Утром

Утром, едва проснувшись, ещё не открыв глаза, Лена любила слушать звуки деревни. Хозяйки спешили к колодцу, взлаивали собаки, горланили петухи. Летом мимо их дома шествовало стадо коров. Медленно, подгоняемые от каждого двора хозяйкой, они сгруживались, направляясь в поскотину. Звон их колоколов будил заспавшийся хозяек, потом окончательно стихал, теряясь в пределах поскотины. С одного, а то и с двух концов деревни, с середины доносился весёлый перестук молотка. Так мужики отбивали литовки, собираясь на косьбу. Их весёлый перестук заглушал стук железа о лемех, весящий на середине деревни. Он звучал долго и протяжно, созывая колхозников на работу. Тогда родители спешили доделать домашние дела. Мать наказывала Лене присмотреть за малышами. Братьев родители старались занять личным покосом. Хотя старшему брату Мишке нравилось работать в колхозе, косить там траву на косилке. Смотреть, как травы послушно валятся под острыми зубьями стрекочущей косилки, как осыпается и плывёт по воздуху желтеющая пыльца. Бабы выкашивали узкие места и обкашивали кусты. Лена собирала с сёстрами грибы и ягоды, ломала веники, полола в огороде, не упускала возможность нарвать душицу, зверобой и мяту. Зимой их полезно заварить, спасаясь от простуды. Череда неотложных дел проходила весело. Это было год назад, ещё до войны. Сегодня за окном тихо падали крупные снежинки. Они плавали в воздухе, медленно склоняясь к земле. Лена раздёрнула шторы и заметила, как вместе со снежинками слетали на землю последние пожелтевшие листья берёзы. К дереву была прислонена широкая скамейка, где они часто собирались по вечерам. Бывало, что засиживались до позднего вечера, когда уже цикады начинали свой стрёкот в траве, а над озером сгущался туман. В сгущающейся темноте терялись соседние дома Ваулиных и Дерман, терялся скрипучий колодец с высоким «журавлём». Перед домом их Тобик, маленькая белая собачонка, весело подпрыгивал, ловил крупные снежинки. Мать ему вынесла только одну корочку, самим нечего есть. Хотя сегодня Лену поразил вкусный запах, исходящий от стола. Так вкусно у них в избе не пахло с начала войны. Из кухни выглянула мать, обтирая на ходу руки о фартук, она позвала детей к столу.

– Мишка ночью ещё ходил на озеро «морды» смотрел. Попалось ему шесть карасиков, как раз по рыбке на каждого. Я пожарила их со сметаной. Мы уже поели, теперь ваша очередь.

Девочка радостно разбудила сестёр, Сережка встал сам. Дети поторопились к столу.

– Караси костлявые, – озабоченно и радостно предупреждала их мать, – ешьте осторожно. Не торопитесь, каждому по рыбке хватит.

Лена подошла последней, на её долю оставили самую маленькую рыбку. Сначала мякишем хлеба осушали сметану. Затем отламывали головы и тщательно обсасывали её и кидали Мурке. Кошке доставался хребет и плавники, всё остальное тщательно пережёвывали. Мишка мякишем обтирал опустевшую сковороду. Лена благодарно подумала о старшем брате, поймавшего для них рыбу. Когда они сладко спали, он не поленился и сходил на озеро. Там ещё отец соорудил черед озеро переходы. В селе их называли езами. Поперёк озера попарно он вкопал длинные колья и проложил между ними жерди, сучья, обрезки досок, оставив узкие проходы. В проходы просовывали «морды». Их плели из длинного ивового прута. В эти «морды» и попались карасики.

Мать устало присела на короткую лавку у печки. Лена присела рядом, склонила голову на мягкое материнское плечо. Мария ласково погладила дочь огрубевшей широкой ладонью. Девочка заметила у матери похудевшее морщинистое лицо, поседевшие волосы, синие вспухшие жилы на руках. Как она тяжело дышит.

– Ещё петухи не пели, как Мишка ушёл «морды» проверять. А трава сырая, пришёл весь сырой. Из сапог вода льётся. Как бы он не разболелся. – Мать говорила о сыне и о предстоящей возможной эвакуации.

– Председатель подводу к вечеру обещает, одну подводу на две семьи. Нам придётся с Дерман ехать. Так у них, сама знаешь, пятеро детей. Она ещё перину с собой хочет взять, койку железную, машину швейную, чугунки разные. Корову с собой поведёт. Куда же мы поместимся? Пешком пойдём? Я не попощусь, половина телеги моя, скажу, а половина твоя.

Мария говорила с дочерью, словно с взрослой, искала у неё поддержку в борьбе с соседями.

– Нам бы лучше вместе с Ваулиными ехать. У них только один ребёнок, да старая Матрёна.

– Одежду возьмём только тёплую и новую. Зелёное пальто своё не забудь. Посуду только железную, стеклянная всё ровно разобьётся. Муку возьмём всю, что есть. Картошки бы мешка 3–4. Капусту тут оставим, сало возьмём, оно сытное. Сапоги бы не забыть. Игрушки и книги, конечно, придётся дома оставить. Икону надо взять обязательно и рамки с фотографиями. Пусть Мишка дольше поспит, устал он. Мы с тобой начнём сейчас собираться.

Но собираться им не пришлось. Не успели. Их мирный разговор прервал рокот мотоциклов на окраине села. В тихую мирную жизнь села врывалась колонна мотоциклов и серых машин. Они, натужно скрежеща, проехали мимо высоких ёлок, остановились у правления колхоза. Солдаты в незнакомой форме, выскакивали из машин, громко переговаривались на незнакомом языке. Пришельцы дико хохотали, взмахивали руками и расходились по домам. Из всех домов люди испуганно на них выглядывали из-за штор. Надрывно залаяли собаки и замолкали под меткими выстрелами немецких солдат.

– Не успели! – тихо прошептала Мария, прижимая к себе детей. – Что-то сейчас будет!

Немцы

Замерло село, жители притихли, притаились, прячась за шторами, они испуганно выглядывали на улицу. Не слышно лая собак, колодезного скрипа, криков детей. Незнакомая грубая речь чужаков наполняет улицы, да испуганное кудахтанье всполошённого куриного племени. Носятся курицы, прячутся в подворотни, ищут любую щель, чтобы спрятаться от захватчиков. Иной петух всхорохорится, взлетит на плетень, сердито прокукарекает, пока его не свалит меткая пуля непрошеного гостя. У Марии тоже немцы ловили кур, отрубали им головы, щипали прямо перед окнами. Лёгкий ветер относил лёгкие перья к дровянику.

– Не успели! – Шептала побелевшая Мария. Она загнала детей на палати, проверила Мишку, спящего на печке. Лоб у Мишки был горячим. Видимо, он простыл, когда в не просохшей одежде вытаскивал карасей из «морды». Хорошо, что у неё сухая малина и медуница есть, аспирин, вылечит сына.

Она не успела развязать мешочек с ягодой, как в сенках послышались тяжёлые, уверенные шаги. Мария замерла, пригвождённая топотом чужих ног. Так и держала руки на узелке, не зная развязывать ли его или всё – жизнь у них уже закончилась? Первый солдат был высокий, с худощавым лицом и писклявым голосом.

– Вари русишь швайн, – приказал он, – а то пиф-паф.

Он навёл пистолет на Марию, и дети, сгрудившись на полатях, громко заплакали. Зашевелился Мишка на печке. Немец заглянул на полати, на печку, успокаивающе усмехнулся. Больной и маленький мальчик не был для них угрозой. Два других немца, один коротышка другой рыжеватый, стоящие позади него, подобострастно усмехнулись.

– Мальчичь, один маленький мальчичь, – Мария растопырив руки, передвигалась вдоль печи, шаг вправо, шаг влево. Она настороженно не сводила глаз с немца, стараясь объяснить ему, что на печке всего лишь маленький мальчик, он не причинит им вреда. Её страх, нелепые передвижения рассмешили пришельца. Так, по его мнению, и должны относиться к ним завоёванные ими народы, со страхом и опасением.

– Свари курка, матка, – сказал один, – господа немцы кушать желают.

Мария приняла его за русского и заговорила торопливо, угодливо.

– Я всё сделаю, пусть господа немцы не беспокоятся. Передай им, что мы…

– Я тоже немец! – гордо перебил коротышка, – мы пришли освободить вас.

Мария совсем расстерялась. От кого освободить? Почему этот немец так хорошо говорит по-русски? Можно ли на него надеяться, что он поможет им? Нет, не спасёт, а хотя бы подскажет, как обращаться с этими врагами? Чего от них ждать?

– Свари курка, – строже повторил коротышка, а рыжеватый сунул ей пару куриц.

Немцы уселись за стол, достали бутылки, открыли консервы, загоготали по-своему. Коротышка бесцеремонно достал с полочки посуду, утащил за стол. Съев курицу и выпив, видимо, самогона, прогорланив трескучую песню, немцы ушли. М ария с детьми вздохнули свобонее.

Главное сейчас не рассердить врагов. Мария снова растопила русскую печь, поставила чистую чугунку с колодезной водой. Пока вода закипала, она убрала оставшиеся пёрышки, разрезала тушки на две половинки, чтобы они полностью вошли в пятилитровую чугунку. Картошку чистить она не рискнула, а только добавила соли и бросила пару лаврового листа. В маленькую чугунку она поставила варить картошку для себя и детей. Мария немного успокоилась. Зачем немцы будут их обижать, если они на них работают, если они им полезны? Она им своих куриц варить. Да и довольные они к тому же. Со стороны улицы Мария слышала их смех и весёлые крики. Среди криков она расслышала громкий голос Сони, дочери соседки. Забавляются немцы, догадалась она. Хорошо, что у неё Ленка ещё маленькая. Она набрала в чашку пяток картошек, немного хлеба и поднялась к детям на полати.

Она прижала детей к себе, желая ободрить их. Затем протянула им еду. Мишку пыталась напоить отваром липового цвета и медуницы. Он тяжело дышал, липкий пот выступил на его лице и руках. Мария обтёрла его тело, заставила выпить лекарство. Половину Мишке удалось проглотить, остальное пролилось мимо. Мария тупо стояла у окна, не могла найти в себе силы бороться за жизнь детей дальше. Она не знала, что ей сейчас делать? Чужие люди в её доме, они сейчас распоряжаются её жизнью и судьбой её детей. Они шумят, пьют, поют песни. Они полные хозяева над нею и её детьми. Как она сможет их защитить? Мария посмотрела за окно. Там по-прежнему расстилалось озеро с построенным её мужем язом. Чернели чёрёмухи и затерявшаяся среди них рябина. На ветках чернели ягоды, ребятам нынче не было времени собирать их. Неугомонные воробьи перелетали с ветку на ветку, да лохматая ворона тяжело опустилась на высокую ель. Им нет дела до немцев. Обернуться бы с детьми тоже птицами и покинуть родные места на время, пока враги не уйдут. Они всё ровно уйдут. Должны уйти. Как хорошо было год назад, думала Мария, как хорошо было ещё вчера. Надо только пережить это тяжёлое время. Немцам понравились её варёные курицы. Может, пронесёт? Надо только потерпеть и прежняя жизнь снова вернётся в их дом.

Крики на улице усилились. Кричали бабы, шумели старики, плакали дети. Их плач и смятение перекрыли чужие громкие, повелительные и весёлые голоса. Лена, сидящая ближе к окну, осторожно отодвинула шторку и прильнула к стеклу. Потом резко отшатнулась, закрыла лицо руками. Плечи её затряслись в безудержном плаче. Немцы, услышав крики, посмотрели в окно и быстро выскочили. Близнецы тоже потянулись ближе к окошку, но Лена резко оттолкнула их к стенке.

– Мама, там такое, такое – плакала девочка – не пускай малышей, они ещё маленькие. Это же немцы, они враги, это война!

Лена считала себя вправе вместе с матерью отвечать за жизнь малышей. Мишка болен, а Серёжка ещё мал, кто сейчас матери поможет? На улице творилось не поправимое и страшное. Немцы хватали стариков, детей и женщин и бросали их в колодец. Лена заметила, как они схватили Соню, Розу и остальных детей их соседей Дерман. Как немец ударил прикладом полную соседку, вцепившуюся ему в нос. Рядом заталкивали в колодец худого старика. Он ухватился пальцами за верхние брёвна, а немец с хохотом отрубал их длинным предметом, похожим на саблю. Мальчонка спрятался за сруб колодца, но враг достал его и рывком закинул внутрь колодца.

– Что там такое ты увидела? – Мария недоверчиво и с досадой посмотрела на дочь. Она надеялась, что на улице ничего не происходит такого ужасного, что детям нельзя смотреть. Так сердятся на гонца, принёсшего неприятное известие. У Марии не хватало больше сил, чтобы примирятся с дальнейшими неприятностями. Она поразилась, увидев, как высокий немец тащил за волосы девушку к колодцу. Та цеплялась за каждый выступ земли, за любую травинку и веточку. От её тела осталась на земле широкая ровная полоса. Уцепившихся вместе мальчиков, не могли протолкнуть в колодец. Тогда враг выломал жердь из огорода и протолкнул их внутрь.

– Нелюди, – прошептала она, отползая от окна.

– Это они евреев, – определила девочка. – Я узнала их.

Они долго сидели, молчаливо осмысливая пережитое. Малыши и Серёжка бессмысленно сидели, теряясь в догадках, что там происходит на улице. Однако они знали, что пришли злые враги, которых следует опасаться, от которых их не смогут защитить их мать и старшая сестра. А Мишка лежит больной. Мария уцепилась за мысль, что это они только евреев топят, значит, их они не тронут. Только нужно вести себя как требуют сложившиеся обстоятельства. Разбираться будут потом, когда прогонят немцев, сейчас требуется выжить и сохранить детей. Нельзя, чтобы они показывали недовольство немцами, нельзя, чтобы немцы были не довольны ими.

– Вы только молчите – строго приказала она малышам – молчите, молчите, молчите! Не куда с полатей не слезайте, только в туалет. Картошку я вам тоже сюда принесу. Может, они и не придут к нам больше, может они к другим уйдут?

Мария брезгливо сгребла объедки со стола. Собак в селе не осталось, пришлось выносить их на берег озера. Там образовалась глубокая яма, откуда брали глину на печку. Крики на улице затихли. Возвращаясь, Мария мельком посмотрела туда и успела заметить детский ботинок, валявшийся на срубе колодца.