– Я, кажется, вопрос задал!

«Господи, как же страшно… Господи…», по щеке покатилась слеза.

В дверь постучала Жаклин, её разбудил ор Левиафана.

– Эй, у вас там всё в порядке? – спросила она.

– Кыш отсюда! – гаркнул Левиафан, при этом он не сводил глаз с трясущейся Лилит.

Звук за дверью исчез.

– Не удалась твоя месть? – спросил он уже нормальным, свойственным ему тоном.

– Нет, не удалась… – грустно прошептала Лилит.

– А знаешь почему? Потому что ты дура! Ты не захотела меня выслушать, и чуть не совершила ошибку, которая могла стоить тебе жизни… и ему тоже! И сейчас, ты сидишь и молчишь, даже не хочешь рассказать, как провела вечер и было ли тебе хорошо? – он уже опять кричал во весь голос.

– Было ли мне хорошо? А тебе было хорошо, когда ты был с той девкой? – не выдержала Лилит и зарыдала.

Левиафан стукнул по столу, вскочил и схватил девушку за плечи.

– Мне было не хорошо и не плохо, мне было никак! Это было никак, потому что она была для меня едой! Или может быть, ты захотела бы быть на её месте? С этой девкой у меня ничего не было!

– Тогда почему она сидела полуголая у тебя в кровати? – Лилит тоже уже кричала.

Он отпустил её и наклонился совсем близко.

– Лилит, я же джентльмен, я не мог просто взять и искусать на улице девушку, это не хорошо. Мне нравится, когда девушке тоже приятно, хотя бы ненадолго. Это считай её последний час жизни. Я не говорю сейчас о сексе, я говорю о том, что её надо расслабить. – Левиафан улыбался мечтательной улыбкой.

– Тебе моей крови мало? Зачем ты тогда кусаешь меня и берёшь мою кровь? – удивилась Лилит.

– Твоей кровью я наслаждаюсь, а другой кровью я питаюсь. У тебя я делаю не больше трех глотков. Это то же самое, что за три дня съесть один кусочек колбасы – объяснил он.

– Но ты меня обманул! Ты сказал, что уезжаешь, а сам что делал? – возмущалась Лилит.

Она не могла поверить в то, как он просто выкручивался из всех ситуаций, как легко ему удавалось облапошить её, и каждый раз она снова верила ему. Но после этой лжи, на которой он был пойман, она боялась снова верить.

– Потому что, если бы я сказал то, что собираюсь сделать, – итог этого был бы всё равно такой же, как и сейчас. – Левиафан погладил её по руке.

Потихоньку он вроде начал успокаиваться, глаза становились добрее, а руки нежнее.

– Что бывает с людьми, после того, как ты ими отобедаешь? – спросила Лилит.

– Обычно, они умирают от большой потери крови, но не всегда.

– Что ты имеешь в виду? Что значит «не всегда»?

– Не всегда – значит не всегда. Девушку, которую ты видела, я убил, потому что она разозлила меня, она меня просто взбесила! Я уже не мог контролировать сам себя! При жизни я вообще был очень эмоциональным и вспыльчивым, но с того момента как получил к бессмертию ещё и бонус в виде безнаказанности, я вообще озверел. Когда я понимаю, что могу убить и мне за это ничего не будет, всё это согревает мне душу. Так что я бы посоветовал тебе не злить меня! – заключил он.

– Да что ты говоришь? – сыронизировала Лилит, – у меня хоть и нет бонуса в виде безнаказанности,… но тебя никто не знает, тебя нет ни в одной базе данных, тебя просто нет, ты же умер тонну лет назад. Так что убить тебя будет тоже безнаказанным для меня, ведь убить то, что мертво – вне закона! – сделала вывод Лилит. – Твой совет касается и тебя самого.

– Ты мне больше нравишься такой, настырной, хамкой, которая прекрасно понимает, что бессильна против меня, но продолжает сидеть и пыжиться – рассмеялся Левиафан, – я тебя уничтожу, если захочу – внезапно с серьёзным лицом сказал он.

– Да? Только я тебя не боюсь! – подалась вперед Лилит.

– Как давно ты перестала меня бояться, две минуты назад или пять? Ты меня плохо знаешь, дорогая!

– Ты меня совсем не знаешь, Левиафан! – Именно в тот момент, Лилит вдруг поняла, что он никогда не причинит ей боль, чтобы он ни говорил, это всё пустые угрозы, которые не влекут за собой ничего, кроме криков и избиения стола.

Он мог бы оторвать голову самой неприкосновенной личности, но Лилит он ничего не мог сделать, именно не мог, а не не хотел. Она ему нравилась целой, со всеми конечностями и без синяков на лице. Она ему нравилась, когда отвечала прямо в глаза, не боясь его. Она была таким же борцом в отношениях, как и он, и никогда Лилит не позволит дать себя в обиду.

Он восторгался этой чертой лидера. И его очень умиляло то, как она пыталась превзойти его, совершено безрезультатно. С этой задачей Левиафан справлялся куда лучше.

– Что там происходит? – послышался голос Анри за дверью.

Рядом стояла Жаклин с выпученными глазами и Марк с понимающим видом.

– Там происходит то, что может произойти с Жаклин в будущем, когда её муж всё-таки застанет жену с другим в постели… – объяснил Марк.

– Лилит замужем? – не понял Анри.

– Господи, боже мой, Анри! – цокнула языком Жаклин, – это её молодой человек, который сейчас очень зол, рвёт и мечет, из-за того, что между вами было…

– Да между нами ничего и не было! – крикнул Анри, перебив Жаклин, – ей стало плохо и она уснула, – прояснил он ситуацию.

Жаклин удивленно вскинула бровями:

– Это облегчает ситуацию и объясняет, почему ты до сих пор без синяков…Но всё же, Анри, мой тебе совет – не лезь пока туда! – попросила Жаклин.

– Твои друзья переживают за тебя, – улыбнулся Левиафан, – они боятся, что я тебе шею сломаю, а потом Анри.

– Хватит нести всякую чушь! – строго сказала Лилит.

Она встала, открыла кухонную дверь и увидела лица, которые смотрели на неё так, словно перед ними предстал мертвец, только что схороненный.

– Что? – спросила Лилит у них.

– Ничего, мы думали, тебя убивают! – сказала Жаклин и улыбнулась.

– Чего? – Лилит выпучила красные от слез глаза, – вы довести меня сегодня хотите? Уходите все отсюда! Левиафан, тебя это тоже касается! Видеть вас не хочу! – Лилит убежал в комнату.

Ребята посмотрели друг на друга и пожали плечами. Левиафан продолжил сидеть за столом, не скрывая едкой улыбкой.

– Анри, присаживайся, поболтаем. Расскажешь мне о тяжелом университетском прошлом, о больной любви…! – предложил он и пнул стул ногой.

Анри взглянул на стул, затем на вампира. Он был не из трусливых, но при таких обстоятельствах он замялся, но всё же прошёл и сел.

Жаклин вздохнула и тоже села за стол. Она не хотела оставлять двух агрессивно настроенных молодых людей. Она была простой девочкой, любила мальчиков, внимание, вечеринки и тусовки, но терпеть не могла недопонимания и драки.

– Чего происходит-то? – наконец спросила Жаклин.

– Да ничего! Забудь! Жаклин, у меня к тебе просьба будет, когда в следующий раз Лилит соберется делать то, что она хотела сделать сегодня, дай ей по голове и скажи, что это от меня.

– Хорошо – улыбнулась она.

Левиафан встал и плавучей походкой пошёл прочь с кухни.

– Эй, ты же поболтать хотел? – крикнул Анри.

Левиафан развернулся и скосил в его сторону глаза:

– Наверное, у нас нет общих интересов, чего мы могли бы обсудить вместе…для твоего же блага… – и, не дождавшись ответа, пошёл по направлению к комнате Лилит.

20

Они лежали и молча смотрели в потолок. Он гладил её по руке. Временная идиллия заглянула в гости.

– Лилит, ты боишься смерти? – неожиданно спросил Левиафан.

Лилит повернула голову и посмотрела на него: он смотрел вверх, и вид у него был какой-то пасмурный.

– А почему ты спрашиваешь? – ответила вопросом Лилит и тоже посмотрела наверх, как будто там было ещё что-то интересное помимо потолка.

– Ты знаешь, тогда в 1554, когда я умирал, мне было, действительно, по-настоящему страшно, ты не представляешь, какие это ужасные чувства. Как будто кто-то тебя опустошает, вытаскивает что-то из тебя, что-то жизненно-важное, а ты так не хочешь отдавать это «что-то», но у тебя нет другого выхода. Лилит, это так жутко понимать, что костлявая рука копошится у тебя внутри тела, и она что-то ищет, ищет…страшно осознавать, что, вот он – конец, всё, уже ничто неважно, больше ничего нет. В тот момент я радовался только одному – тому, что моей матери не было уже в живых. Я представить не мог, какого ей было бы потерять любимого сына… А ещё, я чувствовал как остывало моё тело, как из него уходила жизнь, а я так не хотел с ней прощаться. Я очень люблю жизнь, поэтому для меня умереть – это самая страшная фобия. И самое забавное, когда я понял, что назад дороги нет, только смерть впереди, у меня не пробежала вся жизнь перед глазами, даже её часть. Просто чернота и немощность, трясина и жуть, которая засасывала меня с головой. Странно, но когда ты теряешь близкого человека или любимое животное, то перед глазами мчатся светлые образы проведенных, не то что дней, а даже секунд с этим существом. И знаешь, когда я очнулся, я судорожно начал глотать воздух, я понял, что жив, и я не знал, кого благодарить, за это. Лилит, смерть – очень страшная вещь для меня, хоть я уже и пережил это, но отголоски того вечера до сих пор в моей памяти, я всё время вздрагиваю, когда вспоминаю об этом…

– Я никогда не задумывалась о смерти на таком уровне, мне кажется, что я не смерти боюсь, а умирать с болью. Боль – вот, что меня пугает. Смерть – это раз и всё, тебя больше нет, а боль – это мучения, которые неизвестно сколько протянутся, перед тем как случится «раз и все». Мне страшно даже подумать о том, какого это, когда душу рвет предсмертная боль. Я не могу сказать, что я очень люблю свою жизнь. Она скучна и однообразна, она ничего не стоит, как и жизни многих из нас. Я просто живу, потому что меня родили. Изо дня в день, все одно и то же и почти смирилась с этими. Почти. Это одна из причин, почему я хотела присоединиться к тебе. Ты можешь веселиться, Левиафан, ты позволяешь себе наслаждаться жизнью, а я позволяю себе существовать. Для тебя страшна смерть…А для меня существование. Это нельзя назвать жизнью, потому что жизнь, она как бы дана для чего-то, а когда ты не видишь для чего, (возможно, этого даже и нет), это становиться существованием, как растение: ешь, пьешь, спишь, такой своеобразный круговорот людей в собственном цикле сознательных дней. И ещё, если бы у меня была вечность, я бы нашла, чем её заполнить, потому что, знала бы, – всё что я делаю не напрасно, всё это даст опыт, и тебя, на самом интересном этапе жизни, не загребут руки смерти. Я бы научилась играть на скрипке, выучила бы японский, стала бы рисовать…

– А почему ты этого не хочешь делать сейчас? Ты же живешь сейчас, на японский и на скрипку тебе хватит времени, – сказал Левиафан.

– Знаешь, мой характер перфекциониста не позволит, что если я что-то хочу выучить или чему-то научиться, то я должна сделать это идеально. Если это скрипка, то я буду владеть ею в совершенстве, а для этого восьми лет мало…Моей жизни мало на то, что я хотела бы уметь…А если мне надоело бы быть вечной, я бы убила себя – Лилит посмотрела в угол потолка.

– Нет, Лилит, не убила бы! Раз ты боишься боли, себя бы ты не смогла убить в огне, потому что это ужасно больно! Я бы тебя тоже не смог убить, потому что – люблю… – похоже, потолок им нравился всё больше и больше.

Они смотрели на него, не отводя глаз.

– Левиафан, ты прожил почти пятьсот лет…скажи мне, ты встречал истинную любовь? – спросила Лилит, – ты когда-нибудь любил по-настоящему?

Левиафан оторвал глаза от полюбившегося потолка и посмотрел на неё.

– Любовь, Лилит и любил ли я? Хм… Величайшие умы, за всю историю существования мира так и не смогли дать адекватное определение этому неоднородному чувству. Каждый человек испытывает различные чувства и эмоции и называет это любовью. А они такие разные, эти чувства, Лилит! – зажмурился он. – У каждого они собственные и не похожие на чувства других. Невозможно найти двух людей с одинаковыми чувствами. Допустим, одна девушка живет с богатым полу пенсионером, Лилит, для неё это любовь, а другая бедная и живет с бедным – и для неё это тоже любовь.

– Мне не нравится слово любовь. Как помпезно оно звучит, и я не знаю, что это такое. Вот мне с тобой хорошо, иногда я тебя понимаю, уважаю, мне приятно с тобой находиться и мне плохо, когда тебя нет рядом. Ты как маленькая частичка меня, которая блуждает где-то, а я очень беспокоюсь за частичку себя, Левиафан. Это можно назвать любовью? – Лилит взглянула на него.

– Не знаю, Лилит…Я осознал, насколько сильны мои чувства к тебе тогда, когда понял, что я готов умереть за тебя, но я очень боюсь этого. И честно говоря, мне бы не хотелось умирать, так что постарайся не вляпаться в какую-нибудь глупость. – Левиафан улыбнулся и чмокнул её в руку.

– Следовательно, ты считаешь, что любить по настоящему – это, значит, переступить через свои страхи?… Но ты не можешь переступить через свою гордыню, Левиафан! Получается что страх – это фигня по сравнению с твоей гордостью? Забавно, как бы сильно ты не любил, ты готов умереть, но переступить через себя в ссоре – ты не можешь… Ты очень интригующее создание. Ты манишь к себе, а потом отталкиваешь и снова ласкаешь. Твоя сущность – это власть над всеми с кем ты общаешься, ты пытаешься превзойти меня во всём, удивительно, что ты ещё не писаешь сидя, лучше, чем я.

– Откуда ты знаешь? – рассмеялся Левиафан.

– Да я даже такому поступку не удивлюсь. Ты игрок и в жизни, и в любви. Я, наконец-то, это поняла! Ты играешь со всеми в жизнь, но я…я нечто больше, чем просто все в твоей жизни. Со мной в любовь. Тебе интересно именно со мной играть, потому что я такая же. Я позволила начать эту бесконечную партию. Мне кажется, что всех этих чувств вообще нет, что всё это сплошная иллюзорность, графика для действий. Играть роль легко…Но где ты настоящий, Левиафан?

– Этот же вопрос я задавал тебе, спрашивая о твоей внутренней идеальности, Лилит, я почти готов сам же ответить на свой вопрос. Гордыня и месть – вот два твоих спутника в жизни. Лилит, мы два сапога пара. Хм, я, наверное, не потерпел бы в вечности ещё одного такого ублюдка как я, только в женском обличии. Любовь всё-таки слепа! Зачем надо было, чтобы мы узнали о существовании друг друга, Лилит? Мы с тобой одинаковые, только пол разный. Как нам с тобой жить и не играть при этом? Ты сказала, что твоя жизнь – скучна и однообразна, точнее существование, как ты выразилась. Так я здесь… Я здесь, чтобы дать тебе возможность чаще думать, разнообразить и разбудить твою жизнь, Лилит! Я здесь, чтобы помочь тебе снова стать хозяйкой твой собственной зарождающейся жизни. А ты здесь, чтобы помочь мне скоротать мою вечность любовью и человеческим теплом. – Глаза Левиафана загорелись при слове «тепло».

Лилит поняла намёк этих искорок в глазах и вскочила с постели.

– Нет! Левиафан! Нет. Прекрати меня кусать! – кричала она в углу, приближавшемуся к ней вампиру.

Лилит попыталась проскочить мимо него, но это ей конечно не удалось. Он поймал её. Лилит смеялась и пыталась вырваться.

– А… Хватит! Ой. Щекотно! – подавливая смешки, верещала она.

Ребята, сидя на кухне, переглядывались друг на друга с удивлением.

– Как это мило! Они кусаются! – наконец дошло до Жаклин.

Лилит вырвалась и прибежала на кухню. Мужчина за ней. Она попыталась спрятаться за Жаклин. Левиафан бросился к ней, естественно сшиб обезумевшую Жаклин. Она с грохотом упала на пол. Лилит побежала вокруг стола, хохоча как маленький ребенок. Следом за Жаклин на пол полетел Марк. Но он ещё предварительно ударился лбом об стол, Анри, увидев, что Лилит с выпученными глазами летит на него, решил сам встать и сесть на пол к друзьям. Стул без Анри понравился Лилит больше, чем с ним. Она схватила его и кинула за спину, как бы перегораживая путь Левиафану. Анри не удалось всё-таки избежать физического ущерба. Пока Лилит швыряла стул в вампира, ножка стула задела щеку Анри. Бегущие, взрослые дети зашли на второй круг вокруг стола:

– Ай, Левиафан! Отстань! – вопила сквозь смех Лилит.

Жаклин не растерялась и схватила мимо бегущего Левиафана за ногу, он растянулся на полу, ударившись лицом. Лилит остановилась и начала так смеяться, что Левиафан позеленел от злости.

Он должен был поймать её, это дело принципа! Если бы на кухне никого не было, он бы давно уже это сделал. А при всей этой толпе знакомых ему пришлось бежать как человеку, а он уже давно отвык так бегать. Жаклин тоже смеялась. Вот только Марк и Анри сидели с изумленными лицами.

– Лилит! Ну-ка стой! – крикнул Левиафан, и поднимаясь с пола.

Лилит побежала вперед. Он опять за ней. Эти двое сшибали всё на своём пути.

Жаклин, не на шутку перепугавшись за своё здоровье, решила выползти с кухни, пока они что-нибудь не опрокинули на неё. Она начала ползти по-собачьи в сторону двери, в это время Левиафан наступил ей на руку.

– Скотина! – заверещала она. Левиафан с перепугу обернулся посмотреть на неё, но забыл при этом остановиться, и, споткнувшись о ножку стола, снова оказался на полу.

Лилит увидав всю картину в кухне, побежала в ванную, ей казалось, что она лопнет от смеха.

– Выходи! – раздался звучный голос Левиафана за дверью.

– Не а! – ответила Лилит.

– Лилит! Ну, пожалуйста, выходи, дорогая! – уговаривал её Левиафан.

Дверная защелка щелкнула и приоткрылась маленькая щель в двери.

– Нет, Левиафан, не выйду! – сквозь эту щель на него смотрел зеленый глаз.

Но такого маленького отверстия было достаточно для того, чтобы Левиафан просунул пальцы и открыл дверь. Лилит отпрыгнула к раковине, бежать ей было некуда. Он поймал её, крепко обнял и поцеловал.

– Вроде успокоились… – сказала покалеченная Жаклин.

Ребята снова сели за стол. Лилит и Левиафан, натискавшись в ванной, тоже пошли к столу, но она, не заметив разбитого фужера, наступила на стекло.

Осколок почти целиком вонзился Лилит в пятку. Девушка взвизгнула и упала на пол, схватившись за ногу. Все смотрели, как из раны течет алая кровь, как она омывает торчащий из раны кусочек стекла.

Лилит же смотрела за Левиафаном, который не отрывал глаз от струящегося жизненного напитка. Она в данный момент ожидала от него чего угодно. Эта неопределенность пугала её даже больше, чем боль в пятке.

Его взгляд на рану, на кровь – взгляд убийцы, смотреть не отрываясь и глотать слюни так утончённо мог только Левиафан. Внезапно, его как будто что-то вытащило из оцепенения и он кинулся к девушке, схватив за ногу, при этом, он чуть не сломав. Левиафан начал извлекать осколок.

– Ай! Больно! – вскрикнула Лилит.

– Ну, я бы удивился, если было бы приятно – пробормотал он, – хватит дергать ногой, я не могу зацепить его! – приказал он.

Левиафан всё же старался извлечь стекло так нежно, насколько это вообще было возможно. Он рассматривал ранку, словно проработал хирургом лет так двадцать пять, и нажимал вокруг неё видимо для того, чтобы стекло пошло назад. Лилит морщилась и кряхтела.

– Фу. Я не могу на это смотреть! – нервы Жаклин сдали, и она выбежала из кухни.

Лилит тоже отвернулась и посмотрела с грустной улыбкой на Марка и Анри.

– Лилит! Не выходит-то стеклышко! – поставил Левиафан диагноз, пряча в другой руке окровавленное стекло. – Придется везти тебя в больницу, надо резать, а то загноится, а потом всю ногу отрежут.