Зачем хранить верность тому, что мертво? Лучше сохранить об этом память. Яркую, наполненную эмоциями и жизнью. Просто надо помнить.

Конечно, Харон не понимал, что происходит. Даже он, могущественный властный демон, при первой же возможности заблудился в потемках женского подсознания…. И ему стало еще интереснее.

В кафе вошла женщина, неописуемой красоты, в белоснежном платье, с белыми волосами, длинными, распущенными… Она тут же увидела одинокого Харона, с прострацией на лице, даже немного с отчаянием и подсела к нему. Девушка улыбалась, Харон разглядывал лазурный цвет глаз.

– Люцифер… – прошептал он, позволив себе легкую улыбку.

– Привет, Харон. – Девушка, изучала сидящего напротив мужчину. – Где же ты взял такое почти-что идеальное тело?

– Создал! Устал постоянно думать о том, в каком предстать виде перед той или иной дамой. Этот вариант никогда еще не подводил.. До сегодняшнего момента.

– Да я наблюдал за твоими страстями. Интересное кино… Кстати, не расскажешь, о чем оно?

Люцифер откинулся на стуле и ожидающе уставился на Харона. Демон вздохнул, отвел глаза, позволяя легкой, почти-что воздушной печали пробежать по лицу.

– Люцифер. Только представь себе, в какой нелепой ситуации я нахожусь. Передо мной сидит владыка ада и ждет отчетности за мои действия, а я сижу и не знаю, что сказать. Можешь себе представить?

– Вполне могу. Я и не такое представлял. Но позволь мне поправить тебя. В первую очередь, перед тобой сидит твой друг, если ты забыл, только потом владыка ада. Ты можешь мне открыться, Харон. Мне кажется, я заслуживаю доверия.

– Безусловно. У меня даже и в мыслях не было ничего скрывать…

– Ты бы и не смог. Да? – Люцифер улыбнулся.

Харон кивнул в ответ и опустил голову.

– Когда в последний раз тебя вызывали люди? – спросил демон, взглянув на повелителя.

– О, эти идиоты занимаются этим ежедневно и не по одному разу на дню.

– И как часто ты к ним приходишь?

– Очень редко. Практически никогда. У меня есть несколько критериев, когда я позволяю себе прийти к человеку. Если вызывает мужнина, то уже семьдесят процентов того, что я не приду. Если же это женщина, то на десять процентов больше, что она увидит меня. Начнем с мужчин. Когда я слышу мужской голос, я всегда пытаюсь понять, для чего я понадобился тому или иному дураку. Если он хочет какую-то чушь, например, денег, власти, мести, то, как правило, я не прихожу. Хотя если настроение не очень, то я могу посетить его, заключить сделку, выгодную только для меня, уничтожить мага и порадоваться свободному вечеру. Если у вызывающего интересная просьба или он хочет предложить заманчивую сделку, то я поторгуюсь, конечно, но вызывающий вряд ли выживет. Если маг – женщина, то это уже, в принципе, интересно. Несмотря на то, что я не инкуб, я отдаю предпочтение женщинам. Помимо души они могут дать еще кое-что. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, не правда ли, Харон?

Демон улыбнулся в ответ, вспоминая огонек, оставленный на щеке и вновь стал отгонять от себя надвигающиеся непонимание.

– Что ты чувствуешь, Харон? На моей памяти это впервые, когда инкубу отказывают, да еще и с пощечиной! Как так вышло?

– Я не знаю. Единственное объяснение, которое приходит мне на ум – я слишком тороплю события, выражаясь людским языком.

– Нет, дело в том, что ты в реальности. В ней очень тяжело провернуть то, что ты делаешь во снах. Реальность – взаимодействующая яма, набитая опарышами, которые копошатся там на дне, ползая друг по другу, пытаясь возвыситься друг над другом, даже не осознавая, что каждый из них такой же беленький, толстенький червячок с черной головкой, между прочем довольно-таки бестолковой.

– То есть, ты считаешь, что я ни на что не годен за пределами сна?

– Нет, просто очень тяжело сделать то, что ты привык делать с легкостью. Вика не одна такая. Подойди ты к любой и она, скорее всего, откажет, при этом в голове выстроив совместно проведенную ночь во всех красках.

– Я всего равно добьюсь того, что хочу. Она согласится.

Люцифер посмотрел на демона и еле заметно улыбнулся. Ему было ужасно скучно разгуливать по земле. Люди уже не веселили его. Все превратилось в повседневную банальность: бессмысленные войны, где никто уже не понимает, за что воюет; убийства за обесценившиеся бумажки или за обиды детства; грабежи – воры воруют у воров: банки грабят людей, люди грабят банки, круговорот замкнут; предательство – вообще как обеденная молитва; дети предают родителей, родители предают детей; любовь – продажная: кто богаче, того сильнее любят…Все уже было, предсказуемо и тривиально для обитателей ада.

– Пожалуй, я понаблюдаю за этим. Ты не против, друг мой?

– Нет. – Харон пожал протянутую дамой руку.

– Ну что ж, я пошел…или пошла? – усмехнулся Люцифер, встав из-за стола. – Игра началась.

Харон проводил взглядом удаляющуюся девушку и, поняв, что никто не смотрит на него, просто исчез. Он появился в узком, малолюдном переулке, перед ним шла девушка в плеере. Харон шел за ней по пятам.

Демон не верил, что реальность так сильно отличается от царства сновидений. Он столько раз встречал блуждающих там людей и они даже не осознавали, что находятся не в реальности. Они переживали неподдельные эмоции, плакали, смеялись, боялись, обращались в бегство, теряли близких, находили новых возлюбленных, искали знакомые лица сквозь толпы безликих масок. Они не понимали, что находятся в забытье.

Харон твердо решил проверить слова повелителя: он был уверен, люди никогда в жизни не отличат реальность от нереальности. Но он так же был уверен, что повелитель не может заблуждаться.

Харон схватил девушку за руку. Она подпрыгнула с перепугу и вытащила наушники. Мужчина крепко держал ее руку и шептал о баснословной любви, подтаскивая девушку в объятия, как паук муху затягивает в сети.

– Нет! – закричала что есть силы девушка, отбиваясь руками и ногами от онемевшего инкуба.

– Тихо, тихо! – он прижал ее к себе, крепко зажимая рот. – Просто разреши мне прикоснуться к тебе, позволь показать то, что на вряд ли ты сможешь увидеть без меня. Позволь мне познать тебя. Я подарю тебе целый мир, мир, о котором до сегодняшнего дня ты ничего не знала. Я обещаю тебе, что когда ты познаешь его, ты не пожалеешь о правильно сделанном выборе…

Девушка смотрела в глаза Харона, ища хоть одну мизерную подсказку на то, что он не сумасшедший маньяк и не достанет рапиру, чтобы проткнуть ее насквозь.

– Я отпущу руку, а ты обещаешь, что не будешь кричать? – спросил Харон, касаясь губами ее виска.

Перепуганная девушка положительно кивнула головой. Харон медленно убрал руку, осыпая бархатистую щеку маленькими, нежными поцелуями. Его рука беспардонно расстегивала пуговицы на джинсах, подло и маняще проскальзывая под ткань.

– Пожалуйста… – прошептала девушка и из глаз потекли слезы.

Круглая, теплая слеза опустилась на руку демону. Он остановился и строго посмотрел на девушку. У нее дрожал подбородок, по щекам текли крупные слезы, холодными пальцами она стискивала мужские руки, не давая им дотронуться до самого сокровенного. Ни в ее глазах, ни в мыслях не было никакой страсти, никакого желания, в них были только слезы, в которых, словно рыба в воде, плескался панический ужас.

– Почему? – тихо спросил он, застегивая назад пуговицы на штанах.

– Пожалуйста… дайте мне уйти, – уговаривала его девушка, едва заметно поправляя штаны, смахивая слезы.

Харон вздохнул и сделал шаг назад, пропуская девушку. Она быстро посеменила в сторону оживленной улице, молясь всем виданным и невиданным богам, не веря своему второму дню рождения.

Демон стоял в переулке, бешено разглядывая асфальт.

– Все должно быть не так! – проскрипел он и стукнул кулаком стену.

Через несколько часов Харон вошел в сон той самой девушки, которая плакала и умоляла не трогать ее. Сон был красивый: волшебная природа, переливающаяся всеми красками и тенями, шум летнего леса, запах редкой хвои, нежный, ласковый трепет жизнерадостных птиц, никуда не спешащие облака, теплый ветер.

Вот она, с распущенными волосами, с улыбкой на лице, босая, в легком сарафане, бежит по траве. Трава мягкая, шелковистая, словно подушки. Девушка бежит, перед ней появляется фигура мужчины в белом одеянии. Она узнает его, этот тот самый, кто напал на нее в переулке… Но теперь она не боится его. Она открыто наслаждается его красотой. Она уверена, что это сознание проецирует недавно минувшие события. Она его не боится.

Харон берет ее за руку, она улыбается в ответ. Его прикосновения такие нежные, что хочется, чтобы он дотрагивался до нее снова и снова.

– Позволь мне познать тебя… – вновь шепчет Харон, скидывая лямку сарафана с ее плеча.

– Да… – соглашается девушка, закрывает глаза и погружается во что-то нереальное…

Утром она больше не открыла глаза.

Демон, успокоившись в своих возможностях, наконец-то, смог расслабиться.

В университете Вика застала еще двух сокурсников, которые вкратце рассказали ей все, что пытался донести профессор до выпускников. Рассказ ее впечатлил и на некоторое время даже больше, чем появление Харона в ее комнате. С каждом словом студентов, Вика понимала, что грядут не лучшие времена ее жизни и она почти-что бессильна что-либо сделать и учить философский бред она более не в состоянии.

Выйдя из университета, девушка отправилась в ближайший парк, крепко сжимая подмышкой тетрадь по философии. Виктория сидела напрочь опустошенная в парке, ничего не понимая, ни во что не веря. Она должна была заставить себя прочить хоть бы еще несколько билетов. Что ж за дрянная черта? Зная прекрасно, что грядут какие-то страсти, все равно ждать до последнего, а потом, дождавшись, достигать нирваны: голова вся в мыле, в сроки не укладываются, начальство проверяет гильотину и точит кол для задницы, коллеги, студенты соревнуется, кто быстрее сядет на этот кол. Плана никакого нет, просто хаотичное движение. С одно стороны такое поведение понятно. Стоит только представить себе, насколько скучно было бы студентам, если бы они заранее готовились ко всему? Они никогда бы не узнал, что значит крутит живот так, словно отвар из бледных поганок выхлебал; когда язык несет чушь, вообще не общаясь с головой; когда, наконец, вся суматоха заканчивается и, вопреки всем ожиданиям, взмыленная голова получает свое «молодец».

С другой стороны, готовься люди к своим увлекательным перфомансам заранее, другие бы неплохо сколотили сначала на успокоительных травах, а потом и на лечении прободной язвы, открывшейся на нервной почве.

Виктория очень старалась запомнить что-нибудь до экзамена, но голова отказывалась от этой глупой и неинтересной идеи. Она хотела думать о плохих ребятах… о Хароне. Она хотела заставить себя поверить в то, что ей все приснилось, что она сама выдумала очередную псевдо сказку и старательно пытается поверить в нее. Ее размышления были прерваны внезапным звонком. Это был Данил.

– Да? – устало произнесла девушка, запрокинув голову к небу.

– Привет, Вик, я вернулся пораньше, дела закончил, все нормально. Очень хочу с тобой увидеться. Заеду вечером?

– Данил, я … – начала Вика свою оправдательную речь. – я сейчас в парке, учу философию. Если хочешь, можешь подъехать сюда, выпьем кофе и поговорим.

– В каком парке? – воодушевлено спросил молодой человек.

– Какой парк? – удивленно переспросила девушка, оглядываясь по сторонам. – Который около моего университета.

– Хм, через двадцать минут буду. Дождись, ладно? – заигрывая, спросил он.

– Хорошо. – Виктория положила трубку и уставилась прямо перед собой.

Пустота. Ничего нет в голове. Шум фонтана. Ветер играющий рыжими волосами, шуршащий свежей листвой. Все, что могла понять Виктория на тот момент, это то, что каждый нерв и каждая клеточка ее организма хочет увидеть Харона.

В такие моменты много людей начинает страдать от невыносимой и неразделенной любви. Они хотят резать себе вены, лишь бы успокоить эту разбушевавшуюся боль. Образ любимого человека преследует их днем и ночью, не оставляя разум ни на секунду. Низ живота крутит от внезапных и беспочвенных мыслей. В голове лишь сумасбродные картины будущего, где возлюбленный, наконец, снисходит и целует. Пока вымышленное изображение нежно прикасается губами, охватывает руками, рассудок теряется окончательно. Уже невозможно сказать «нет» ни себе, ни воображению, остается лишь полностью поддаться ему, полностью отказаться от здравомыслия. Невозможно есть, пить, во сне лишь он, наяву лишь сон о нем… Боже ты мой, разве это любовь? Неужели люди действительно думают и называют это любовью? Редкостная чушь! Любовь, конечно, тварь жестокая и разнузданная, не знающая жалости и сострадания. Она как чума, единственное что, от нее нет лекарства. От настоящей любви действительно нет лекарства…только смерть и деспотическое безмолвие после нее.

Но на самом деле есть еще опаснее тварь, чем любовь, и она намного жестче. У нее нет времени, как у любви, ждать и сводить с ума. У нее есть обязанность лишить сна и рассудка за минимально короткий срок. Нет. Это не влюбленность и не сексуальность. Это страсть. Как спичка, страсть зажигает человека и он, полыхающий изнутри, бежит и ищет куда бы окунуться, чтобы утихомирить огонь, который так беспощадно слизывает клоки кожи и все ближе подбирается к голове.

Если человек когда-нибудь испытывал страсть, то он прекрасно понимает, о чем речь, понимает насколько это действительно больно и насколько человек становится слабым. Конечно, он не морально слаб, он уже физически изнеможен. Страсть, как гигантский солитер, присосалась и высасывает все соки, до последней капли. А человек все еще кричит: «я люблю тебя». Он все еще не понял, что столкнулся не с любовью. Он один на корабле страсти в грандиозной бури, в центре бесконечного океана. И лодка эта вот-вот затонет.

Человек все еще боится сказать: «я хочу тебя»… Он не верит в эти слова. Он верит в «я люблю тебя», а любовь даже не в курсе. Он называет это любовью, чтобы оправдать свою животную похоть. Люди свято верят в то, что разница слишком велика: сказать женщине – я люблю тебя и я хочу трахнуть тебя. На самом деле здесь велика разница только для лингвистов. Потому что в реальности нет никакой разницы. Любовь между полами подразумевает «я хочу тебя трахнуть».

Вот только если речь идет просто о страсти, то «я люблю тебя» уже не подразумевается. Это уже необязательно. Страсть уже запустила свои пальчики в Викторию, взбаламутив разум. Пока она просто хотела его видеть…

– Вот ты где! – на дорожке показался Данил. – Весь парк по кругу обежал, пока нашел тебя. Я звонил тебе…ты не ответила.

Молодой человек провел взглядом по рукам девушки: в ее пальцах был крепко зажат мобильный телефон.

– Мне кажется нет смысла говорить, что ты не слышала его… – Данил сел рядом. – Что, Вик? В чем дело?

Вика отвела взгляд. Она понимала, что конец близок, но не знала, как и что сказать.

Расставаться всегда тяжело, особенно если все было вроде как бы и хорошо. Просто так случается, что уходят чувства… И в чью-то привычку жить с кем-то, вторгается бешеная страсть. И больше невозможно прикидываться, что еще кого-то любят.

– Я все знаю. – Тихо сказала она куда-то в сторону.

– Знаешь что? – нотка испуга послышалась в голосе парня.

– Знаю, где и с кем ты был. – Виктория посмотрела Данилу в глаза.

Однозначно, молодой человек начал переживать.

– Кто сказал тебе? – спросил он.

– А что это изменит?

– Это ложь…

– То, что ты мне сейчас говоришь? Да, это ложь. Почему ты не в силах просто во всем признаться? Почему ты до последнего предпочитаешь извиваться как уж на сковородке, не переставая лгать? Данил, сколько можно?

Молодой человек, закрыл лицо руками. Он тяжело вздохнул и уставился вперед. Виктория смотрела на него и ждала ответа.

Внезапно мелкие пылинки и сухие веточки покатились вперед по дороге. Их подняло неожиданным дуновением ветра. Он был теплым, но сильным. Распущенные волосы колыхались на ветру, пряча лицо девушки. Она нахмурилась и посмотрела в строну, откуда дул неестественный ветер.

В непонятно откуда взявшихся листьях, которые кубарем носились перед ним, по алле шел Харон.

Викторией тут же завладел ужас, руки затряслись, страх постепенно парализовавывал тело.

Харон был не один, с ним под руку шла девушка. Она о чем-то бормотала, но Харон не слушал ее. Прищурив глаза, он смотрел на Викторию. На его губах была легкая, едва заметная улыбка.

Ветер трепал его волосы и низ рубашки. Казалось, вокруг все менялось бесконечно быстро, кроме взгляда демона.

«Прелестная картина. Ты думаешь так надо расставаться? Я помогу тебе. Ее звали Юлия. Блондинка. Двадцать два года. У нее есть машина и богатый папа. Голубые глаза. Три раза они занимались сексом в теплом Индийском океане, четыре раза в номере, один раз в самолете, когда летели туда. У нее очень красивое нижнее белье и она любит секс. Не требует обязательств. Подумай еще. Есть варианты?»

Харон прошел мимо, мысленно перебросив свой рассказ девушке в голову. Как только он прошел мимо лавки, на которой сидели Данил и Вика. Ветер стих, июнь залитый заходящим солнцем и зеленью, вернулся в парк.

– Кто тебе это сказал? – спросил молодой человек.

Виктория уже слышала этот вопрос пять минут назад.

– Ты видел? – внезапно спросила она.

– Что? – переспросил удивленно Данил.

– Мрак, ветер, парочку, которая только что прошла мимо нас…

– Мимо нас никто не проходил… Вик. Какой ветер? Мрак? – он озадачено посмотрел на девушку, затем приложил руку к ее лбу. – Как ты себя чувствуешь?

Вика отдернулась от него, как от прокаженного, вообще не понимая, что происходит на самом деле. Она была готова поклясться, что все произошло наяву, что Харон сказал ей все…ветер, исчезающее солнце. Все это было слишком реально, чтобы быть неправдой.

– Кто мне сказал? – переспросила она. – А что это изменит?

– Это ложь.

Этот разговор уже был. Вика его уже слышала. Холод пробежался по рукам и ногам, сознание задурманено вместе со здравым смыслом. Девушка тут же начала обвинять себя в сумасшествии. Но тут она вспомнила о том, что сказал Харон, проходя мимо.

– Вы ездили на Индийский океан. Когда вы летели туда, у вас был секс в самолете, в туалете. Ее зовут Юлия. Ей двадцать два года. У нее богатый папа. Светлые волосы и голубые глаза. Вы три раза занимались сексом в океане…

Виктория смотрела, как у молодого человека расширяются глаза то ли от страха того, что его девушка знает правду, то ли от того, что откуда она знает, если он на самом деле никому не говорил.

– …Четыре раза в номере. – У Виктории слезы наворачивались на глаза от осознания горя и правды.

– …И у нее красивое нижнее белье…

Данил уже сам чуть не плакал, слушая дрожащий голос девушки.

– … Она любит секс и не требует обязательств…

Вика не выдержала и зарыдала, закрыв лицо руками. Молодой человек был в неописуемом шоке. Он смотрел в одну точку, ничего не понимая. Он был в прострации. Данил никак не ожидал, что у Виктории есть вся информация. Откуда? Как она могла знать о сексе? О номере?

– Как ты узнала? – любопытство перебороло его. – Юля сказала?

– Надеюсь, ты понимаешь, что между нами все кончено? – Виктория встала, вытерла слезы. – Ты предал меня, Данил. Предал. Я могла бы многое простить, но это я простить не могу. Я не могу это понять и принять. Слишком тяжелая ложь.

Она взяла сумку и пошла к метро. Ей никогда не было так тоскливо. Вика очень переживала из-за разрыва, ей было больно. Подорванное доверие всегда больнее, чем просто разойтись.