Привал

Местность не вызывала радостное настроение. У грузовых машин суетились солдаты. Мужики в фуфайках рыли узкие глубокие траншеи по краю широкого поля. Солнце щедро освещало высокие дома с маленькими постройками, расположенными вокруг него. Половина картошки на огородах оставалась не убранной. Ярким пятном желтели головки подсолнуха у крайнего огорода. Пассажиры растерянно осматривались, осторожно выбирались из машины. Первыми выпрыгивали солдаты, бабы им подавали маленьких детей. Мария удалось выбраться самой, принять на руки младших дочерей, подать руку Серёжке и Лене. Свой скарб они оттащили чуть в сторону и снова растерянно смотрели кругом. К ним присоединилась Ксения, которой Лена помогла слезть с младенцем. К ним подошли остальные сельчане. Испуганные, они жались друг к другу, надеясь, что кто-либо из начальства обратит на них внимания и поможет им. Они особенно надеялись на Павла, который ходил из одного дома в другой. У него рядом родители, он о них обязан позаботиться, а за одним поможет и им. Некоторые бродили до ближнего кустика. Возвращаясь обратно, они старались задержаться у дома, где предположительно находилось местное начальство. Они отдалённо слышали названия деревень: Лазанево и Лузуковы.

– Это, наверно, ближние деревни, – строили они свои догадки наиболее опытные – возможно, что туда нас направят? Не оставят же здесь погибать?

– Наши мужики воюют, деревню заняли немцы, что нам теперь делать? Погибать? – Теряли терпения бабы, требуя к себе внимания.

Дети боязливо жались к матерям. А у них не хватало силы не только накормить детей, но даже ободрить, успокоиться малышей. У них нет сейчас крепкого дома, нет печи, где было бы можно приготовить еду и согреть детей. Они не смогут защитить детей даже от дождя и холода. Но, прожив сутки под немцами, они оценили, что значит быть среди своих. Здесь хотя бы ни кто не сможет их убить, говорят по-русски.

– Картошка у людей ещё не выкопана, – делали вывод более наблюдательные. – Дали бы нам работу, мы бы хоть на еду заработали.

Мимо них неровным строем уходили группы солдат. Они деловито шагали, угрюмо смотрели на них, как на помеху.

После полудня к ним подошли деревенские старики и старухи. Они осторожно спрашивали, кто они и откуда приехали? Тяжело вздыхали, услышав про зверства немцев. Жаловались, что постояльцев у них уже много. В каждом дому по 3–4 беженцев остановилось. Подумав и помявшись, они уводили к себе наиболее сильных людей, ещё не старых и без детей. Родители Павла нашли себе пристанище. Марию с детьми да Ксению с ребёнком ни кто не взял.

Они замечали этого странного мужика, бродившего с батожком, разговаривавшего с проходящими людьми, подходившего к солдатам. С ним разговаривали терпеливо, но недовольно поджимали губы, недоумённо разводили руками. Мужик подошёл к беженцам, и они увидели пожилую женщину с усталым лицом, с поседевшими волосами, выбивавшими из-под сдвинутой на затылок вытершей шапки. Она оглядела их, виновато улыбнулась и посетовала.

– Хорошие мужики ушли на фронт, меня оставили за хозяйку. А что я могу? Лошадей нет, людей нет, ничего нет. Что я могу, то я и делаю. Вот попросила повара накормить вас. Крупы выписала. Солдат попросила котелки вам на время дать. Что я ещё могу, вот кухня скоро приедем, накормит вас. Потом в Лазанево да в Лазуково вас направлю. Там большие колхозы, однако беженцев туда отправлено немало. Ничего, должны потесниться. Туда добираться 10 и 15 километров. Пешком придётся идти, лошадей нет.

Эвакуированные жители слушали женщину внимательно, запоминая каждое её слово, которое определяло их дальнейшую судьбу. Поняв, что их собираются накормить, они вяло прослушали, куда и как далёко их собираются отправить? Они сильно проголодались, запахи сытной еды, доносившиеся со стороны солдат, раздражали их. Приехавшую кухню, они обступили кругом. Высокий повар недовольно поглядел на них. Подошедшие солдаты подавали ему свои котелки, дальше протягивали их голодным людям. Они выбирали немощных старух и детей, хотя толпа в основном состояла из них. Котелков не хватало, люди толпились, неловко отталкивали друг друга. Ксюша достала из рюкзака пару чашек и ложек, половину протянула Марие. Семейство Марии получило тарелку и котелок густого супа. Обе она отдала детям, весьма довольная, что хоть они будут сыты. Лена орудовала ложкой, торопливо наливая в жадные рты пищу своим младшим сёстрам, не забывая покушать и сама. Сережка торопился поесть. Половину тарелки он оставил матери, и резко отвернулся, когда Мария отказалась от еды. Мальчик не был сыт, но оставить голодной мать он не мог. Дальше беженцев повели на ночлег. Странная женщина водила их по домам, просила приютить их хотя бы на одну ночь.

– Они накормлены, – с гордостью уверяла она – завтра я их отправлю в Лазанево и в Лазуково, пусть там о них заботятся, а сегодня они должны где-то ночевать.

Мария и остальные почувствовали себя лишней обузой, во всём зависящих от милости людей, проживающих в своих домах. Им не повезло, что их деревню заняли немцы. Сейчас они бесправные, бесприютные, нищие. Хозяева отнекивались, жаловались на тесноту, но в каждом третьем доме председателю после долгих уговоров удавалось оставить одну семью.

Марию с Ксюшей председателю удалось пристроить в последнюю избушку, стоящую у дороги, на окраине села. Хозяйка встретила их со сковородой в руках. Незваные гости испугались и рассердились, думая, что хозяйка так встречает гостей.

– Нет, это не на вас – поняв испуг гостей, улыбнулась женщина. Мелкие морщинки сгрудились в уголках её голубых глаз. Грустная улыбка осветила худощавое лицо с тонким носом и бледными губами. Она положила сковороду, вытерла руки о фартук и объяснила. – Оладейки хочу стряпать из ржаной муки с отрубями. Хоть хлебным духом в избушке запахнет.

Она чувствовала себя отчасти виноватой, что встретила гостей так не приветливо, что сразу согласилась принять их всех вместе.

– На полу места всем хватит – рассуждала она – старое одеяло постелю, фуфаек накидаю, вот ночь и проведёте. Печку сильнее подтоплю, дров пока хватит. Мария была согласна ночевать и на полу. Она устало присела на лавку. Дети пристроились рядом с матерью. Обстановка избы у хозяйки, она назвалась Марфой, напоминала их комнату. Также в углу стояла громоздкая русская печь с короткой, но крепкой лавочкой. У окна, тоже в углу стоял деревянный стол, прикрытый потёртой сероватой клеёнкой. На подоконнике краснели высокие герани, а в маленькой, видимо прохудившейся чугунке, рос алой. Потемневшая икона приютилась над столом. На стене висели две рамки с фотографиями. Пол устилали полосатые домотканые половички. Даже широкая кровать здесь тоже стояла у стены. Мария сразу живо вспомнила своё покинутое жильё. Своего сына, как он там? Жив ли? Кто ему пить подаст? Печь истопит? В её доме сейчас, скорей всего, холодно. Больной сын медленно умирает. Что он думает? Или лежит без памяти? Марфа рассказывала, что муж её и сын сейчас воюют. Оба были ранены, сейчас снова на фронте. Лена сказала, что их папка тоже там. У Ксюши воюет муж и брат. Общие переживания и страх за своих близких сразу сплотила незнакомых раньше людей.

– Одна я ничего не успеваю, – пожаловалась хозяйка. – На колхозную работу ходить надо, а у самой ещё картошка и половину не выкопана.

– Давайте мы вам картошку покапаем – быстро предложила Ксюша. – Я и Мария, может и Серёжа нам поможет. А Лена пусть с моим мальчиком посидит. Он у меня спокойный. Накормила его, сейчас в тепло попал и заснул.

– А что, давайте – быстро и с радостью согласилась Марфа. Вы мне поможете, и я вам картошечки дам. К вечеру кашу сварю. У меня ещё сало прошлогоднее осталось. Перед войной мы хорошую свинью убрали, а мужики мои сало не любят. Сами ушли, сало мне оставили. Мария с желанием взялась за работу, которая отвлекала её от грустных мыслей. Выкапывая картошку, она даже выдумала удачный вариант спасения сына. Вот Матрёна выползает на улицу, заходит в их дом и сама растапливает печь. А почему бы ей не растопить? Дрова есть, берёсто есть, спички рядом лежат. Сон – лучшее лекарство. Мишка хорошо выспится, выпьем отвара, окрепнет и дальше сможет сам топить печь. Где спрятана картошка, он знает. Сможет сварить и поесть. Деревня их стоит вдали от основных дорог. Немцы, возможно, туда больше не сунутся. Мишка пройдётся по соседним домам, найдёт, что покушать. От своих хороших предположений Мария успокоилась. Густая каша, обильно сдобренная маслом, привела её в добродушное настроение.

Выбор

Поздно вечером они совсем по-семейному облепили маленький стол. Ели кашу из двух чашек. Хозяйка выделила им по одному ржаному оладышку. Предложила им лук и чеснок и по маленькому кусочку старого сала. Хозяйка снова повторила, что муж её с сыном и со вторым зятем воюют. И с затаённой гордостью сообщила, что двум её дочерям удалось выйти замуж за городских мужиков. Один, правда, вдовый, два паренька у него, зато своя квартира и состоит при должности. У второго зятя свой дом, он сейчас на фронте. Но, даст бог вернётся, ведь не всех же убивают.

– Конечно, вернётся, все наши вернутся, пусть и раненые, – горячо подтвердила Ксюша.

Дальше она ловко перевела разговор, как хорошо поступили дочери хозяйки, выйдя замуж за городских парней. Она сама вышла замуж за деревенского, хоть и любимого парня, но ….

Она замолчала, и все взрослые потупились, понимающе вздохнули. Говорить откровенней опасались. Но и так ясно, что колхозники работают за «палочки», у них нет паспорта, им трудно куда-либо переехать.

– Сейчас нас снова направляют в колхозы. После войны я окончательно буду колхозницей. Но у меня дядя работает мастером в леспромхозе. Не лучше ли мне туда пойти, устроиться работать в леспромхоз. Туда идти всего 30 километров.

Дальше Мария не слушала её. Ксюша словно отделилась от неё. У неё дядя начальником, она будет работать на производстве, а её дети так и будут работать бесплатно. Она плохо слушала дальнейшие рассуждения Ксюши, что 30 километров можно осилить за три дня. На пути встречаются деревеньки, где можно переночевать. Что родители её остались одни, дом у них просторный, они добрые. Рядом живёт старушка, у неё тоже достаточно места в доме. Она тоже добрая. Мария помогала хозяйке стелить на пол старые одеяло и фуфайки. Зелёное зимнее пальто дочери она положила себе вместо подушки. Детям в изголовье приспособила их старые пальтишки. Что ей до Ксюши и до хозяйки, которых уже нельзя считать колхозниками. С молчаливого согласия она показала Лене место у самой лавки, затем легли младшие дочери, Серёжка. Все вместе они заняли пол больше половины, справедливо решив, что Ксюше с ребёнком места тоже хватит. Она кормила малыша, укачивала его на руках, и не переставала говорить, как можно спокойно пройти даже с малыми детьми 30 километров, что в леспромхозе работать легче, чем в колхозе. Там, по крайней мере, платят.

– С ребёнком на руках, да с тяжёлым рюкзаком – не соглашалась с ней хозяйка – да я ещё вам за работу мешок картошки дам, вы не скоро доберётесь.

– Почему вам? – встрепенулась Мария, – мы же пойдём в разные стороны?

Она замолчала, по-новому осмысливая недавний разговор Ксюши. Не лучше ли ей с детьми пойти с Ксюшей? Круто поменять свою судьбу? Чем на неё сердиться, не лучше ли к ней присоединиться?

Хоть Мария и устала сильно, наработалась, а уснуть всё ровно долго не могла. Хозяйка Ксюшу пустила спать на кровать, а сама залезла на печь. Но ребёнок, быстро уснув, скоро проснулся. Матери пришлось его снова кормить и укачивать, бродить вдоль стола. Как она завтра пойдёт, переживала Мария, с тяжёлым рюкзаком, да с ребёнком на руках? Лена тихонько посапывала, Валя и Галя как всегда спали, крепко прижавшись, друг к другу. Сережа откатился к стенке, оставляя матери и сёстрам больше места. Он крепко спал, набираясь сил на предстоящую дорогу. Хозяйка слезала с печки, выходила на улицу. Марие удалось задремать только под утро. Она поднялась вместе с Марфой и стеснённо сидела на лавке, не зная чем себя занять? Пережидала, давала возможность детям ещё немного поспать. Хозяйка доила корову, варила кашу, толкла картошку. Мария обрадовалась, когда её предложили принести дрова и воду. Колодец здесь был такой же – «с журавлём», и дрова лежали в ограде. В это тихое осеннее утро хозяйки спешили за водой, пели петухи, в мусоре рылись куры. Собаки спокойно бегали по улице. Ни кто не ловил кур, не стрелял собак, из колодца спокойно можно было набрать воду. Лёгкая кисея облаков не заслоняла входившее солнце. День снова обещал быть тёплым, почти летним.