1 «Papé Satán, papé Satán, aleppe!»^[36] –
Так грозно адский Плутус зарычал,
Встречая криком нас в своем вертепе.
 
 
4 Но мне певец всеведущий сказал:
«Не бойся неожиданной преграды…
Вредить он нам не может… Прочь, шакал!»
 
 
7 Он говорил, остановивши взгляды
На демоне: «Молчи и пожирай
Ты сам себя от бешеной досады:
 
 
10 Спуститься должен смертный в адский край,
Куда идет по воле Провиденья…
Молчи и злобой внутренней сгорай…»
 
 
13 Как мачта корабельная в крушенье,
В морскую бездну с парусом летит,
Повергнута, изломана в мгновенье,
 
 
16 Пал Плутус ниц, приняв покорный вид,
А мы все глубже в тартар углублялись,
В вертеп, который грешникам открыт,
 
 
19 Которым все пороки поглощались.
О, Боже мой! Могу ль я передать
Ряд новых мук, что предо мной являлись?
 
 
22 Ужель за грех так можно пострадать?
Как меж собой сшибаются в смятенье
Харибды волны с ревом, чтоб опять
 
 
25 Бежать назад, так в вечном исступленье
Должны сшибаться тени меж собой.
Их много здесь, кричащих в озлобленье.
 
 
28 Двойной толпой они вступают в бой
И, тяжести огромные бросая
Друг в друга, поднимают дикий вой,
 
 
31 С упреками такими отступая:
«Что бросил ты?» «А ты что не бросал?»
И, двигаясь и вновь в борьбу вступая,
 
 
34 Ревут, бегут, как моря грозный шквал,
И снова отступают и мятутся,
И снова бой… Скорбеть о них я стал,
 
 
37 Успела жалость в сердце шевельнуться.
«О, кто они? Поведай мне, поэт!
Вон там, левей, – иль мог я обмануться?..
 
 
40 Толпа духовных лиц… Сомненья нет:
На них я вижу знаки постриженья».
«Знай, все они, – мудрец мне дал ответ, –
 
 
43 Свой разум довели до ослепленья,
И грех их – расточительность. Взгляни
На их толпу, на шумное движенье:
 
 
46 Здесь гранью полукруга все они
Отделены от области другого
Греха. Ты угадал – в иные дни
 
 
49 Тех призраков, чьи головы сурово
Обнажены, – монахами мир звал.
Здесь можешь встретить папу ты иного,
 
 
52 Здесь не один погибший кардинал».
«Но как же между ними, мой учитель,
Знакомых лиц пока я не узнал,
 
 
55 Которых грех смутил, как искуситель?»
«Напрасно разглядеть их хочешь ты, –
Мне отвечал тогда путеводитель, –
 
 
58 Грехи так исказили их черты,
Что лиц их распознать нам невозможно;
И вечно в этом Царстве темноты
 
 
61 Сшибаться будут призраки тревожно,
Пока день воскресенья не придет.
Тогда они восстанут осторожно
 
 
64 Из тьмы могил, иные сжавши рот
И с сжатою рукою, а другие
Лишенные волос своих. Как мот,
 
 
67 Так и скупец, все блага дорогие,
Все радости земного существа
Теряют навсегда. Грехи такие,
 
 
70 Как скупость и безумье мотовства,
Приводят к мукам вечного боренья
Без отдыха, без криков торжества.
 
 
73 Так гибельны фортуны искушенья,
Хотя за них людской безумный род,
Не ведая в раздорах пресыщенья,
 
 
76 Терзается и много крови льет.
Все золото, и все богатство света
Людей не избавляют от забот
 
 
79 И не внесут покой в жилище это,
Где мук неотразим жестокий гнет».
«Но объясни, – я спрашивал поэта, –
 
 
82 О, кто она, смущавшая народ,
Богиня, что Фортуною зовется?
Всех благ земных и всех земных щедрот
 
 
85 Из рук ее источник вечный льется».
«Безумцы! Ваш рассудок омрачен,
Вам в заблужденье правда не дается», –
 
 
88 Сказал мудрец и продолжал так он:
«Так слушай же ты истинное слово:
Мир видимый едва был сотворен,
 
 
91 Как власть уж для него была готова,
Чтоб в мире свет равно распределять,
И эта власть, как сам закон, сурова.
 
 
94 Над благами земными наблюдать
Другая власть поставлена; власть эту
Фортуною привыкли люди звать;
 
 
97 Богатства и сокровища по свету
Дарит и отнимает вкруг она,
Переходя от холода к привету,
 
 
100 Любя то те, то эти племена
Иль возвышать, иль в грязь топтать бесстрастно.
Фортуны той над миром власть сильна,
 
 
103 Сопротивляться стали б ей напрасно.
Вот почему, порой, иной народ
В падении страдает ежечасно,
 
 
106 Другой же процветает и живет
В довольстве, не смущаемый бедами:
Фортуна всех незримо стережет,
 
 
109 Как лютый змей, сокрытый под цветами.
Ей ум людской – пути не преградит,
И, властвуя над нашими умами,
 
 
112 Она провидит все, она царит
В пределах власти, данной ей. Преграды
Ни в чем ей нет. Вперед она спешит,
 
 
115 Как будто ждет там, впереди – награды.
Вот вечная фортуна какова.
Ее хулить нередко люди рады,
 
 
118 Ей вслед бросая гневные слова,
Хоть к ней питать должны благоговенье.
Она же под лучами Божества,
 
 
121 Не замечая общего хуленья,
Живет среди созданий неземных,
Рожденных в первый день миротворенья,
 
 
124 Блаженствует средь радостей иных,
И катит шар свой… Далее иди же
К другим теням, чтоб видеть муки их,
 
 
127 Которые ужаснее, чем ближе.
Все звезды, освещавшие восток,
Склоняются на западе все ниже.
 
 
130 Иди скорей! Нам дан недолгий срок».
И мы границу круга миновали;
Пред нами встал кипящийся поток.
 
 
133 Бесцветные и мутные бежали
Потока волны; далее ручьем
Они в болоте гнусном пропадали;
 
 
135 Болото это Стиксом мы зовем.
И по пути неровному к нему-то
Мы подошли. Бросая взгляд кругом,
 
 
139 Увидел я, – ужасная минута! –
Толпы нагих и бешеных теней,
В зловонии болота вывших люто.
 
 
142 Они кусались с яростью зверей,
В клочки одна другую разрывали
Зубами и при помощи когтей.
 
 
145 «Они за зверский нрав свой пострадали, –
Сказал певец. – В воде и над водой,
Куда бы взгляды мы ни обращали,
 
 
148 Они томятся вечною чредой».
И в тине голоса их раздавались:
«На свете, в блеске жизни молодой,
 
 
151 Мы преступленьем только упивались;
От копоти душа у нас черна,
И за порок в болота мы попались».
 
 
154 Их жалоба была едва слышна,
Немел язык в их огненной гортани…
Дорогой, что была едва видна,
 
 
157 По берегу скользили мы в тумане,
Большую часть болота обошли
И, наконец, в виду зловещей грани,
 
 
160 К подножью страшной башни подошли…
 

 
1 Когда к стенам мы башни приближались,
То видели еще издалека,
Что на ее вершине загорались,
 
 
4 Как звездочки средь тьмы, два огонька,
И, по условью точно, засверкали
Такие же два яркие значка
 
 
7 На дальней башне. Путь мы продолжали.
И я сказал: «В всеведенье глубок,
Как море, ты. Зачем же запылали
 
 
10 Те огоньки? Скажи, кто их зажег?
Что означают огненные знаки?»
Поэт ответил: «Если бы ты мог
 
 
13 Поверхность вод распознавать во мраке,
То знал бы сам, что впереди нас ждет…»
Неуловимы молнии зигзаги,
 
 
16 Неуловим и быстр стрелы полет,
Но тот челнок, что нам навстречу мчался,
Скользя под испареньями болот,
 
 
19 Быстрей стрелы и молнии казался.
Один гребец сидел в нем и кричал:
«Преступный дух! Ты наконец попался!
 
 
22 Ты уже здесь!» Мой спутник отвечал:
«О, Флегиас^[37]! Ты сердишься напрасно!
Язык твоих угроз бессилен стал:
 
 
25 Пока ты можешь только безопасно
Перевезти через болото нас».
Как человек, которому ужасно
 
 
28 Скрывать бессильный гнев, так Флегиас
Умолкнут вдруг. Учитель в челн спустился,
Я вслед за ним, и челн на этот раз
 
 
31 Гораздо глубже в волны погрузился.
Когда по темной, мертвой глубине
Летели мы, вдруг грешник появился,
 
 
34 Весь тиною покрыт, и молвил мне:
«Скажи, кто ты? Зачем ты раньше срока
Блуждаешь в этой адской тишине?»
 
 
37 Я отвечал: «То время недалёко,
Когда могу отсюда я уйти.
Но кто ты сам, скажи мне, так жестоко
 
 
40 Истерзанный? Кто ты?» «В своем пути
На вечный, вечный плач осуждена я», –
Сказала тень. «Лети же ты, лети,
 
 
43 Проклятый дух, спокойствия не зная!
Рыдания и скорби – твой удел.
Твое лицо в грязи распознавая,
 
 
46 Тебя теперь припомнить я успел», –
Ответил я… Тут грешник обе руки
Простер к челну, как будто бы хотел
 
 
49 В нем отдохнуть от нестерпимой муки,
Но спутник мой столкнул его назад:
«Иди ты прочь, туда, где слышны звуки
 
 
52 Проклятий псов, как ты, попавших в Ад».
Затем поэт, меня обняв, как брата,
Поцеловал и молвил: «О, стократ
 
 
55 Блаженна мать, носившая когда-то
Тебя во чреве! Чистая душа,
Себя ты уберег среди разврата.
 
 
58 Знай: эта тень^[38], всю жизнь свою греша,
Всех презирала в собственной гордыне,
Лишь злобой постоянною дыша.
 
 
61 Беснуется и здесь она доныне.
И много гордых некогда владык
В зловонье этой мерзостной пустыни,
 
 
64 Здесь пресмыкаться будут каждый миг,
Как свиньи, в мире общее презренье
Оставив за собою. Их постиг
 
 
67 Стыд и позор». «Могу ль без затрудненья,
Учитель, – я сказал, – теперь взглянуть,
Как будет это жалкое творенье
 
 
70 В грязи и тине медленно тонуть?..»
И мне ответил мудрый мой учитель:
«Еще в ладье мы не окончим путь,
 
 
73 Увидишь ты, как флорентийский житель
Казним в Аду…» И видел я вблизи,
Как грешника карает Вечный Мститель.
 
 
76 Его давили призраки в грязи;
«Филипп Ардженти! – все они кричали. –
Вот он! Сюда! Дави его, рази!»
 
 
79 И призрак флорентинца окружали,
А он с себя зубами тело рвал…
За эту казнь, не чувствуя печали,
 
 
82 Я Небеса тогда благословлял.
Тут мы его оставили… Стенанья
Вдруг поразили слух мой, и сказал
 
 
85 Вергилий мне: «Ты обрати вниманье
На этот город: Дис^[39] его зовут.
Преступники в нем терпят наказанья,
 
 
88 В Аду их духи мрака стерегут».
«Учитель, – я воскликнул, – на поляне,
Мне кажется, я вижу, как встают
 
 
91 В багровом, в ярко-огненном тумане
Вершины башен». «Да, – сказал поэт, –
Горит огонь в них вечный, – знай заране,
 
 
94 Что он стенам дает багровый цвет.
Печальный град был рвами опоясан,
Где челн наш оставлял чуть видный след;
 
 
97 Ряд стен был из железа, и для нас он
Казался неприступным. Наконец
Мы к берегу пристали. В этот час он
 
 
100100 Пустыней был.