Харон замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, преграждая собой путь девушке. Васька вздрогнула перед внезапно появившейся преградой. Она смущенно хлопала глазами, приподняв голову, разглядывала серьезное лицо демона. Харон уже совсем приблизился к ней, сократив расстояние до едва существующего. Его рука медленно ползла по воздуху вверх и за секунду, одним лишь пальцем, сдернул с лица Василисы шарф, выставляя ее бледно-розовые губы ступающей по Москве зиме. Не успела девушка и глазом моргнуть, как почувствовала на своих губах вкус и тепло губ мужчины, страсть которого разрывала ее по кусочкам. Она ответила на поцелуй, выкинув из головы последний образ Виктории…
– У меня сейчас никого… Не хочешь зайти? – сквозь бурное желание, спросила Вася.
Харон ждал лишь этого вопроса, чтобы на секунду прикинуться задумчивым, а затем как бы невзначай согласиться. Все шло по плану, по его плану. Через десять минут они стояли у квартиры. Василиса судорожно искала ключи, Харон стоял позади нее, нежно обнимая и прижимая к себе.
Замок щелкнул, дверь открылась, впуская в квартиру сладострастие. Еще в коридоре Харон довольно быстро избавлялся от преграждающей путь к телу одежды, хаотично разбрасывая ее по полу. Неспешно он избавлялся и от своей оболочки, вызывающе расстегивая маленькие пуговицы рубашки, ремень на брюках.
– Если бы я спросил тебя, чем готова ты пожертвовать, чтобы я сейчас не остановился, что бы ты ответила? – внезапно спросил Харон, нежно целуя ее шею.
– Я бы отдала жизнь… потому, что не смогла бы вынести такого издевательства… – с закрытыми глазами прошептала девушка, впиваясь пальцами в спину демона.
Мужчина улыбнулся и поддался на притягивающие его тело, хрупкие, но цепкие пальцы, изгоняя своим искусным теплом, руками, языком и словами возбуждение, привнося вместо него долгожданное удовлетворение.
Он получил все, что хотел, восполнив свои силы, но не до конца. Ему не хватило еще одного, может двух женских тел до наилучшего самочувствия.
– Что же мы наделали… – услышал он беззвучный шепот Василисы.
Девушка лежала на кровати, свернувшись калачиком. Физически ей было лучшего всего на свете. Такого идеально баланса она никогда в жизни не испытывала. Но вот в душе, с каждым делением на циферблате, пройденным секундной стрелкой, ей становилось все хуже и хуже. Омерзительнее. Ее тошнило от самой себя.
– Почему? – с явным безразличием в голосе, спросил Харон. Он взглянул на лицо Василисы и совсем смутился. Она смотрела в некуда, не шевелилась, тихонько вздыхала, а по носу текла слеза. – Почему ты плачешь? – спросил демон. – Не думаю, что тебе было плохо…
– Нет, не в этом дело. То, что было между нами – это самое лучше, что когда-либо случалось со мной… Но мы предали Вику.
Демон склонил голову набок, разглядывая появляющееся страдание на лице девушки. Лишенный чувств, не знающий человеческих эмоций, Харон не понимал, в чем его обвиняли.
– Если ты считаешь, что мы предали, почему ты позволила случиться тому, что случилось? Почему ты не подумала о ней, когда ответила на мой звонок?
– Я… – Василиса запуталась, – я…
– Ты хотела получить то, что возжелало твое сердце и разум. Тебе было наплевать на все, кроме собственного желания. Ты ни на секунду не задумывалась о Виктории. Так оставь это и сейчас. Это фальсификация чувств и сострадания. Ты даже сама в них не веришь, мысленно пытаясь оправдать так называемую оплошность. Приводишь кучу нелепых доводов, которые, на самом деле, совсем нельзя назвать аргументами… Ты лежишь и плачешь. Ты плачешь от обиды к самой себе, что ты не в состоянии оправдать себя. Ну так не оправдывай! Меня всегда удивляли люди. Вы стремитесь разрушить все, что приносит вам наслаждение. Вы так глупы и смехотворны.
Обездвиженная Василиса молча слушала Харона. Ее слезы давно высохли, оставив после блеклый след.
– Ты, – прошептала она, – ты буквально сдираешь мои самые постыдные мысли. Как ты это делаешь?
– Совпадение. – Внезапно Харон осознал, что переборщил с догадками, совсем забыл, что Василиса не знает о его демонической сущности.
– В это я никогда в жизни не поверю! – Васька закрыла глаза, мечтая спрятаться под одеяло. Какая-то нервозность и едва ощутимый страх проникли в ее тело. Волнение уже не давало покоя. Харон стиснул зубы и опустил голову. – Кто ты такой? – почти не слышно спросила она, с опаской заглядывая демону в глаза. Глаза же налились бордовым цветом, окружая в плотное кольцо чернеющий зрачок. Он словно пульсировал, разрывая собой глазное яблоко, окружая его в пламя несовершенства.
– Что еще за вопрос! – прикинулся он удивленным, потирая лоб.
Василиса молчала. Ей становилось страшнее, глядя на метаморфозы на прекрасном лице демона. Неожиданно в кровати повеяло холодом. Могильным. Трупным. Он постепенно сковывал зажатую девушку, парализуя и вгоняя в ступор.
– Я, – тихо ответил Харон, приближаясь к лицу девушки. – Я тот, кто видел, как рождается земля. Как появляетесь вы, по его подобию. Я смотрел, как вы размножаетесь. Я тот, кто держал Люцифера, когда он стряхивал с себя гнев своего отца. Я тот, кто поднимал с ним кубок всевластия. Я наблюдатель, не знающий покоя. Я – верховный демон-инкуб. Повелитель сладострастия. Укротитель страсти.
– Ты сумасшедший… – заикаясь произнесла девушка, уже окончательно понимая, что ее страхи были не на пустой почве. Незаметно даже для самой себя, Василиса тщетно пыталась слезть с кровати, даже не понимая, что ее тело парализовано, отдав всю энергию демону. Ей хотелось бежать как можно дальше. Не оглядываясь, умоляя сердце не выпрыгивать от страха из груди. Еще чуть-чуть, дать ей жизни, дать возможность скрыться. Спрятаться.
– И вот, ты боишься меня… – легким, но почти молниеносным движением рук, демон схватил Василису и прижал к себе, неотрывно смотря в глаза. – Сумасшествие для вас синоним чего? А? О, ты боишься сказать, но я слышу то, что ты думаешь. Ты думаешь о психопате. Серийный убийца. Так обо мне еще не думали… женщины во всяком случае. Не надо, не бойся. Я не причиню тебе вреда. Вы его причиняете сами себе. К тому же, у тебя роль не совсем пешки…
Василиса смотрела, как шевелятся губы демона, слушала его пьянящий голос и пыталась соврать себе, убеждая, что все не по-настоящему, что все нереально.
– А сейчас, Василиса, – Харон поднял на нее взгляд. – Ты забудешь об этом разговоре, ибо эта совершенно не та информация, которую тебе надо знать. Посмотри мне в глаза.
Девушка подняла тусклый взгляд на Харона, в ужасе понимая, что ничто не сможет заставить ее забыть то, что произошло в ее квартире. Но смотря в невозмутимые глаза демона, Василиса и не подозревала, что ее воспоминания вытаскивают по картинке из головы и разбивают вдребезги, без шанса на восстановление. А через несколько минут молчания и загипнотизированных взглядов, Василиса поняла, что несколько секунд назад был лучший секс в ее жизни с красивейшим мужчиной. Поняла она и как сильно душит ее зависть по отношению к Виктории. Вопрос – почему именно ей? – не выходил из головы.
Харон незаметно улыбнулся, прочитав немного дерзкие, накрученные им мысли. Они ему нравились больше, чем рыдающая дама, безнравственно прикрывающаяся внезапно появившейся совестью, чтобы выглядеть чуть достойной в глазах мужчины, ибо в своих она все равно останется неотразимой.
Виктория же рисовала наброски. Она пыталась. Ей надо было нарисовать эскиз на рекламную продукцию, а каждый ее рисунок заканчивался появлением изображения мужчины, в объятиях которого женщина. Безумные штрихи, можно даже сказать совершенно несуразные, рисующие силуэты на белом листе. Резкие и уверенные. Их даже не надо было подтирать ластиком! Да, они были немного хаотичны, порой непонятно, где начинались и заканчивались. Но каждый штрих в итоге был на своем месте. По отдельности они были сумбурны, но в целом картина была цельна.
Вика не понимала, что с ее головой и руками. Как вообще такое возможно? Говорить самой себе нарисовать квадрат, а карандаш вместо геометрической фигуры рисует пропорциональные тела мужчины и женщины. И рука рисует их так, словно она всю жизнь была уверена, что квадрат выглядит именно так.
Виктория рисовала и рисовала, пока не осознала, что взбунтовавшаяся конечность сейчас отвалится от усталости. Девушка взглянула на кипу изрисованных листов. Лишь одно она знала абсолютно точно – изображенный мужчина – Харон. И Виктория ни на секунду не усомнилась в этом. Но вот кто та нарисованная женщина – Вика понять не могла. Себя в ней она совсем не чувствовала.
– Ну как дела? – дверь чуть приоткрылась. Григорий уже в четвертый раз наведывался к девушке.
– Идут потихоньку. – С легкой и быстрой улыбкой, ответила она, вглядываясь в лицо директора. Он смотрел на веснушчатое лицо рыжеволосой девчонки таким добрым и приветливым взглядом, словно что-то замышлял. Затем он опустил глаза на рабочий стол девушки, весь устланный альбомными листами с карандашными штрихам. Тут Вика ощутила волну смятения. Весь стол усыпан рисунками какой-то парочки, плотно занимающейся своей похотью и вожделениям.
– Черт… – едва слышно выругалась Вика и бросилась собирать листы.
– Что с Вами? – удивился Григорий и быстрыми шагами подошел к столу, взяв изрисованный лист.
Сердце девушки едва не выпрыгнуло от нервов. Она поджала губы и ожидающе уставилась на мужчину, в ужасе представляя, что о ней подумают. Но Григорий молчал, хмурым видом изучая рисунок.
– Что это? – наконец, спросил он и уставился на девушку.
– Послушайте, Григорий, – тихим и сжатым голосом зашептала Виктория, покашливая. – Это… Как Вам сказать, чтобы Вы правильно поняли…. Я… Мне нравится чертежная графика и… тела… Да. Человеческие. Ну, понимаете, как мы красиво устроены…
– Вика, – мужчина перебил ее оправдания. Его взгляд уже давно изменился. Он подобрел, стал мягче. На губах появился намек на улыбку.
– Да? – Виктория опустила глаза. Почему-то ей стало так обидно, что захотелось плакать. Она шмыгнула носом, стараясь сдержать слезы. Она чувствовал себя мальчишкой-подростком, которого мать случайно застукала за онанизмом.
– Я не против графики и человеческих тел… И не надо так переживать, будто Вы нарисовали что-то непристойное. Это же всего лишь куча тренировочных линий.
– Куча тренировочных линий?! – не веря своим ушам, воскликнула девушка. Она бросила взгляд на листы и даже упала в кресло от неожиданности. Все листы были заштрихованы в разных направлениях. Просто штрихи. Ничего не значащие, ни на что не похожие. Рисунок психически не здорового человека.
– Я не хотел Вас обидеть… – извинился Григорий, удивленными глазами наблюдая встревоженное до безумия лицо Виктории, копошащейся в изрисованных листах бумаги.
– Вика, с Вами все нормально? – таинственно спросил он, передавая ей листок. – Вы странно выглядите.
– Странно выгляжу? – переспросила она.
Ее голос уже становился истеричным. Что-то играло с ней злую шутку. То ли сознание, то ли воображение. И Виктории так надоело выглядеть дурой, не способной контролировать саму себя. Она уже привыкла ко всему… Но каждый раз случалось что-то, что вышибло ее из колеи повседневности. Ведь она явно видела нарисованную пару, занимающуюся любовью, а теперь на ее руках лежит куча исполосованной карандашом бумаги.
– Подождите, – Григорий взял ее за трясущиеся руки, стараясь унять нервный тремор, пытаясь успокоить девушку. – Не разбрасывайте бумагу. Успокойтесь, Вика. Успокойтесь! Все хорошо. Все в порядке.
Он гладил едва сдерживающую слезы девушку по рукам, смотрел ей в глаза, пытаясь понять, успокоилась ли она.
– Черт, – снова прошептала Виктория и всхлипнула.
– Пойдемте со мной, – Григорий открыл дверь и кивнул в сторону выхода. – Пойдемте.
Он шел впереди, внимательно прислушиваясь к шагам сзади. Виктория поспешно шла за боссом, немного отвлекшись от своих произведений искусства. Григорий привел девушку в простенькую, но уютную кофешку, усадил в кресло и заказал два охлаждающих напитка.
– Расскажите мне, что с Вами происходит. – Мужчина со вздохом опустился на стул напротив, поправляя брюки. Он не сводил глаз с печальной девушки.
– Я не знаю, – тихо ответила она и закрыла лицо руками. – Просто не знаю.
– Эй, – он аккуратно убрал ее руки от лица. – Все хорошо. Не надо нервничать. Со мной Вы можете быть естественной… Мы здесь не о работе собрались поговорить…
– Мне кажется, я схожу с ума… – Виктория подняла глаза на собеседника.
– Почему? Что не так? Может, я могу помочь? – Григорий сыпал вопросами.
– Нет, нет, все нормально. Просто маленькая слабость.
– Вы уверены? В кабинете Вы выглядели так, словно вот-вот сойдете с ума…
– Нет, правда, все нормально. – Улыбнулась Виктория, – я не хочу, чтобы Вы думали, что в компании работает псих или критин.
Григорий усмехнулся.
– Знаете, у всех бывают минуты слабости и психически нездоровые мысли. И Вы не исключение. Я просто хотел сказать, что если Вам нужна помощь, любая, душевная или материальная, Вы всегда можете обращаться ко мне. Я Вам друг.
Виктория молча слушала предложения о дружбе, прикидываясь вновь улыбающейся девушкой. А у самой перед глазами стояли ею нарисованные картины. Она чувствовала себя усталой. Вся эта суматоха с представителями ада сводила ее с ума. Виктория была уверена, что достаточно было просто отдать душу Люциферу и можно наслаждаться свободной жизнью с Хароном. И никак она не ожидала, что с появлением печати Люцифера на теле, у нее появятся проблемы и с телом и с головой.
– Я помню тот день, когда увидел Вас впервые. – Григорий мечтательно прикрыл глаза. – Я шел в свой кабинет, а Вы стояли в компании маркетологов, улыбались, о чем-то щебетали. Тогда я подумал: «Какая веселая девушка!». И так было какое-то время. А потом с Вами что-то начало твориться. Вы мрачнели, тускнели, улыбка все реже приходила к Вам. Я говорю об искренней улыбке, а не о той, которой Вы прикрываетесь, как бы говоря, что все хорошо. Я Вам не верю, Виктория. Вы не та, какой были раньше. Вас что-то беспокоит и как бы Вы не пытались скрыть это от людей, все равно заметно.
– Да, от Вас, похоже, ничего не скроешь, – вздохнула девушка.
– Я знаю, что не имею никакого права приставать к Вам с подобными вопросами. Деловой этикет и все такое… Но я специально привел Вас сюда, чтобы Вы смогли хоть чуть-чуть расслабиться и отвлечься от повседневной суеты. Здесь нет места деловому этикету и стилю.
– А Вы обо всех сотрудниках так переживаете? – Вика взглянула на руководителя.
Григорий молчал. Неожиданный вопрос немного сбил его с толку, несмотря на то, что он на своей должности слышал и пострашнее вопросы, с ответами на которые всегда ловко выходил из ситуации.
– По правде сказать, нет. – Честно ответил он.
– И чем я заслужила такую почтительность?
– Виктория, – усмехнулся Григорий, чувствуя, что его хотят зажать в угол. – Вы не так воспринимаете ситуацию.
– Почему же? – Вся робость и застенчивость исчезли. Вике надоело не понимать. – Григорий, я просто хочу разобраться и понять, почему у Вас такое трепетное отношение ко мне. Вы сегодня утром приходили… О чем Вы хотели поговорить? Не надо только лжи. Испытательный срок совершенно ни причем, так ведь?
Мужчина был серьезен. Кадык нервно совершал скачкообразные движения, то была единственная часть его тела, которая хоть как-то двигалась.
– Ваши внезапные перемены порой выбивают меня из колеи. Честно. Полчаса назад Вы едва не рыдали, сейчас передо мной сидит дерзкая и бесстрашная девчонка. Вы удивляете меня.
Виктория опустила взгляд. Она дала себе немного времени успокоиться. Из-за непонимания самой себя, появилась агрессия, которую Вика совсем забыла сдерживать. Ну с чего она решила, что генеральный директор должен отчитываться перед ней?
– Простите.
– Ну что Вы! Я вовсе не это хотел услышать.
– Правда, простите. Порой со мной действительно что-то случается и я становлюсь невозможной.
– Виктория, прошу Вас…
– Григорий, пойдемте. Нам нужно вернуться на свои места. Я все-таки хотела бы закончить свои эскизы… точнее, начать их. И… простите мое вызывающее поведение. Я должна учиться сдерживать свои эмоции.
Девушка встала, Григорий тут же вскочил. Ему совсем не хотелось заканчивать посиделки, но и заставить никого он не мог. Безусловно его радовало то, что Виктория все-таки пришла в себя. Григорий и не подозревал, что Вика сама была бы не прочь поболтать с ним, но дотошный призрак его матери утомил ее своим монотонным шепотом, требующим оставить в покое ее любимого сына.
Виктория вообще любила поговорить с Григорием. Да и что тут собственно такого? Интеллигентный, умный мужчина, хорошо выглядящий, вкусно пахнущий. Иногда он был ненавязчив и даже немного скромный. У него грамотная, хорошо поставленная речь. Виктория не видела минусов в общении с мужчиной, кроме одного. Именно в то утро, когда Григорий вошел в кабинет девушки и начал нести несвязную ахинею, Вика заподозрила, что дело-то вовсе не в дружбе. Но что она могла сделать? Уволиться? Этот вариант совершенно не привлекал ее. Она решила отпустить ситуацию и загружать голову по мере поступления проблем. Пока Григорий открыто не достает ее, все можно списать на дружбу.
Виктория шла по улице, не поднимая глаз, боясь, что она снова увидит что-то необычное и странное. Ей больше не хотелось ничего видеть. Все таинственное и мистичное, привлекающее ее ранее, сейчас стало ненавистным. Порой невыносимым. Но она упорно продолжала считать, что Харон из другого мира – самое лучшее, прекрасное и необычное что случилось с ней когда-либо. И все бы ничего, но теперь Вика признавала, что сопутствующие факты по-настоящему тяжелы.
Виктория шла к метро, крепко сжимая в руках красный пакет. Ей казалось, что он излучает тепло любимого мужчины, что она чувствует его целиком. Ни о чем не думая, она просто отрешенно брела к спуску в подземку.
На встречу шли люди, которых Вика старалась не замечать. По всей видимости, люди тоже не очень смотрели куда идут и через несколько секунду кто-то сильно толкнул девушку. Виктория с перепугу отстранилась назад и возмущенно уставилась на «обидчика».
– Все-таки мир и вправду тесен. – Удивленно сообщила она, глядя на мужчину.
– Вика? – усмехнулся он. – Вот так встреча! Какими судьбами ты здесь?
– Привет, Данил. Я работаю здесь. А вот что ты здесь делаешь…
– Да я по делам. – Скромно ответил он, внимательно разглядывая девушку.
О проекте
О подписке