– Рано еще, спи. Я тоже пошла.

Когда Виктория открыла глаза, день уже убегал под агрессивным натиском вечера. Девушка спрыгнула с кровати и помчалась приводить себя в порядок, завтракать и рассказывать маме, как прошел экзамен и что творилось после.

– Какой у тебя следующий экзамен?

– Все. Это последний был. Дальше защита проекта и вуаля, я дипломированный специалист, ты за меня порадуешься.

– Когда защита? – мама пила кофе.

– Через две с половиной недели. Но у меня уже все готово. Это все-таки не философия.

– Ладно, дочь, я пошла собираться на работу.

– Опять?

– Да, Света заболела, я ее подменяю. К тому же, заведующий отделением уходит, сейчас будет конкурс на его место. Я хочу попробовать.

– Конечно, мам, ты обязательно пройдешь. Посмотри, сколько у тебя всяких наград и благодарностей. Я вообще считаю, что ты самый лучший реаниматолог!

– Как хорошо, когда тебя поддерживают! – Ольга Владимировна чмокнула дочь в щеку и ушла собираться.

Виктория отправилась к себе в комнату под предлогом подготовки к защите проекта. На самом деле, как только входная дверь закрылась и мама отправилась на работу, девушка бросилась делать ритуал.

Она собиралась призвать Люцифера и настрой ее был решительным. Если Харон отказывается, то Люцифер-то поможет.

Все было готово, кроме договора и времени. Стрелки часов должны были быть непременно на цифре три в ночное время. Это важное условие, описанное в книге. И если проблем со временем не было, нужно было всего лишь подождать, то проблемы с договором имели место быть.

Во-первых, Виктория долго думала о форме контракта. Это должен быть юридический договор? Просто текст? Форма таблицы? Как он должен выглядеть?

Во-вторых, плата. Что можно предложить Люциферу взамен за его услуги? Виктория не могла предложить ему душу. Если она отдаст Люциферу душу, значит умрет и не сможет быть с Хароном. Тогда что?

Два вопроса над которыми девушка думала остаток вечера и половину ночи. В итоге, договор она решила сделать в свободной форме. Просто взяла два листка а написала, что за оказанные услуги расплатится….голосом.

Виктория решила предложить владыке ада свой голос. Слух она не могла отдать, поскольку должна была слышать нежные слова, которые Харон будет ей шептать. Зрение – даже не обсуждалось. Виктория сходила с ума от одного только вида мужчины. Больше ничего ценного у нее не было.

Девушка состряпала простенький договор, проколола палец и шлепнула кровавый отпечаток. Она несколько раз прочла текст, отсчитала примерное количество времени, необходимого для заклинания и без трех минут выключила свет.

В центре комнаты горела свеча. Пентакль, символизирующий Люцифера и договор, завернутый в плотную ткань в центре нарисованного равностороннего креста.

Вика очень нервничала, все тело сжималось, как вселенная перед большим взрывом, предвкушая великую встречу. Страх тоже был недалеко. Позвать в дом Люцифера и оставаться при этом спокойной и не знать страха – наглая ложь. И если Вика могла внешне выглядеть так, словно «Несущий свет» был другом детства, то внутренний мондраж спрятать она не могла.

Девушка закончила читать заклинание ровно в три. Она оглянулась. В комнате никого не было. А через секунду затухла последняя свеча и помещение погрузилось в кромешную тьму, освещенное едва видимым ночным светом из окна.

Тишина.

Вике казалось, что по комнате начал ползать бесчувственный ветер и какие-то тени. Шаги, вздох…Девушка вертелась на месте как юла, в поисках приглашенного владыки…

Но никто не появился и даже через десять минут, и через пятнадцать и через полчаса. Виктория была одна в комнате.

Еще в течение трех часов она пыталась сделать ритуал, читала заклинания с разным темпом и ударением, зажигала и тушила несчастные свечи. Но ничего не происходило, никто не появлялся. Время было около шести утра. Вика сидела на полу и смотрела в некуда. Что уж скрывать, она была чрезмерно расстроена и не сдерживала слез. Вертелся лишь один вопрос – почему он не пришел? А за ним и другой, что не так и что сделать, чтобы он пришел?

Вся подавленная, рыдающая, с рухнувшей мечтой, Вика стирала пентакль с пола, убирала следы воска, прятала не работающие заклинание. Ей совсем не хотелось, чтобы ее мама, доктор медицинских наук, застала в комнате дочери хоть малейший намек на что-либо сверхответственное.

В одиннадцать утра Вику разбудил звонок сотового: Василиса собиралась идти гулять по городу и не просто гулять в одиночестве, а именно со своей подругой Викторией.

Как ни старалась девушка отказаться от гулянок, Васька так просто не отвяжется и ей пришлось согласиться.

Девушка чувствовала себя ужасно, не выспавшейся и разбитой. В голове жил лишь Харон и все, что с ним связано и ничего больше. Словно зомбированая, Вика с полузакрытыми глазами шла в ванную, приводить себя хоть в какой-нибудь порядок. И вот уже через полтора часа Виктория оказалась на Тверской улице, где ее ждала Васька.

– Не прошло и года мы, наконец, встретились! – заголосила подруга, – Викуся, как я рада!

она бросилась обнимать ошарашенную девушку и без остановки тараторить, бесконечно долго рассказывая о своих делах.

– Вика, как сдала? Ты мне еще не говорила!

– Хорошо сдала. Осталось вот проект защитить и все, можно уже идти на работу… Жизнь почти остановилась. Как твоя сессия?

– Моя? Еле выплываю. Тройка на тройке и тройкой погоняет. Но мне, честно говоря, наплевать. Скорее бы уже закончить этот убогий универ. – Василиса закатила глаза. – Пойдем зайдем покушать куда-нибудь, умираю с голода!

Виктория пожала плечами. Ей, по сути, было безразлично, куда и с кем идти. И это безразличие спустя какое-то время заметила Василиса.

– Слушай, ну не переживай ты так. Что он, последний мужчина на земле? – внезапно сказала Василиса.

Виктория посмотрела на нее непонимающим взглядом.

– О ком ты говоришь?

Она знает. Откуда? Мысли вертелись в голове, неловкость подступала ближе, сознание стеснялось.

– О Даниле, о ком же еще! После вашего разрыва, ты сама не своя. Я не узнаю тебя! Раньше в тебе было столько энергии, жизни и смеха, а сейчас передо мной сидит бледноликое оно. Забудь о нем.

– Э… Вообще-то, Данил здесь ни причем. Я о нем и не вспомнила, пока ты мне не напомнила, что он вообще был.

– Ты почаще себе это говори и он действительно забудется.

Виктория вздохнула. Как можно общаться с людьми, если они тебя не слышат? Тебя не хотят слышать.

– Да, наверное, ты права… – Вика вспомнила о Хароне. – Может мне действительно стоит отпустить его.

– Конечно! Он не нужен тебе! У него уже все хорошо, а ты все киснешь. Вик, так же нельзя. Я знаю, что значит любить и как тяжело, когда не любят тебя…

«Если бы ты знала… этого разговора сейчас бы не было», горько усмехнулась Виктория.

– Ничего, я справлюсь. Но я еще не все попробовала…

– Что это значит? – Васька удивленно посмотрела на подругу.

Только в тот момент Вика поняла, что ляпнула лишнее.

– Ничего. Как твоя новая пассия? – сменить тему – единственное, что пришло на ум Вике.

К ее счастью, Василиса была очень забывчивая, даже скорее невнимательная, поэтому довольно быстро переключилась на свои чувства, совершено забыв о подруге.

Виктория не слушала Ваську, ее вызывающие междометия и выкрикивания. Она думала лишь об одном: почему Люцифер не пришел? Все ведь было правильно: договор в любой форме, кровь, печать, текст… Что не так?

В очередной раз Вика начала сомневаться в своей нормальности. Может, просто никакого Люцифера и вовсе не существует? Все, что с ней произошло, девушка придумала сама?

Вечером, поделившись с мамой прекрасным враньем, создав бесподобную иллюзию, Виктория отправилась в свою комнату. Замок щелкнул и все понеслось снова: пентакли, свечи, заклинания.

Виктория перерыла все книги, интернет и сделала все, как написано. Но ничего. Никто не появлялся. Ну как же так? Как такое возможно?! Харон-то явился сразу же, даже, когда его не ждали, влез в сердце и сидит теперь и рвет его изнутри. Почему не приходит Люцифер?

2 сентября 2013 (понедельник)

Шли дни, недели, месяцы. Виктория на отлично защитила свой проект и совсем сникла, потеряв себя в поисках Люцифера. Она совсем плохо выглядела, практически ничего не ела, в основном пила, в большинстве случаев – кофе, очень крепкий. У нее уже практически выступали глазницы, выкрашенные слабостью в черный цвет. Рыжие волосы, веснушки, некогда отражающие собой солнце и дарящие окружающим тепло и радость, померкли и потускнели.

Уже очень давно Виктория не спала нормальным сном. Почти все ночи она тратила на поиски путей к Люциферу. Она пыталась достать его любым доступным способом, а это было возможно лишь ночью, как твердили все заклинания в один голос.

Днем же Вика должна была строить из себя нормального, здравомыслящего человека. Ее мать была строгих нравов и если бы она заметила, что дочь не уверенна в своем душевном здоровье, то она бы вылечила ее.

Конечно, в то время, когда мама была на работе, Вика спала как убитая, восстанавливая силы, но их все равно было недостаточно.

К тому же ей надо было искать работу, делать видимость, что она ищет ее. Ей вообще приходилось делать видимость, что она живет и непросто живет, а очень радуется этому факту. На самом деле, когда в душе и сердце поселяется любовь и страсть, желание жить становится практически невозможным. Все, что не делается или делается, слышится и видится, все превращается в одно сплошное страдание.

– Вик, привет. Давно встала? – звонок мамы порой хуже пожара.

– Час назад. Сижу ем. Что за имерджанси? – жуя несчастный огурец, спросил Вика.

– Я забыла документы на столе. Видишь? Могу я попросить тебя привезти их мне на работу? Они мне очень нужны.

– Мам… – Вздохнула Виктория.

У нее были планы, совсем другие. Она собиралась осмотреть еще пару книжных развалов в районах МКАДа. Носиться по больницам времени у нее не было.

– Что «мам»? – тут же прозвучал строгий голос. – У тебя все равно нет никаких собеседований сегодня. Мне правда нужны они.

– Хорошо. Хорошо. Через полтора часа буду.

– В реанимации. Сегодня дежурю.

– Хорошо. Поняла. Пропуск закажи мне.

– Уже. Давай. Жду.

Ненавидя весь мир и большего всего забывчивость матери, Виктория отправилась в больницу.

Вика терпеть не могла больницы и никогда не понимала, как можно там работать. Место, заполненное болью и отчаянием. Там всегда плачут и умоляют. Рождается вера в сверхъестественное, забываются помощь простых врачей. Слишком много страданий и переживаний. Слишком сильно болит сердце, глядя на все, что там творится.

Виктория шла по отделению реанимации, ей оставалось еще метров десять-пятнадцать до ординаторской, когда она услышала слабый звук, голос, неразборчиво просящий о чем-то.

Девушка завернула в открытую палату и с первой же кровати что-то сильное схватило ее за руку. То была старушка с хваткой здоровенного мужика. Виктория занервничала, пытаясь вырвать руку, но женщина крепко держала ее. Ее белесые глаза, не имеющие жизни, впились в лицо девушки.

– Ты заберешь его. Я выбираю тебя. – Прохрипела могильным шепотом старуха и стиснула руку еще сильнее, хотя сильнее казалось уже невозможно.

– О чем Вы? Отпустите! – Виктория почти уже боролось со «слабой и больной» бабушкой.

Старуха ничего не ответила. Она легла на подушки, закрыла глаза, продолжая держать руку.

– Ты заберешь его… – снова повторила она и, наконец, отпустила онемевшую руку.

Старушка выглядела умиротворенно, словно спала и ей снился прекрасный сон.

«Сумасшедшая дура», Виктория выскочила из палаты и сделав, еще пару-тройку шагов, уже оказалась в ординаторской.

– Быстро ты, – мама выглянула из-за шкафа. – Викусь, прости, пожалуйста, у меня сейчас плановая операция, мне надо бежать. Оставь документы на столе, ладно?

– Ладно. – Девушка вздохнула в ответ.

– Ты не обижаешься? – женщина остановилась в дверях и посмотрела на дочь. – Вика, что с тобой? Ты приболела?

– Нет, нет, все в порядке. Я устала…немного.

– Черт! Самый страшный звук для реаниматолога!

Они обе услышали пронзительную линию звука, режущего уши. Ольга Владимировна выскочила из ординаторской, Виктория за ней.

В той комнате, у умиротворенно спящей старушки остановилось сердце, о чем аппаратура трезвонила на все отделение, призывая врачей вернуть жизнь.

– Дефибрилляторы, адреналин… – кричали врачи, медсестры носились рядом, исполняя все указания.

Виктория, облокотившись у стены, смотрела и переживала за бедную старушку.

– Время смерти 18:07…– услышала она приговор, после которого отчетливо начинаешь понимать глубочайший и, наверное, бессердечный смысл слова «все».

Женщину отключили от аппаратов, писали данные, врачи были расстроены.

– Свет, звони родным, пусть с патологичкой свяжутся… – мать Виктории давала приказ медсестре.

– Ольга Владимировна, у нее никого нет.

– Вообще? – удивилась врач.

– Вообще. Все как обычно?

– Тогда да. – Ольга Владимировна посмотрела на дочь, – тебя тут не должно быть. Давай, иди домой. Я завтра после обеда буду. Спасибо, что привезла документы.

Девушка вздохнула, развернулась и ушла. Ей было немного обидно, потому что мать всю жизнь делала карьеру врача и продолжала ее делать. Понятное дело, что делала она это успешно и к своим годам зарекомендовала себя врачом от Бога. Жаль лишь одно, когда люди делают карьеру, они не могу одновременно делать семью.

Виктория вернулась домой и завалилась спать…

Ночью она внезапно открыла глаза и совсем непонятно зачем, начала шептать что-то на абсолютно незнакомом языке:

Ebenus, opprobrium, conticinium, lacrimose, venetum, abominamentum, reflabriventi, basiator, zodium, horripilato, perfluus, flammosus, universus, gloria, tabifluus, damnatio, martyrium, infidelitas, securitas, necrosis.

На последнем слове наступила убивающая тишина. Стало настолько тихо, что Виктория слышала, как внутри мчится кровяной поток. Совсем легкий ветер, такой же безмолвной, как и все вокруг. Девушке было так страшно, что дыхание почти остановилось. Не нужно было быть мудрецом, чтобы понять, что что-то не так. Когда все, что двигалось в привычном русле, внезапно застывает в паралитическом ужасе – по меньшей мере, странно.

Виктория лежала на кровати, выпученными глазами смотрела в потолок, не понимая, что происходит. Она даже пошевелиться боялась.

– На протяжение двух с половиной месяцев… – послышался тяжелый мужской голос, излучающий непоколебимую власть.

Несмотря на свою тяжесть и властность, голос был пьяняще притягательным и таким приятным, словно по спине провели лоскутом шелка. Этот звук можно было слушать часами, можно было влюбиться и вовсе потерять рассудок. Но Виктория, помимо всех сладких чувств, испытывала животный страх: звук голоса не имел никакого отношения к Харону.

– Да, два с половиной месяца, – подтвердил мужчина, – я слышал твой призыв.

Виктория, наконец, собралась с духом и подняла голову от подушек, посмотреть на гостя. За ее компьютерным столом сидел мужской силуэт.

– Ну так я здесь! – мужчина резко вскочил со стула и рванул к перепуганной до смерти девушки.

Виктория вздрогнула и накрылась одеялом с головой. Секундная тишина, следом раздался смех. Девушка закрыла глаза и зашептала все ту же молитву, единственную ей известную.

– Забавно… «да святится имя твое…»

Голос прозвучал прямо под одеялом. Виктория понимала, что «оно» не проникало под ткань, но была уверена на триста восемьдесят процентов, что тот, кому принадлежал голос, был вместе с ней под одеялом.

Виктория завизжала что было сил, спрыгнула с кровати и попыталась выбежать из комнаты. У самой двери, в полной темноте, она врезалась в высокого мужчину и грохнулась на пол.

– Нет, пожалуйста! – девушка закрыла глаза, пытаясь хоть как-то унять начинающуюся истерику.

Так страшно ей еще никогда не было. Даже, когда Харон впервые пришел к ней, она не чувствовала такого страха.

Внезапно, даже сквозь закрытые глаза, Виктория ощутила, что в комнате становится светлее. Не совсем, чтобы как днем, но хоть не тьма – глаз выколи.

Молясь, крестясь, умоляя не трогать ее, Вика открыла глаза на свой страх и риск. В десяти сантиметрах от ее лица она увидела мужское лицо. От неожиданности, она отпрянула назад, умоляя сердце колотиться не так быстро. На нее смотрели глаза, зелено-коричневого цвета, с едва заметным оттенком бордового.

Виктория ничего не замечала, кроме страшно красивых глаз. Наверное, минуты две спустя, девушка осмелилась окинуть взглядом гостя целиком: светло-русые волосы спадали на глаза, едва заметный прищур, губы в кривой, заинтересованной ухмылке, прямой нос, словно искусственно созданный. Он был даже чересчур идеальным.

Незнакомец просто сжигал, уничтожая девушку своим тяжелым взглядом.

Виктория молчала, загипнотизированная пронзающим взглядом. Нежданное существо тоже молчало, внимательно изучая веснушчатое лицо девчонки.

Мужчина шевельнулся, Виктория вздрогнула, но даже не успела моргнуть, как его рука трогала ее волосы.

– Какой необыкновенный рыжий цвет… – прошептал он, рассматривая прядь волос у себя в руке. – закат умирающего солнца… А он и вправду молодец, создать такую красоту… Почему ты перестала шептать свою забавную молитву?

Мужчина вновь перевел взгляд на девушку, на ее глаза. Она не шевелилась, все так же сидела на полу и едва дышала

– Ты… – чуть слышно спросила она, тут же поправив себя, – Вы – инкуб?

Мужчина улыбнулся, переместив свой взгляд на дрожащие губы.

– Нет, Солнышко. Разве ты инкуба ждала, шепча мое имя? Ты знаешь мое имя? – он наклонился к ней еще ближе.

Виктория почувствовала запах и он был такой приятный и нежный, словно не существовало никакой угрозы, да и вообще ничего паранормального. Запах цветущей природы, с тонким ароматом кедровой хвои, утяжеляющий всю композицию: самая главная нотка указывающая на то, что перед ней непросто мужчина, каких много.

Незнакомец вновь приблизился к ней на максимально близкое расстояние, разглядывая ее горящие щеки.

Виктория не дышала. Каждое движение гостя заставляло ее напрочь забыть о своей физиологии. Она просто застывала и изучала гостя.

– … Люцифер… – прошептала она, осипшим голосом.

Мужчина усмехнулся и встал. Он осмотрелся в комнате, особе внимание обратил на стул у стола. Схватил его и поставил около кровати, рядом с которой сидела перепуганная до чертиков Вика.

– А почему ты удивляешься, Солнышко? – спросил он, поправляя кольцо на левой руке.

Огромный перстень с какими-то узорами. Это были не просто узоры. Даже ничего не понимающая в рунах Виктория в тот момент осознавала, что на кольце были изображены древние, возможно даже никому неизвестные знаки и символы.

– У тебя довольно душно… – Мужчина вновь осмотрелся и расстегнул две пуговицы на рубашке. – Наверное, как в аду… Шутка. Это вы, люди, думаете, что у нас там вечное пекло.

– Это не так? – внезапно спросила девушка.

– Вечное пекло на солнце… хотя я не уверен, что оно вечное. У нас нормальная, устойчивая концепция естествознания и природы.

– То есть, вы не жарите никого на сковородках с вилами? – Вика позволила себе улыбнуться.

Люцифер бросил быструю улыбку и снова опустился на пол к девушке, поближе к ее оливковым глазам.