Очень часто мы испытываем вполне характерную тревогу или волнение от потери всякой связи с окружающим миром, находясь, казалось бы, в привычном месте и даже не закрывая глаз.

Только вокруг темно. Каждый шаг требует от тебя максимум прилагаемых усилий. Чтобы добраться до места, где включается свет, нужно пройти солидное расстояние. Или нет?

В жизни всегда так. Каждый наклон, любое телодвижение, страх перед неизведанным, все действия для достижения определенной цели даются нам столь не просто.

Все из-за того, что, будучи зрячими и ясно и отчетливо видящими, мы не знаем, что за углом. Не видим, какие препятствия нас ожидают, принимаем правильные и неправильные решения, ориентируясь практически наугад.

В итоге мы, так или иначе, достигаем места, где зажигается свет. Но тот ли это будет выключатель на самом деле?

* * *

Меня разбудил откровенно сладкий и невмоготу резкий запах приготовленных кем-то оладий. Приоткрыв один глаз, я через тонкую пелену разглядела апартаменты вокруг меня. «Знакомая планировка», – всплыл в моей голове вывод памяти. Вот только год назад бабушкину мебель можно было сдавать в музей, а сейчас здесь красуется новехонький шифоньер-гардероб, стеклянный журнальный столик и угловой диван, на котором еще минуту назад я так сладко спала. Интересно, как я здесь очутилась?

Башка раскалывается. Звоном в ушах отдаются вчерашние крики родителей. Просто невыносимо. Тут же выяснилось, что я отлежала левую руку и, теперь, пытаясь ее хоть как-то расшевелить и избавиться от ужасных покалываний, большим и указательным пальцем я с упорством потерла веки. Однако, как оказалось, этого недостаточно. С не самым добрым лицом, зажмуриваясь от исходящего из окна яркого света, я принялась вставать. Мысль, что ситуацию прояснит вода, толкнула меня вперед и, слегка пошатываясь в мятой вчерашней футболке и синих джинсах, я проследовала по памяти в ванную комнату.

Опираясь на раковину и убирая назад свои грязные волосы, раз за разом, потирая с водою глазки, я внимательно рассматривала в висевшем напротив зеркале вчерашнее боевое ранение, полученное уже после игры. Царапина на лбу успела покрыться едва, лишь на ощупь, заметной корочкой. «Почти как у Гарри Поттера», – с ухмылкой возникло центральное место в моем ассоциативном ряду. Похоже, что данный резной отпечаток мне оставила минувшим вечером входная дверь одной нерадивой квартирки. Да уж. Перестав любоваться заспанной очумелой гримасой, я подставила свой затылок под толстую струю воды комнатной температуры и испытала настоящий, непередаваемый словами кайф. «Вот только бы не уснуть в таком положении», – опасалась я. В позе ломаной березы мне удалось продержаться еще секунд тридцать, пока спина не заныла. Убрав голову из-под крана и не открывая умытых глаз, я тремя пальцами нащупала полотенце и взялась старательно вытирать мокрые волосы. «Фух», – выдохнула я, оторвав от лица махровый, пропитанный влагой рисунок. «А вот теперь оладьи и куча вопросов».

Покинув ванную, я, босой ногой намочив вычерченный в причудливый орнамент новый паркет, направилась в сторону приятного запаха. Кухня была открыта. Как только я с нерешительностью перешагнула ее порог, первое, что я услышала, это нежно сказанная фраза, сидящей во главе стола, бабушки:

– Здравствуй, Лизонька! Присаживайся скорей.

Мама, сидевшая рядом, подняла глаза и с ужасом начала рассматривать мой сморщенный лоб. Я же, в свою очередь, незамедлительно последовала совету и расположилась по соседству со своей взволнованной матушкой. Она прикусила нижнюю губу так, что казалось, вот-вот расплачется. Мне стало не по себе.

– Мам, ты чего? – растерянно спросила я исподлобья.

Она же, ничего не ответив, молча копировала кота из второго «Шрека», а спустя мгновение и самого огра, заключив меня в своих, необъяснимо крепких объятьях.

– Доча, Господи, прости мою душу грешную, – полился ее рев в мои, еще не обсохшие, сползающие по шее, волосы, после чего заплаканное лицо моментально вернулось в прежнее положение.

Я оказалась крайне ошарашена данной сентиментальностью.

– Не болит? – продолжала эта чудная женщина, дотронувшись до царапины большим пальцем и вызывая ответные чувства.

– Нет, мамуль, я в полном порядке.

Очевидно, услышав долгожданное тепло из моих робких девичьих уст, она широко улыбнулась и ласково чмокнула меня в лоб. Телячьи нежности я терпеть не могла, а потому, молча приняв раскаянье, отодвинулась и не смогла обойти вниманием поражающий глаз интерьер. Вся мебель светилась в таком натуральном блеске, будто еще пребывала на витрине «IKEA». Здесь у пожилой женщины было все: разнообразная техника от блендера до мультиварки, набора три ножей, посуда как в ресторане. И зачем, спрашивается, ей все это нужно? Одинокая пенсионерка, принимающая гостей ну от силы раз в месяц.

– Почему мы здесь? – решила начать я утро с самого, пожалуй, логичного.

Взрослые женщины глубоко вздохнули, переглянулись, в след зачем, роль ответчика на себя примерила более молодая.

– Мы с твоим папой решили, что будет лучше, если нам немного пожить отдельно. Ничего страшного и глобального не происходит, – убедительно добавляла она, при этом дрожащей рукой поднося к своим опухшим губам фарфоровую белую чашку с горячим кофе.

Я снова подвинулась и наполнила взгляд глубокой иронией.

– Сколько же продлится это «немного»?

– Не знаю, доча. Может неделю, может две…

– А может год? Или лет пять? М? – причитала я, возмущаясь простотой сказанного. – Почему нельзя просто жить в мире и согласии как живут остальные семьи? Вы регулярно из-за чего-то ссоритесь, а достается в итоге мне!

Тут не выдержала и бабушка.

– Так, давайте лучше кушать, а то сейчас все остынет!

Я гневно смотрела в глаза испугавшейся матери, а она, в свою очередь, стыдливо их отводила. Мы, молча и беспрекословно взялись поглощать содержимое наполненных с горкой тарелок, но кусок не лез в горло. Не лез и все. Скулы были напряжены. Челюсти не работали. Устремив неподвижный взор в середину накрытого цветной скатертью столика, я томно и тщательно старалась переварить только что полученный жирный ломоть безрадостной информации. Все это выливалось в предположения, притом весьма смутные. О том, насколько может затянуться этот незапланированный переезд и зачем или из-за чего, вообще, родители так часто доводят собственные отношения до громких конфликтов. Теперь еще и неразрешенных. Мне казалось, что семья моя безостановочно рушится. Как самолет, у которого от износа отказал двигатель, резервного питания нет и крушение неизбежно. Однако там, где-то глубоко внутри, засела искренняя любовь к своему отцу, несмотря на его равнодушие к моим увлечениям. А потому все с грохотом разрывалось и с горечью билось о крепкие стены моей души.

– Я тоже не сторонница всего этого, – заговорила, вдруг, мама, сделав очередной глоток и поставив чашку рядом с надкусанной с краю оладушкой. – Но…мы с твоим отцом…так получилось…оба сильны характерами, – подытожила она, скривив губы. – И… мы не всегда можем найти компромисс, чтобы все остались довольными. Все это ходит вокруг тебя. Он пытается выстроить твою жизнь по учебнику, в котором всего лишь один, единственно верный, алгоритм твоего воспитания! А я говорю ему, что ты уже взрослая и…можешь сама принимать решения. Не спорю, нужно подсказывать, давать советы, ведь за плечами какой-никакой, но жизненный опыт. Однако в приказном тоне заставлять менять любимое занятие на бизнес-школу…это абсурд! У нас же не СталинГУЛАГ все-таки!

Эмоционально и импульсивно завершив речь с надрывом в тоненьком голосочке, мама угрюмо дожевала последний кусочек, запила его и нервно поставила чашу на место, отчего она рухнула на бок и закружилась. Пустая и беззаботная. Словно суслик во ржи, я замерла и с любопытством наблюдала за нею, пока бабушка не подняла ее и молча не наполнила из заварничка свежим чаем.

– Папа хотел, чтобы я бросила гандбол? – спросила я, задыхаясь.

Материнская ладонь коснулась моего локтя.

– Он и до сих пор этого желает.

Крепкий удар. «Лиза, держись», – убаюкивал меня внутренний голос. «Только не падать. Черт. 10,9,8,7,6…вот, вот, хорошо. Приходим в себя. Отлично».

– Внученька, ты лучше скажи, оладьи то вкусные? – отвлеченно и с радостной физиономией заболтала моя прародительница.

Всеми силами я рисовала улыбку.

– Очень, баб, – привстала я с деревянного стула и взяла тарелку в правую руку. – Спасибо большое. Я пойду, доем в свою комнату.

– А что там у тебя?

Внезапный вопрос тормознул меня у самого выхода с кухни. Я решила не оборачиваться.

– Ну,…сериал какой-нибудь посмотрю и все слопаю заодно.

– Тогда иди. Только не кроши там, хорошо?

Я выдохнула.

– Хорошо, баб.

Покинув утреннее застолье, я медленно кралась по узкому коридору. Через мгновение дверь в комнату оказалась передо мной и, подвинув ее босой ногой чуть вперед, я четко услышала пронзительный материнский крик.

– Лиза!

«Ну что еще?» – сетовала я про себя. Поставив тарелку на пол и закатив глаза, я с удрученным цоканьем вернулась обратно и встала на пороге, облокотившись на одну сторону. Мама снова кусала губу.

– Он все равно тебя очень любит, – дважды швыркнув, сказала она. – Не делай поспешных выводов.

«Любит. Конечно, любит. Роботов»

– Ты поняла, Лиз?

– Да, мам. Я поняла. Можно идти?

Бабушка равнодушно вышла из-за стола и подошла к раковине, чтобы помыть посуду. Мать отвернулась.

– Иди, – с горечью промычала она, сидя ко мне спиной.

Но задеть за живое меня ей так и не удалось. Услышав ожидаемый ответ, я пулей рванула в комнату, подняла по дороге оладьи и захлопнула за собою дверь. А потом растеклась по ней. Прижалась лицом. Закрыла глаза. «И почему он думает, что воспитывает игрушку?» – запротестовало мое сознание. «Отец хочет лишить меня всяких прав, вовремя дергая за нужные ниточки словно марионетку. Но ведь я человек! Мне 14 лет. У меня даже паспорт есть! Да и к тому же в нашей стране равноправие. Никакой похабной дискриминации. Или мне все-таки примкнуть к сообществу радикальных на всю голову феминисток?»

Отлепив себя от двери, я открыла глаза и с разочарованием на душе грохнулась на диван. «Корчить из себя Обломова», – подумала я. «Конечно, не стоит, но вставать и идти куда-то, сегодня, тоже не вариант» Склонив голову на бок, я заприметила, стоящий напротив, плазменный телевизор. Столик, на котором он разместился, состоял из трех полок. На самой верхней красовалась знакомая до боли приставка. «У бабушки есть пирс тв?», – бросилась мне в голову мысль, в то время как я, прищурившись, убеждалась в этом и отказывалась верить одновременно. Не переставая удивляться оформлению квартиры своей прародительницы, я подняла, вновь брошенные на пол, оладьи и поставила на диван. Отыскала пульт. Улеглась поудобней. Включила пирс, затем зомбоящик и решила скоротать денек за просмотром комедийного сериала – «Теория большого взрыва».

* * *

Я умирала со смеху, досматривая второй сезон. И хотя юмор в ситкоме был довольно-таки специфический, интеграция западного менталитета посредством тв, кино и литературы достигла полного его приживания. И мы, рожденные в конце 90х, нулевых и так далее уже никогда не будем восторгаться творчеством Леонида Гайдая, не уловим ход мысли Федора Достоевского, а как жить по потребностям не узнаем до следующей революции. Моя бабушка впервые сказала об этом, когда я прибежала домой с подругой, восхваляя новую комедию с Райаном Госслингом и пропуская шутки о голубых. «Как как ты сказала? Мужчины?», – делала она вид, что прослушала. «Девочка моя, это полный абсурд. Никогда их больше подобным словом не называй».

Поставив на паузу, я положила пульт рядом и кинула пустой взор в чистое большое окно. Незрелый грейпфрут, а скорее помело, плавно опускался за горизонт. «Неужто уже так поздно?» – изумилась я и вскочила, чтобы взглянуть на часы. Девять вечера! Одуреть. Я зевнула, сняла с гаджета блокировку и бросила его рядом с подушкой. Что ж, сегодня хотя бы расстилаться лишний раз не придется. Забыв про комедию на телевизоре, я нацепила на себя, валяющиеся на стуле пижамные шорты, накрылась тонким пледом в бежевую крупную клетку и погрязла в его нежных прикосновениях к коже. Телефон вновь был передо мной. Аккуратно вдев вакуумные наушники в маленькие ушные раковины, я поставила проигрыватель на «play», опустила веки и утонула в загадочно притягательной музыке одного зарубежного композитора – Ludovico Einaudi. Фортепиано. То, что я слушала с замиранием сердца.

Тихая и спокойная мелодия в три счета меня усыпила, будто медведица Умку, и в следующий раз глаза я открыла только ранним осенним утром.

* * *

Иногда нам хочется, чтобы некоторые моменты длились целую вечность, а некоторые прошли как можно быстрее. Но единственное, что на самом деле для нас незаметно – это сон. Все остальное мы, так или иначе, прочувствуем.

* * *

Good morning, my dear reader!⁹ Проснувшись сразу вслед за петушиными криками, со спортивным рюкзаком за плечами, ваша юная героиня уже протаптывала тропинку до ближайшей остановки маршрутного транспорта. Одетая сегодня по моде и по погоде, благо добрая часть ее гардероба, по велению волшебной материнской руки, также подверглась переселению. Небо над головой все обильней покрывалось злостными тучами, только и ждущими, когда нисходящие потоки воздуха сменятся восходящими. Воздух свежел. Я чувствовала это при каждом вздохе. Опасаясь незапланированной помывки, я рефлекторно перешла на более шустрый шаг.

Уже на подступах, я разглядела подъезжающий полный автобус. «Да ладно?! Там даже встать некуда!» – в полной мере отразилось на гримасе мое возмущение, и я просто окаменела, раскинув руки в разные стороны. И откуда такой ажиотаж? На электронных часах фирмы «Tissot» ярко горели цифры – 9:25. Тренировка в десять. Отвожу взгляд от запястья и начинаю активно, словно геодезист, осматривать окружающую меня территорию. Людей не было. Ветки деревьев неохотно тряслись, противно шелестя желтеющими по периметру листьями, а форточки, одна за другой, в прилегающих к дороге домах, постепенно захлопывались. «Ну вот!» – внезапно восхитилась я увиденным пустым транспортом. Трамвай в поле зрения. Закончив в нерешительности крутиться на месте, я устремилась на всех парах к его характерному скрежету. Ноги занесли меня внутрь, и моему возбужденному взору открылся пустующий, мягко говоря, неприятно пахнущий салон, не заполненный даже наполовину. Его основу составляли неопрятные пожилые граждане. Их можно понять. Возраст есть возраст. Я села на первое же попавшееся место возле дверей и слепила ладони, в надежде согреть их, между своими бедрами. Ехать все равно всего три остановки, а в запасе еще полчаса времени. Должна успеть.

И знаете, если у автобуса самое неудачное место нависло над колесом, притом обязательно задним, то у этого вида транспорта, похоже, куда понасыщенней. Где не упади, результат одинаков. Тутух-тутух. Тутух-тутух. И в этом ритме дребезжит все мое тело. Старая гвардия. Когда-нибудь их обязательно заменят на новые. С wi-fi. Но произойдет это еще очень не скоро.

Неспешно трамвай подходил к нужной мне остановке. На окнах уже виднелись мелкие, но частые капли дождя. С незримым страхом в глазах, я подвалила к дверям и, когда они отодвинулись на внешнюю сторону и освободили проход, выпрыгнула наружу, где меня уже поджидал небесный ледяной душ. «Фак!» – выразилась я вслух, накрыв голову курткой и пустившись в рьяное бегство. Дистанция до спорткомплекса составляла еще метров триста. И все эти метры я преодолевала трусцой, эпизодически наступая в свежую грязь и, образовавшиеся в ямах, глубокие лужи. Хорошо, что я в темной обуви. Завернув за угол полувековой, наверное, пятиэтажки, я оказалась перед крыльцом дворца. Сменила бег медленным шагом, опустила куртку и зашла, как ни в чем не бывало.

В холле, испытывая большое желание поскорее согреться, я мигом нашла искушенными глазками кофейный недорогой автомат, к которому моментально направилась подсластить свое нутро горяченьким шоколадом. Вокруг ни души. Утро. Воскресенье. Никаких соревнований не проводилось. Кого здесь можно увидеть? Наверное, только нас, в смысле команду, администратора и охранника, который, не сказать, что откровенно ловил мух и ковырялся в носу с плотно закрытыми глазками, судя по мине испытывая при этом истинное блаженство, но однозначно совершал самые незатейливые, порой безумно комичные телодвижения. М-да. Моя полиция меня бережет. Полностью осушив, отчасти приторный, стаканчик приятного густого напитка, я бросила его в урну с двух метров и, посчитав этот бросок довольно успешным, отправилась в раздевалку.

По дороге я встретила Свету, бренчащую целой связкой ключей. «Похоже, я последняя», – всплыла в моей голове вполне логичная мысль и со словами: «Привет. Как дела?» я обезоружила ее легким движением правой кисти, после чего продолжила свой странствующий путь в гордом задумчивом одиночестве.

Открыла раздевалку. Переоделась. Торопливо вымыла руки после разогревающей мази и на своих худеньких, но, однако же, крепких молодых ножках преодолела несколько коридоров, парочку лестниц и уверенно зашла в тренировочный зал, где девчонки уже бегали по кругу, задавая тон сегодняшнему занятию. Я попыталась незаметно вклиниться в их ряды.

– Ай, блин, Лиза! – чуть взвизгнула моя одноклубница, когда я, забежав в толпу, наступила ей на ногу.

– Извини, Саш. Давно начали?

– Минут десять.

Я равнодушно отвела взгляд, дабы сформулировать дальнейшую мысль, в то время как пострадавшая дважды хлопнула по кеду ладонью, как бы отряхивая его. И все это на ходу. Смотрится крайне забавно.

– И что? Он даже ничего не сказал? – спросила я, кивая в сторону Александра Валерьевича.

Саша нахмурила одну бровь.

– Ты о чем?

– Ну…

– Ты об игре?

Я сделала такое лицо, будто меня внезапно разоблачили.

– Нет, нем как рыба, – продолжила она, отворачиваясь.

Мне показалось странным, что в стане бегущих разговор вели только мы. Обычно девчонки предельно живо общаются, обсуждают вчерашний день, шутят, кривляются, играют друг с другом. А тут бегут и молчат. Прям не команда молодых девок, а строй армейский.

– Как ты, Лаврова? – словно уже подкалывая меня, неожиданно спросила Олеся. – Говорят, ты вчера едва кони не двинула?

– Не двинула и хорошо.

– Бе бе бе бе бе бе, – передразнивала она и счастливая убегала вперед.

Я старалась никак не реагировать на ее выходки. Однако точка кипения была уже близко. Хорошо, что есть Яна, которая вовремя окажется рядом, обнимет плечо и внесет умиротворение в мое страстное, кипящее Я.

– Все нормально, подруга. Я здесь.

И моя физиономия тут же преображалась. Я чувствовала, что нас теперь больше и мы в любую секунду дадим отпор.

– Почему ты вчера так быстро уехала? – точно обидевшись, спросила я у нее.

Она убрала ладонь с моего плеча и шутливо ущипнула за поясницу.

– Бабушка позвонила. Нужна была помощь.

– Что-то случилось?

Яна с удивлением взглянула на мой натуральный испуг.

– Да нет, Лиз, – как бы успокаивая, проронила она. – Просто в продуктовом затарилась, а сумки донести не могла.

Я изумилась.