На пурпурные пляжи Алькоры! Рассказ второй.

"Гений" – это звучит слишком скромно для меня!

Ещё не придумано слова, способного описать всю неповторимость моей мысли и грандиозность свершений!

Дружище Кхе может подтвердить – мне есть чем гордиться.

Вот только правительство огеронов, пришедшее к власти и устроившее речипизацию населения, жестоко отправило нас в изгнание на целых сто сорок семь лет в отдаленную галактику!

Но когда судья зачитал вердикт, утонувший в громе аплодисментов, завидующих моему гению сограждан, оказалось, что не всё так ужасно.

Кирисс, куда нас отправляли, являлась одной из перевалочных баз, в заказанном и оплаченном ещё до ареста путешествии сразу по нескольким галактикам.

Там, в транспортной лагуне, стоял наш космочелнок, на котором мы должны были отправиться на шикарные пурпурные пляжи Алькоры. Так что нам с другом здорово повезло!

Я не обижался на огеронов – новая метла метет чисто, а мы с Кхе, прямо сказать, перестарались с изготовлением собственных клонов и эксплуатации их себе на благо.

Клонов были тысячи, а нас всего двое. Они работали как проклятые, и зуги на наши счета лились рекой!

Мечты, что эта река не иссякнет, были разбиты после переворота – счета заморожены, наличных зугов – на пару дней, но зато остался полностью оплаченный тур по нескольким галактикам.

Всё бы ничего, ведь не было придумано ещё законов, запрещающих изготовление собственных двойников и использования их рабского труда (это мой блистательный ум придумал клонар!)

Но мы посягнули на чипы – "святую вещь" для каждого правительства.

Все наши клоны были снабжены фальшивыми чипами, вот что больше всего их обозлило! Найти меня и Кхе среди огромного количества двойников, разбросанных по всей стране, было бы почти невозможно, если бы нас банально не "сдали" соседи, которым клоны вытоптали все грядки с селекционными дубарозами.

В общем, схватили нас у самого корабля, когда мы прилетели на Раманану, затесавшись в ряды первых добровольцев, отправляющихся осваивать Зеллю – прекрасную, полную воды и чистого воздуха, почти не загаженную планету из другого измерения.

Правда, там была масса хорошо вооруженных аборигенов. Но нас они не страшили. Первые разведчики сообщили, что местные жители были в ужасе от их внешнего вида.

Мы с Кхе разглядывали друг друга, удивляясь, кого могут напугать такие пятнистые, шипастые, с выдвижными тройными жвалами, красавцы?!

Буквально сразу после приговора нас отправили на Кирисс.

Анабиоз в тюремном корабле, это не то, что платные сны в комфортабельных люльках для богачей! Даже сквозь сон чувствовался адский холод и слышался скрежет старого оборудования. Я периодически просыпался и проверял, на месте ли клонар, который я утаил от поцаев, спрятав за одну из жабр. Он был маленький, не больше ворска – зримое доказательство моей гениальности и надежда на спасение.

Преступники всех планет нашей галактики спали сном праведников в прозрачных люльках. Кхе, всегда отличавшийся морозоустойчивостью, мирно сопел, забавно открыв все три ряда своих жвал, усыпанных острыми зубами, и я вспомнил, как мы впервые разыграли его с моим первым клоном.

Кхе тогда замочил себе с вечера полезный пуприковый суп, и собираясь позавтракать, обнаружил на кухне моего клона, пожирающего суп прямо из кастрюли.

Возмущенный он бросился в комнату, чтобы в отместку обломать ветки у моего брадиктуса, и обнаружил там ещё одного меня, пожирающего суп из кастрюли. Надо было видеть ошарашенные огромные, цвета спелого чака глаза Кхе! Это воспоминание всегда вызывает у меня приступы смеха!

Ещё в зале суда я стал думать, как сбежать, но нас стерегли тщательно, поэтому я отложил побег до Кирисса. Я не знал, как мы слиняем оттуда, но надежда горела в моей душе и космочелнок ждал в лагуне, чтобы унести нас на Алькору.

Если вы никогда не были в тюрьме Кирисса, то не видели преступников всех видов и мастей, сосланных сюда на "полезные работы для пострадавшего отечества".

Кхе озирался в поисках спасения от гвалта, рёва и визга, издаваемого выходящими из анабиоза узниками. Его чувствительные уши буквально сворачивались в трубочку, особенно от ультразвуковых завываний легарпийцев. Но предыдущая работа на штамповочном конвейере так закалила мне слух, что я их просто не воспринимал.

Нас отвели в общую камеру, а вот это было плохо. Мы с Кхе были на виду у всех, что затрудняло планы по побегу. Оставалось дождаться распределения на работы, может больше повезёт там.

– Жрать охота, – сообщил Кхе, – сейчас бы пуприкового супа…

За этот суп он продал бы и яйцовую биокамеру, которая его выносила. Кхе всегда ревностно считал куски супа, если приходилось со мной делиться, но всё-таки он был моим другом, и я принимал его таким, каков он есть.

– Подожди, скоро принесут обед, – успокоил его я, оглядываясь в поисках материала.

Даже скобру понятно, что имея клонар и попав в тюрьму, можно незаметно выбраться оттуда, только оставив вместо себя клонов. Но для их создания нужны были материалы. Ничего особенного. Подошли бы любые материалы: мусор, остатки пищи, тряпки, да вообще всё, кроме железа!

Но тут меня ждало разочарование. Камера была чиста, системы санации устроены на славу, и всё, что падало на пол, мгновенно всасывались очистной системой. Так вот почему не ощущалось запаха вечно выделяющих слизь малатян!

На транспортной ленте появились "яства". Насыщающие таблетки. Никаких изысков, никакого вкуса, только необходимые для жизнедеятельности вещества. Ничтожно маленькие таблетки. Даже если нам с Кхе отказываться от двух кормлений в день, набрать на клоны мы сможем в лучшем случае лет через сорок, тогда уже не будет смысла бежать, ибо мы адаптируемся и будем считать тюрьму своим домом.

Первая ночь в тюрьме прошла ужасно, я всё время просыпался и проверял наличие клонара. Моё спальное место находилось рядом с ложем талмакитянина, обросшего непрестанно шевелящимися червеобразными щупальцами. О талмакитянах ходила дурная слава клептоманов и бессовестных лгунов, и я каждый раз открывал глаза и судорожно ощупывал жабры, с неприятным холодком в груди поглядывая на соседа, повернувшего ко мне все свои четырнадцать маленьких красных глаз.

От переживаний сон как ветром сдуло, и до самой утренней выдачи таблеток я просидел, так и этак прокручивая мысли в голове. Кхе меня боготворил, поэтому я не мог упасть в его глазах и потерять ореол лучшего друга.

Утро принесло очередное разочарование.

Хитрые кирисские тюремщики разделили нас. Кхе отправили обслуживать местный музей, выступая там в качестве экспоната. А меня спустили в шахту вместе с вечно весёлыми рамананянами, непроницаемыми борками и вороватыми талмакитянами, где заставили нагружать гремящие тачки какими-то светящимися камнями и цеплять их к длинной веренице таких же тачек. Я хотел было украсть один из камней, чтобы попробовать в клонаре, но получил по хребту здоровенной железной дубиной охранника.

В камеру мы вернулись одновременно. Я – побитый, но не сломленный, а Кхе – довольный и жизнерадостный. Экспонатов щедро кормили экскурсанты, во множестве посещавшие музей в перерыве между пересадками на космочелноки. Кхе пожаловался, что пытался прихватить кое – что и для меня, но охранники отобрали все лакомства.

Я поблагодарил друга за заботу, и велев Кхе присматривать за талмакитянином, тут же провалился в сон.

Проснувшись среди ночи, я обнаружил Кхе спящим, а талмакитянина настороженно и злобно уставившегося на меня. Связываться с ним я не стал, а отвернулся и, по привычке нащупав клонар, снова уснул.

Так прошло ещё десять дней. Кхе отправляли в музей, меня в шахты, а по ночам рядом таращился талмакитянин, к которому я уже почти привык.

Раздобыть что-либо для клонирования не представлялось возможным, и я немного приуныл. Заботы добавлял и Кхе, с неподдельной радостью отправлявшийся на работу в музей и всячески выражавший своё удовольствие от сложившейся ситуации.

– Ты пытаешься сказать, что уже не хочешь бежать?! – спрашивал я, глядя на его гладкую, лоснящуюся, пятнистую морду.

– Хочу конечно, – слегка дрогнувшим голосом отвечал Кхе, – но мне так нравится быть экспонатом!

– Тогда ты тоже должен включить мозги и думать, где раздобыть материал.

Кхе вздохнул.

– А давай, ты оставишь мне клонар, и я сам попробую? Там, в музее, столько добра!

Давать клонар мне ему не хотелось, и до этого я много раз пробовал научить его с ним работать, но Кхе был тупой, как скобр, и всё время путал последовательность действий. Дома, на нашем складе, валялись сотни полторы нежизнеспособных клонов – результаты его упражнений. Я обещал подумать до утра.

А ночью клонар исчез.

Вместе с соседом-талмакитянином.

С ними исчезла и надежда на побег. Сто сорок семь лет за решеткой!!! Да ещё всего лишь в нескольких секах от купленного на собственные зуги космочелнока! Я чуть не взвыл, как самый настоящий легарпиец!!!

Кхе сочувственно посмотрел на меня своими большими глазами и отправился в музей. А я поплёлся за остальными в шахту.

Набивая тележки светящимися камнями я даже и думать не хотел о том, чтобы остаться здесь на долгие годы! В жизни мне приходилось выкручиваться из разных ситуаций. Что-нибудь придумаю и на этот раз!

Однако, ничего не придумывалось. И я порядком вымотался на этой утомительной работе. Жабры мои, от вредных выделений светящихся камней, высохли, бока ввалились, и шкура стала некрасиво облезать. А Кхе всё толстел и хорошел на подножном корме, но мне было ничуть не обидно. Всё-таки он моложе и нежнее меня, и в шахте бы долго точно не протянул.

В один из дней, когда я, свалившись без сил, отдыхал между тачками, на горизонте показался знакомый талмакитянин. Он медленно приближался, поглядывая, нет ли охранников. Наверное искал, чего бы украсть.

Я замер, ожидая, когда он подойдет поближе. Оба моих сердца забухали так, что чуткий мохнач мог их услышать. Но, слава богу, где-то посыпались камни, загремев на всю шахту. Второго такого шанса получить обратно клонар могло уже не представиться.

Как только этот здоровенный талмакитянин поравнялся со мной, я, выскочив из-за тележки, как бешеный накинулся на него, нанося удары по мягкой, упругой шерсти, вставшей от неожиданности дыбом!

Мы схватились и стали бороться, потом упали и покатились, вцепившись друг в друга, вдоль по шахте. Драться с ним было сложно, так как покрытую червеобразными отростками шкуру негодяя, не удавалось как следует схватить – она сама вырывалась из пальцев, попутно покрываясь жгучей слизью.

Ярости моей не было предела. Я оседлал талмакитянина, и схватив за толстое горло, стал душить, вперясь грозным взглядом в его вытаращенные красные глаза.

– Ш-ш-што-о-о ты хочеш-ш-ш-шь?! – прохрипел вор, пытаясь отодрать мои руки от своей шеи.

– То, что ты украл у меня, негодяй! Где клонар, говори???

– Я…не…брал, клянус-сь…

– А кто взял?!

– Друг… твой… – с трудом проговорил мой противник.

– Кхе?! – моему изумлению не было предела.

– Именно, – ответил, отбросив мои враз ослабевшие руки талмакитянин и медленно поднялся, надсадно кашляя.

Я помог ему отряхнуться. Хотел даже извиниться, но не успел, так как в этот момент на нас обоих обрушились удары железной дубинки неслышно подобравшегося сзади охранника.

– Вы! Что! Тут! Устроили! Твари! – разорался он, с каждым словом обрушивая тяжёлое оружие на наши спины. – Сейчас вас за это спустят в нижние шахты, откуда не выберетесь! – Тут он захохотал, ткнув талмакитянина прямо в один из глаз своей дубинкой.

– А-а-а-р-р-р!!! – взревел тот от боли, и внезапно бросившись на охранника, вырвал у него дубинку и ударил по голове.

Я присоединился к избиению. Теперь мы оба стали молотить мерзавца, вспоминая все принесенные нам обиды и побои.

Остановились мы только когда обнаружили, что похоже, укокошили его.

На наше счастье, кроме нас в этом отсеке никого не было, так, что всё произошло без свидетелей. Затащив тело охранника в одно из боковых тупиковых ответвлений шахты, мы завалили его камнями.

После этого талмакитянин остался дальше нагружать тележку, а я перебежал в соседний коридор, где, как ни в чём не бывало, продолжил работу. С силой откалывая очередной светящийся камень, я переживал самые разнообразные чувства. Мысль, что Кхе украл клонар, чтобы остаться обжираться в музее, пока я теряю силы в шахте, причиняла душевную боль. Какой махровый эгоизм! Ну, посмотрю я в эти "честные" глаза цвета спелого чака!

Мы встретились с Кхе после работы, но сразу поговорить не получилось, в камеру набили новеньких, и теперь на моих нарах расположились, кроме меня, ещё двое каннибалов-малатян, которых я терпеть не мог. Наконец, когда все угомонились, я подобрался к Кхе поближе, чтобы поговорить, но тут начался переполох. Обнаружилось отсутствие охранника, и всех, кто работал в тот день в шахте, вытолкали в коридор.

Первый раз я увидел раздутого, как шар, начальника космической тюрьмы Кирисса, упакованного в блестящую, как фольга униформу. Он был вне себя от злости и что-то выкрикивал на своём тюремном наречии, а присутствующие при этом дежурные поцаи впали в ступор, боясь пошевелиться. Всех, кто работал в шахте, развели по комнатам допросов, где всю ночь допытывались, кто последним видел исчезнувшего охранника? Никто ничего не видел и только один заключенный слышал, как охранник кого-то бил.

Вот тут-то мы с талмакитянином и попались!