающей оплетку.
– Ты хочешь?
Качаю головой. Вечер странный, абсолютно ненормальный, но домой уже не хочу.
– А ты? – спрашиваю, направляя свой ответ все тому же лобовому стеклу.
– Ты обещала показать свое веселье. С моим мы определились как «непотребное». Так?
Бой, полуголый Шахов, визг и восторг толпы – преимущественно кричал женский пол – вкус шампанского. Это стопроцентное «непотребное» веселье.
И где та скромная девочка Лиза?
– Мое веселье точно не понравится тебе, Пиппин, – поджимаю губы. На них совсем не осталось помады. И я, черт возьми, об этом думаю и даже сожалею.
– Шоппинг?
Намечается волна нормального общения. Расслабляет. Откидываюсь на спинку. И плевать на резинку чулок, на которую то и дело поглядывает Фил. Я его не привлекаю!
– Нет.
– Кормить бездомных?
Прыскаю от смеха, но надо бы упрекнуть. Тема далека от веселья. Но тон, взгляд, который полетел в меня, полуулыбка…
– Нет.
– Развлекать детей? Анимация?
Старается!
– Снова мимо, Пиппин.
Хочется, чтобы угадал. Вдруг, мы не так далеки друг от друга, как кажется. Иногда Шахов может быть нормальным. Редко, но Филипп не безнадежный.
– Сдаюсь. В любом случае, твое веселье будет странным, как и ты сама.
Нет, мы далеки друг от друга.
Продолжаю улыбаться и вроде как слова его необидные. Фил же не виноват, что в его понимании я странная. Но теперь домой хочется. Туда, где бабушка пироги по воскресеньям печет.
– Мы с девчонками всегда танцевали, когда грустно и нужно развеселиться.
– Танцы?
– Угу. Но движения должны быть смешными.
И зачем я ему все это рассказывала? Шахов же рассмеется мне в лицо. Лучше сидеть перед ним без одежды, не буду тогда казаться уязвимой, как сейчас.
– Например?
Самое время включить кондиционер на градусов десять. От его вопроса в солнечном сплетении жар.
– Никому не расскажешь, не покажешь?
– Всем расскажу и покажу, – серьезно отвечает. Когда Шахов врет, он смотрит прямо, но сквозь. Как сейчас.
Выдохнув, вытворяю какую-то дичь. Двигаю руками, шеей, как гусь, зажимаю пальцами нос и «тону»… Все это без музыки.
Боже, это позор.
Фил при этом издает один короткий смешок.
– Поздравляю, Лиззи.
– С чем? – останавливаюсь. Подвоха жду.
– Вы в танцах.
Шахов улыбается. Не той дьявольской улыбкой, от которой подкашиваются ноги, пренебрежительная ухмылка, а… Простой, мальчишечьей.
Красивым становится.
– Повторишь потом? Под музыку?
Фил едет медленно. Мне хочется думать, что специально. Ведь дороги пустые, и до дома Шаховых можно доехать за двадцать минут. Или меньше.
Мы в машине уже минут сорок.
Просто едем вперед.
– Никогда, Пиппин.
– Знаешь пословицу?
Глаза закатываю. Вновь флиртую? Мои чулки все еще видны Шахову. Это уже не флирт, это – соблазнение. Спешу умерить ответную улыбку.
– Никогда не говори никогда? – умничаю. Так-то я умная.
– «Никогда» наступает быстрее, чем думаешь, Лиззи, – и подмигивает.
Он, черт, подмигивает! Бросает взгляд то на дорогу, то на меня. И… Нам хорошо сейчас.
Заканчивается все в тот момент, когда я вижу шлагбаум. Затем знакомые дома, заборы. Нельзя признаваться, что я бы растянула сейчас время, как резинку. Я и так перед Филом слишком открытая, а он все еще… Подонок.
– Спасибо за компанию, Пиппин, – сердце бушует. Прощаться надо, хоть и живем друг напротив друга.
– Понравилось?
– Компания твоя? Ну, ты был неплох.
Филипп увлажняет свои сухие губы кончиком языка, я внимательно слежу. Повторяю, мои губы тоже сухие. Без помады ведь!
Машину Шахов остановил до ворот, ведущих к дому, и далеко от фонаря. Нас не видно. Мы – тайна для всех.
– Награда полагается? – серьезным голосом спрашивает.
Отчего-то на губы его смотрю. День за днем я становлюсь легкомысленней. В чем-то шальной. Это новая Лиззи доставляет мне неприятности, но она мне нравится.
– Возможно. Одна, совсем маленькая.
– И какая?
– … Поцелуешь? – от сорвавшегося с языка вопроса хочется прикрыть лицо руками. Оно горит.
– Твоя очередь, Лиззи. Покажи, чему научилась.
Филипп наклоняется. Его дыхание касается моей щеки, затем он проводит по ней большим пальцем. Я знаю, что еще несколько дней назад его губы в этот момент накрыли бы мои, но этого не происходит сейчас.
Шахов выжидательно смотрит и ждет, пока я, вот, черт, его поцелую.
Настоящее мучение. Я никого и никогда в жизни не целовала. Ну, по крайней мере так, как этого требует Фил. Нерастраченный воздух застревает где-то в легких. И выдохнуть от волнения не получается.
– Смелее, Лиззи. Я не укушу. Пока…
Тянусь к Филиппу. Чуть приоткрываю рот, захватываю его нижнюю губу. Она мягкая и горячая.
Хочется, чтобы он уже начал отвечать.
Его рука ложится на мое бедро, вверх ползет. Вот уже проворные пальцы обводят резинку чулков. Я дергаюсь и чуть прикусываю.
Дыхание перехватывает.
И Фил целовать меня начинает. Не думала, что будет делать это так нежно. Мягкие, влажные от моей слюны губы ласкают мои. Оттого, что Шахов вытворяет все медленно, с чувственностью, волна дрожи прокатывается по телу и останавливается в животе. Она в шар превращается и разрастается в объеме.
А потом он усиливает напор, прижимаясь ко мне теснее. Перед глазами его сильное тело. Полуголое.
Когда кончик языка трогает мою нижнюю губу, втягиваю воздух через нос.
Я растворяюсь в этом поцелуе.
Рука Шахова настойчиво поглаживает, двигается все выше и выше, пока не добирается до самого главного.
Упираюсь ладонями в широкую грудь. За ребрами громко бьется сердце, его пульс отражается эхом в моей голове.
– Фил…
– Я просто потрогаю. Расслабься.
Поцелуй продолжается. И сейчас он такой, как и сам Шахов. Опасный, чуть грубый. Я чувствую подразнивающие прикосновения языка к моему.
Все внутри бушует, и надо бы сопротивляться.
Между ног концентрируется слабость. Перестаю себя контролировать и под его силой чуть раздвигаю ноги.
Рука Филиппа накрывает промежность.
Пальцами сдвигает полоску трусов и касается меня там. Каждый волосок на моем теле встает дыбом, я лишаюсь рассудка и ясности. Воздуха не хватает и хочется что-то прокричать, но тихо от невиданного ранее наслаждения и блаженства.
– Так же хорошо, да? – говорит и больше не целует. Смотрит на губы, в глаза, потом вниз. Там, где его пальцы творят что-то с моим телом.
Прикрываю глаза. Меня жарит стыд и нега.
– Нравится?
Молчу. Губы кусаю.
Его действия что-то переворачивают внутри меня, новые ощущения рождают. Мне кажется, что я сама волной двигаюсь на его ладонь, иногда слышу свой стон.
И правда… Приятно.
– Лиззи? Нравится?
– Угу.
– Продолжать? – останавливается на мгновение, я ругаться готова, что посмел это сделать. Очень горячо в тех местах, где он касается меня.
Его губы снова находят мои. Все ускоряется. Шахов напирает и голодно врезается в мое тело. Ладонями сжимаю его плечи, как только пальцы совершают круговые движения по клитору. Вроде и отталкиваю, но вместе с тем хватаюсь за сильного Филиппа, будто он – моя единственная связь с этим миром.
Мое сердце бешено стучит. Понимаю, что значит хотеть парня. Впервые это чувствую. Страшно становится.
Шахов ласкает меня, покрывает поцелуями, спрашивает, нравится ли мне. И я взрываюсь. Так ярко и безумно, глазам больно, когда зажмуриваюсь. Пальцы ног поджимаю. Острые молнии пронзают промежность, живот. В сердце застревают.
Перевожу то и дело дыхание, близость Филиппа чувствую и его хитрую улыбку. Смущаюсь, голову вбок поворачиваю.
Полагаю, он подарил мне оргазм. Бесстыжий, но очень приятный. Как после этого смотреть в глазах Шахову?! А его отцу и своей маме? Боже, куда я вляпалась?
– Первый раз кончала?
Рука Фила все еще между моих ног. Они разведены. Мы оба теперь смотрим, как Шахов вынимает свою ладонь из моих трусов. Его пальцы блестят.
– Что, ни разу и ни с кем?
Не получается заставить себя взглянуть хотя бы в его сторону. Все изучаю консоль, свои колени, ноги.
– Даже сама с собой не игралась? – голос полон удивления, а я наполняюсь робостью под завязку.
Фил возвращается на место, прижимается к спинке кресла и откидывает голову на подголовник. Шахов расслаблен, а его пах… Совсем нет.
О проекте
О подписке