– Ты прав, Мормо. Да я и сам это знаю. Я даже подумываю забыть о последней выходке Лилит. Я готов начать всё сначала, уже зная её как личность, сильную духом и любящую жизнь.

– Левиафан, сколько я тебя знаю, ты всегда отодвигал свои чувства на задний план, а на передний – ты предпочитаешь выдвигать свои незатейливые игрушки. Ты уже не просто взрослый, ты уже реинкарнироваться должен был, раз пять, а ты всё играешь! Да и с кем? С женщинами! Они всё равно облапошат тебя, даже если тебе будет три тысячи лет, женских трюков и уловок хватит на всю твою вечность. Как бы ты ни старался, тебе всё равно не удастся полностью понять, что у женщины в голове. А вот она намного быстрее и продуктивнее сообразит, что с тобой делать и что ты задумал. Как не крути, в итоге, ты окажешься идиотом.

– Я знаю, Мормо, знаю. Ничего не могу поделать с этим. Это моя сущность, мой характер заставляет меня быть таким. Я сам иногда поражаюсь, насколько гадким я могу быть. Но, знаешь, Мормо, мне это нравится, если честно говорить. Чем жестче ты себя преподносишь, тем больше тебя начинают любить, ценить и бояться потерять. Но Лилит боится не этого. Она боится проиграть, а не потерять. А я не могу дать ей возможность ликовать, разрешив ей закончить эту схватку, тем самым, унизив меня.

– Бог мой, Левиафан. Ты только послушай себя! О каком унижении ты говоришь? Там где господствует взаимная любовь – места для унижений нет. Вы оба задвигаете светлые чувства и прогниваете во мраке. Вам нравится гнить, в своих же чувствах. Левиафан, сделай скидку – сколько ей лет? Двадцать? Двадцать пять? Тебе – почти пятьсот. С кем ты играешь? Она же для тебя вообще как зародыш! Ты – мужчина, она – хрупкая женщина, которая по своей природе будет пытаться превзойти мужчину во всём, потому что в XXI веке у женщины задача быть во всем лучше мужского пола. Ты застал те времена, когда права женщины были никому не нужны, на них все плевали. Они должны были только рожать детей и вести домашнее хозяйство. Им нельзя было даже посмотреть как-то не так на своего мужа. Сейчас времена изменились. Женщины столько веков были лишены права голоса, что когда они его, наконец, получили, буквально век назад, совсем озверели.

– Мормо, я всё прекрасно понимаю, но здесь не только моя вина. Ты меня знаешь очень хорошо, настолько хорошо, что даже родители настолько не всегда знают своих детей. И вот теперь пойми одну простую истину. Лилит – моё отражение в женском обличии. Представляешь, какого мне быть с сами с собой, только с другой внешностью. Это очень тяжело, хотя порой и очень интересно. Я только сейчас понимаю, что чувствовали те, над кем я откровенно измывался и получал от этого удовольствие. А сейчас, я вижу, какое блаженство получает Лилит, делая мне что-либо в отместку. Может, я даже люблю её за то, что вижу в ней себя, а себя я очень люблю.

– Два эгоиста… – усмехнулся Мормо, – я бы с удовольствием понаблюдал за вашими отношениями. Вы вместе – а это значит, что вас связывает не только эгоизм и месть, а нечто большее. И любишь ты её не потому, что себя нашёл в ней, а потому что ты, наконец, встретил похожую душу, которая была одинока и ни когда не любила, так же как и ты. Кстати, по поводу того, как женщины умеют врать и заставляют мужчин делать то, что они хотят, при этом мужчина даже не поймет, что он этого изначально не хотел делать, а хуже всего, он будет считать, что сам захотел сделать что-то. Яркий пример: Ло.

– Ло? Ты имеешь в виду Локи? – переспросил Левиафан.

– Именно, мою любимую Локи. Она меня облапошила как пятнадцатилетнего мальчика, хотя мне тысяча один год. За один год, она так умело внушила мне, что сильно меня любит и жить без меня не может. Я два раза ловил её почти выпавшую из окна, пять или шесть раз еле успевал остановить кровь из вскрытых вен. Этим она старалась доказать мне не только, что её существование без меня – ничто, но и что мое существование без нее будет ничем. В итоге, я в неё влюбился так, что сам чуть вены не начал вскрывать. И через год, я не выдержал, боясь, что она, нежный человек, может пострадать и умереть, а я бы, в отличие от тебя, не смог себе этого простить. Я решил дать ей то, что она просила – вечную жизнь со мной. И тогда она, пробыв со мной где-то два-три дня в новом обличие, сказала: « Мормо – ты глупый старик, застрявший в теле красивого юноши! Я никогда тебя не любила, мне нужно было то, что ты мне, наконец, дал». Потом она улыбнулась, оскалив свои молодые клыки, и продолжила: «А я и не знала, что прожив столько лет, ты остался таким глупым, твоя ошибка, Мормо, – ты веришь женщинам, как глупый щенок верит людям, которые его потом пинком выгоняют»…Больше я её не видел. Знаешь, я почти почувствовал как Ло забирает одну половину моего мертвого сердца и я знаю, что больше никогда не смогу вернуть эту половину снова. До сих пор так и хожу с огромным изрубцованным шрамом там, внутри. И он, этот шрам, иногда сильно побаливает.

Левиафан смотрел на него со всей серьезностью, и на мгновение, ему даже показалось, что из его глаза капнула слеза. Левиафан вздохнул.

– У тебя большое и доброе сердце, Мормо, и даже оставшись только с его половиной, ты будешь добрым и будешь совершать хорошие поступки. Именно поэтому, я так не хотел, чтобы со мной была хоть какая-нибудь женщина, потому что я боюсь оказаться на твоем месте, – дальше он зашептал так, что его смог бы услышать только второй вампир, – Я трус! Я такой трус! Я боюсь женщин, я боюсь отношений… Но я никогда не покажу этого Лилит, иначе она откусит мне голову, как самка богомола. Лилит никогда не должна знать об этом, о существовании моих слабых мест.… Хотя она в одном шаге от познания истины.

– Эй! Уже почти рассвет, может, вы вечером продолжите рассказывать друг другу, какие женщины плохие, и кто из них какую кучу кала вам подарил? – вопросительно крикнула Лилит.

Оба вампира подняли взгляд на лестницу. Там, как будто стоял ангел в белом одеянии, но это был демон в ангельском обличии.

– Грубость. – Быстро шепнул Мормо Левиафану.

– И жестокость! Мне порой, кажется, что сам Гитлер переродился в ней, – ещё быстрее ответил ему Левиафан, вставая из-за стола, – ладно Мормо, пойдем, я тебя провожу в комнату, – сказал он уже во весь голос.

– Спокойной.… Нет, спокойного дня Мормо! – пожелала ему Лилит.

25

Проснувшись днем, Лилит посмотрела на Левиафана: он что-то читал и вроде бы даже не замечал ничего в округе. Девушка встала и выглянула в окно: погода ночью развлекалась. Все было белым бело, улицы окончательно оказались погребенные белой переной. Похоже, была сильная метель, которую парочка пропустила, гоняясь друг за другом, отчитываясь перед своими чувствами.

– Добрый день, милая. Безумно рад, что мы пережили эту ночь. Как спалось? Мне кажется, не очень. Ты кричала, руками махала, меня звала. Ммм…Ты звала меня. Что же там было?

Лилит отвернулась от окна и уставилась на вампира. Он лежал на подушках, держа в одной руке толстую, дряблую книгу, другой творил привычный бардак на голове.

– Надеюсь, что я сооружала западню для тебя…

Лилит снова уставилась в окно.

– Да? Звучало так, как будто тебе кто-то сооружал западню и ты звала меня, потому что нуждалась в моей помощи…

Уже через секунду он обнимал девушку, вместе с ней разглядывая рыхлый снег за окном.

– Может, съездим на горку? – Лилит вопросительно посмотрела на него.

– На горку? Зачем? – смутился Левиафан.

– Покатаемся на сноуборде. – Лилит улыбнулась в ответ, поцеловав вампира в щеку.

– На чем покатаемся?

– Сноуборд, Левиафан, сноуборд. Судя по твоему лицу, ты понятия не имеешь, о чем я говорю.

Левиафан действительно не очень понимал, о чем шла речь. Ему это не нравилось. Ему вообще не нравилось, когда он выглядел дураком. А когда человек чего-то не знает, это самый короткий и прямой путь к общественной критике и ярлыку дурака.

– Ладно, признаюсь, я не знаю, о чем ты говоришь и что это за штука такая.

Лилит улыбнулась что было сил. Ну, наконец, хоть какое-то превосходство над всезнающим и всё умеющим вампиром. Самолюбие Лилит аж встрепенулось от радости, ненадолго забыв все то, что произошло на днях.

– Ну что ж, придется мне просветить тебя, дорогой мой умный человек. Кстати, вот еще один случай, когда «зародыш бабочки» может чему-то научить всесильное чудовище.

Левиафан молча смотрел на девушку. Злился ли он? Конечно! У него сердце скрипело от ущемленного чувства, от того, что Лилит даже не пыталась сделать вид, что ей безразлична маленькая неосведомленность вампира.

По одному только его взгляду было видно, что Левиафан злобствует, но внешне он старался оставаться спокойным. Все-таки как взрослый человек, одно он точно понимал – сколько бы ты не жил на свете, все равно станется что-то, что ты не умеешь или о чем не знаешь. Вот только все это должно быть не после блистательного выступления «Я все знаю и все умею».

– Я жду.

Он неотрывно смотрел Лилит в глаза, наблюдал, как радость и злорадство, потирая руки, массажирую ее мимику. Но Левиафан решил, что пусть девочка порадуется такой нелепой и мелкой победе.

– Сноуборд – доска, как одна лыжа, встаешь на нее двумя ногами и катишься вниз со склона. Все довольно просто…даже для тебя. Я не буду рассказывать тебе про равновесие, правильность постановки ног…Ты же умный, в процессе поймешь. Поедем?

– Теперь-то мы точно поедем. Не могу же я оставить позади себя то, чего не знаю, так и не познав это. Одевайся. Пойду, скажу Мормо, что мы ненадолго уедем.

Левиафан нашел своего друга на веранде на улице. Он стоял с кружкой кофе, смотрел вдаль.

– Я слышал. Конечно, езжайте. Узнай, что такое сноуборд, мне потом расскажешь.

Левиафан встал рядом с Мормо и тоже уставился вдаль. Он чувствовал атмосферу отчаяния, печали и утраты. Он чувствовал Мормо насквозь, его желание вернуть любовь, желание всегда, нет, вечно, быть с той, которую он чертовски любит.

– Забавно, но почему-то именно в общении с тобой, я чувствую себя крайне неловко. Знаешь, почему? Был бы я на твоем месте, я бы ненавидел меня. У меня есть то, отсутствие чего, превратило тебя в меланхоличное существо, которое не знает, для чего оно вообще еще передвигается. У меня есть женщина, которую я люблю…она рядом. И у меня есть слова поддержки для тебя – от того, что эта женщина рядом, я не чувствую себя счастливым…. Подумай об этом, Мормо.

– Нет, Левиафан, это ты подумай об этом. Подумай хорошенько, что такое счастье, какого ощущать себя счастливым. Подумай о том, как ты будешь себя чувствовать себя, если этой женщины вдруг не станет рядом. Что ты тогда скажешь? Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Готов ли ты сейчас отпустить ее? А?

– Нет.

– Коротко и ясно. Видишь, тут и думать нечего. Просто дай шанс нормальности заглянуть к вашим отношениям, может вам понравится адекватность. Может вы примите ее и посмеетесь потом над тем, какими дураками вы были.

– Ну, я готова! – Лилит выскочила на улицу.

Оба вампира тут же замолчали и перевели взгляд на девушку. Ну до чего же она была красивая! На ней был надет теплый костюм светло-светло серого цвета, вязаная шапка, толстая коса, спускающая ниже пояса, ботинки, похожие на луноходы Армстронга, перчатки, связанные из такой плотной и теплой нитки, что они казались больше на пару размеров.

Радость в глазах. Ее глаза сверкали, словно в них блистали падающие на солнце снежинки. Слегка розовые щеки, которые всего за пять минут, проведенных на улице, легкий морозец успел покусать.

– Мой сноуборд дома. Сначала нам придется заехать за ним. – Лилит схватила Левиафана за руку, прижимаясь к его плечу.

– Давай сразу в прокате два возьмем? У меня-то ничего такого нет, все равно в магазин ехать. – Настроение вампира поднималась, глядя на то, как радуется девушка.

– Окей. Поехали. Пока, Мормо! Не скучай.

Лилит побежала к машине, на ходу стаскивая рюкзак со спины. Левиафан неспешно побрел за ней, бросив едва заметную улыбку другу.

– А ты прав, пожалуй, мы попробуем познакомиться с адекватностью!

Мормо, услышав тихий шепот, тоже улыбнулся. Как бы не думал Левиафан, но Мормо не мог злиться на своего друга из-за того, что у него есть девушка. Мормо вообще не мог злиться. Испытывать злость – это было не в его стиле. Он считал, что растрачивать силы и энергию на такие негативные чувства, как злость и ненависть, глупым занятием. Он был рад, что у его друга есть такие отношения, что их пытаются реабилитировать, что ими интересуются, а не просто живут.

– Лилит, закрой окно, простудишься. – Левиафан неотрывно смотрел на заснеженную дорогу, ведущую за город.

– Да что с тобой? – не выдержала девушка. – Ты такой странный! Весь из себя заботливый, твой голос…мягкий и нежный. Ты улыбаешься, не пытаешься посмеяться надо мной, никого не убиваешь! Левиафан, ты сам-то здоров?

Вампир улыбнулся и бросил на девушку косой взгляд.

– Лилит, почему ты так странно воспринимаешь заботу о себе? Почему для тебя это так дико звучит? Почему ты считаешь дикостью заботу о тебе?

– Для меня это нормально звучит, Левиафан, когда такое исходит не от тебя. И забота от тебя…ну, не знаю, по меньшей мере – это странно.

– А вот в чем проблема! Давай я сам закрою окно, раз у тебя очередная проблема с моей просьбой. Здесь есть волшебная кнопка, которая поможет мне в этом.

Лилит усмехнулась и отвернулась, разглядывая как довольно быстро стекло скрывает зимний запах, оставляя его за окном. Она смотрела, как мимо проносятся деверья, одетые в толстую зимнюю шубу; как большие черные птицы прыгают с этих веток в бездну и резко поднимаются ввысь, стряхнув снег с лап; как зима раскрывает свои владения, удаляясь от города; как прекрасно там, где нет человека и его зловонных труб.

Через полтора часа машина повернула на сельскую дорожку и пока они медленно пробирались вперед, Левиафан думал лишь об одном, только бы не застрять в этом не особо людном месте, только бы машины прошла и не села в сугробе.

Лилит же не терпелось уже вылезти из машины, схватить доску и помчаться с горы.

Раньше она каждую зиму с друзьями ездила за город, чтобы покататься а сноубордах, лишь эта зима пришла не такая… И привела еще кое-кого не такого. Несмотря на все это, Лилит не смогла отказать себе в удовольствии покататься.

Проехав сельскую дорогу, парочка оказалась на довольно обкатанном склоне, на котором стояло еще несколько машин и пара небольших кучек людей, которые лазили туда-сюда.

– О, да здесь даже люди есть! Смотри, как я не буду голодать! Не правда ли, дорогая? – Левиафан поцеловал ей руку и улыбнулся.

– О боже… – Лилит спрятала улыбку и хотела было выйти, но вампир опередил ее.

– Подожди, я дверь открою, куда ты спешишь?

– Хочу поскорее посмотреть на склон, насколько он крутой и длинный!

Левиафан все равно успел дать волю своей галантности, открыв девушке дверь и подав руку. Он помог вытащить доски, убрал все рюкзаки в машину, и спустя две минут они уже стояли и смотрели с горы на горизонт.

Конечно, это был не Эверест, но метров 250 в ней было. Это былабезлюдная деревенская местность, поэтому никаких канатных дорожек, которые поднимут ленивого спортсмена, там не было. Левиафан узнал об этом месте у продавца в магазине, который по секрету рассказал о хорошем месте, где можно спокойно покататься и вряд ли кто будет смеяться над тобой, когда ты через два метра на склоне, начнешь поглощать снег, летя головой вниз.

Лилит очень резво справилась с креплениями на своей доске и почти что приготовилась к спуску, как краем глаза заметила, неловкие копошения на заднем фоне. Несчастный Левиафан то никак не мог поймать равновесие, то у него были проблемы с креплением на доске.

– Господи….– Лилит вздохнула, слезла со своей доски и подошла к вампиру.

Она слегка злился…мягко говоря. Девушка молча стояла и смотрела на него, затем опустилась на корточки перед ним и начала помогать с креплениями, стараясь поддержать его.

Когда Левиафан, наконец, был готов к спуску с горы, Лилит быстро закрепила свой сноуборд и, крикнув «жду тебя внизу», помчалась вниз по горе.

Снег. Ветер. Солнце. Холод. Так приятно, весело и быстро. Лилит словно летела на крыльях вниз, не зная ничего о тормозах… Она даже не оглядывалась назад, прибывая в полной уверенности, что Левиафан уже где-то валяется или торчит как кол из первого же трамплина или в какой-нибудь елке. Но он удивил ее.

Уже почти у подножья горы Лилит что-то сшибло на огромной скорости. Кубарем, вперемешку с досками, поломанными очками, очумевшим вампиром, она летела дальше вниз, достаточно громко матерясь, периодически выплевывая снег.

Когда снежный ком и все, что в нем было, остановился неизвестно где, Лилит выдохнула, пытаясь понять собственные эмоции. Она немного злилась, потому что первая поездка была испорчена и не кем-то неизвестном, а опять Левиафаном. Ее злило, что теперь надо вновь тащиться наверх, чтобы нормально съехать и почувствовать всю прелесть зимы. Она злилась, зная, как неудобно и долго тащиться вверх по горе по огромным скатам, заваленным снегом.

Но услышав жалкие похрюкивания из сугроба, Лилит не смогла не улыбнуться. Наполовину заваленный снегом, со сноубордом под головой, с дужкой очков, торчащей из-под шапки, Левиафан лежал на спине и отплевывался, стряхивая с лица снег, ржал. Он просто и не наиграно хохотал, даже не пытаясь встать.

Лилит аккуратно пошевелилась: тело ныло, но переломов вроде не было. Она подползла к смеющемуся вампиру и посмотрела ему в лицо. Он продолжал смеяться делал он это так заразительно, что девушка едва справлялась со своими эмоциями.

– Ну и как так вышло? – давясь от смеха, спросила она, лежа наполовину в сугробе, наполовину на нем.

– Я не знаю… – Левиафан продолжал смеяться, обнимая девушку. – Ты не сказала мне ни о тормозах, ни как поворачивать этой штукой. Я просто мчался вперед.

Ему было очень трудно говорить, смех мешал собраться с мыслями. Лилит слушала эти задыхающиеся звуки, давила в себе такие же звуки, но у нее не получалось.

Внезапно вампир замолчал и уставился на девушку.

– Ты настолько необычная, что расскажи о моей сущности в мире, то я бы стал слишком банален. Твои глаза, они настолько задорно смеются, в то время как твое лицо пытается скрыть это. Зачем?

Левиафан резко выбрался из сугроба и перекатился на девушку. Рассматривая ее томные глаза, скрытую улыбку, ему так хотелось поцеловать ее…

– Ты простудишься, милая… Черт!

Борясь с собой и со своими желаниями, Левиафан поднялся на ноги, помог встать девушке, так и не поцеловав ее.

– Но я не могу не поцеловать тебя… не могу.

Кое-как задыхаясь и почти умирая, они влезли на горку и продолжили свое увлекательное мероприятие.

Домой они вернулись совсем поздно, усталые, но безумно веселые. Совместно проведенное время, за которое они не успели ни поругаться, ни подраться, пошло им на пользу.