Мы всего лишь потанцевали и перебросились парой слов. Демьян не герой моего сердца, он слишком жесткий и требовательный, а я слишком нежная и ранимая. Мы не пара. Мне стоит поискать кого-то более мягкого, а с ним я пропаду также, как София пропадает с Каримом. Возможно…

Не смотря на собственные убеждения, я так и не смогла себя успокоить. Душа бунтовала. Чем-то меня зацепил этот Алаев, теперь вот думаю о нём бесконечно. Сразу вспоминаю известную и такую жизненную фразу: «Сердцу не прикажешь».

После этой фразы настроение резко ухудшилось. Не знаю почему, но до самого конца вечера я ходила сама не своя. Думала только о нём и такое ощущение, словно я лишилась чего-то важного. Как лишилась бы жизненно необходимого органа. Властный и загадочный миллионер украл моё сердце, а сам навсегда исчез.

Что там у Софии и Карима с ребёнком случилось – непонятно. Всё-таки я не стала гнуть палку дальше и совать свой нос куда не следует, расспрашивая её об этом подробней.

Видно, что Софии больно об этом говорить, но всё-таки я не могу унять любопытство. Мне мучительно непонятно, почему вдруг Карим Асадов решил отказаться от своего сына и отдать его другим людям.

Какой-то кошмар…

У богатых свои причуды и свои тараканы.

Надеюсь, Боженька меня убережет от всего того дурного, которое творится с мужчинами нашего общества.

Выйдя из уборной, я сбегаю по лестнице вниз, как вдруг со мной случается нелепое происшествие. Тонкая лямка на любимых бархатных босоножках странным образом вылетает из застёжки, и я теряю свою туфельку.

– Вы обронили, – не успеваю обернуться, как вдруг слышу этот низкий, бархатистый голос. По непокрытым плечам проносятся ледяные мурашки. Внутри всё застывает…

Шаги.

Кто-то сильный и величественный оказывается прямо за моей спиной. От этой тяжелой, мощной энергетики в миг кружится голова…

Медленно оборачиваюсь. Сталкиваюсь с серебристыми, редкого-цвета глазами, пронизывающими меня насквозь и до самой души.

– Я помогу.

Не дождавшись моего дозволения, он опускается передо мной на одно колено. Теплые, шероховатые пальцы касаются щиколотки. Нарочито медленно проводят вниз по тонкой, бледно-розовой коже, обжигая.

Я опять не дышу, готовлюсь потерять сознание…

Почему этот мужчина так остро так на меня влияет?

И вообще, он что, меня преследует?!

Несмотря на то, что его руки такие большие и сильные, они удивительно нежно скользят по моей ножке, оставляя после себя сладкое тепло. Мужчина слишком бережно со мной обращается, как будто я вся создана из хрусталя.

Это интимное прикосновение, его мягких подушечек пальцев, ускоряет биение моего сердца до предела. Демьян ставит мою ножку в туфельку и бережно застегивает застёжку. Поправляет подол платья, вскидывает голову вверх, глядя на меня привычно-властным взглядом снизу вверх.

Поднимается на ноги. Не сказав больше ни слова, огибает меня с левой стороны. С гордой осанкой, с величественной грацией пантеры продолжает спускаться вниз по лестнице.

Мой бог…

Я хватаюсь за перила, с томной тяжестью внизу живота глядя ему вслед.

Что. Это. Было?!

Сестре расскажу, что я побывала в роли Золушки – не поверит.

Это ж надо такое. Точно, как в сказке. Слава богу у меня нет злой мачехи, кареты, которая превратиться в тыкву, и платья, которое станет обносками.

– Аврора! Вот ты где!

Вздрагиваю. Мои мысли блокируются явлением мамы. Она машет мне рукой, стоя внизу, подзывая к себе:

– Мы уезжаем, давай спускайся скорей.

Вздохнув, я приподняла платье и спустилась вниз. На этом торжественный вечер был завершен. Можно сказать, мой первый выход в свет состоялся успешно.

Если честно, я даже забыла о том, что сегодня состоялся мой первый серьезный выход в свет, где мама представила меня очень серьёзным людям. Потому что мои мысли были сплошь забиты Демьяном Алаевым.

* * *

– Аврора, ты сегодня молодец стойко держалась! – похвалила меня мама, когда мы покинули особняк и направились к машине.

– Спасибо, – я натянула на губы улыбку.

Остановились напротив автомобиля.

– Вот незадача! – вдруг буркнул отец. – Я ведь охрану отпустил. По доброте душевной дал им выходной… А теперь как нам быть?

– То есть как это отпустил?

– Ну вот так! У Бориса жена вдруг рожать начала, там какие-то осложнения в родах пошли, я его отпустил. Да и вообще, – отмахивается отец, – смысл их держать сегодня, если дом Филатова и без того кишит охраной! Только напрочь отбитый кретин посмеет сюда сунуться.

– Ну ты молодец, как же мы теперь доедем до дома? Звони давай кому-нибудь! Выпили всё-таки, тебе за руль точно нельзя. На улице холодает, а возвращаться в дом хозяев банкета дурной тон и дурная примета, – мама плотнее закуталась в шаль.

– А ты чего голос на меня повышаешь, женщина?! Забыла свое место?

– Что?! Да ты…

Я открыла рот от всего происходящего. Ну и дела! Родители точно перебрали с выпивкой, ведь они редко позволяли себе устраивать друг другу скандалы. Надо срочно что-то делать! Не хочется возвращаться домой с еще большим неприятным осадком в душе.

– Так, стоп! Стойте! Не надо никому звонить, я смогу вас довезти. Я не пила ничего алкогольного, только сок.

– Точно, моя умница! – отец погладил меня по голове. – Вот и решили вопрос.

– Вы что зря меня в автошколу отдали и машину подарили?

– Ладно, поехали. Что нам ссорится из-за пустяка? Вечер сегодня тихий, машин практически нет на улицах, давай, Рори, полезай за руль.

– Спасибо, папа.

– Аврора, а как ты провела время? – вмешалась мать.

– Чудесно, вечер пришелся по душе. Я познакомилась с некоторыми девушками. Нашла новых подруг.

– Как замечательно! А… мужчины? Что насчет них? Помнишь наш сегодняшний разговор перед выходом?

Я плотно сжала челюсти.

По затылку заскользила капелька пота.

– Нет, никого пока не приметила.

– Ну ясно, – сухо прошептала она, открыв заднюю дверь автомобиля. Отец устроился на переднем сиденье, рядом со мной, будет меня подстраховывать. Немного волнуюсь. Я ведь только недавно получила права, но все экзамены сдала на отлично.

Я занимаю место за рулем, предварительно сбросив туфли на пол. Но перепалка на этом не заканчивается. Родители продолжают периодически поддевать друг друга. Не понимаю, что на них нашло.

Мотор завелся. Убедившись, что на горизонте нет помех в виде людей или проезжающих рядом автомобилей, я спокойно сдала заднюю и покинула место парковки.

Фух, все просто замечательно!

Хочется оказать услугу родителям и стать для них нужной.

Нажав на педаль газа, я увеличиваю скорость, выезжая на трассу. Дорога почти пустынная. Лишь изредка проезжают встречные машины.

Но проехав всего лишь полкилометра, я заметила, как на дороге образовался туман. Чем дальше, тем гуще он становился.

– Давай ещё газку немного поддай, чего плетешься как черепаха? – командует отец, приоткрывая окно. Закуривает. Он явно раздражен, редко его застанешь таким недовольным. Наверно это из-за ссоры с мамой. Они явно что-то не поделили.

– Курить вздумал? На зло мне, да? Ты же знаешь, что я терпеть не могу табачный дым!

– Уймись, женщина, иначе высадим. Следом побежишь! Остановка вон там! Надеюсь, ты знаешь, что такое остановка? Туда еще такие типа фургончики желтенькие с цифрами на стеклах подъезжают. Они за крохотную денежку развозят людей до нужного места.

– Ты издеваешься?

Мама вылупила глаза на отца, а он задал жару.

Да что с ним происходит?

Определенно, он очень и очень пьян.

Им там в кальян ничего случайного «покрепче» не мешали?

Отец глухо расхохотался.

Это была шутка, но мама восприняла её на полном серьезе.

– Что? Да как ты смеешь?! И вообще я видела, как та длинноногая молодая змея на тебя пялилась! А ты ей подмигивал и даже шампанского налил!

– И что! Ну и что в этом такого? Я что теперь монахом должен заделатся и от женщин как от чумы шарахаться!

– Ах ты ж гад такой! Права была Милана, когда говорила, что все мужики козлы! Особенно их козлячность с возрастом проявляется, когда их любимые жёнушки стареют!

– Ты прекрасно знаешь, что мы по расчету женились! Но я тебе ни разу не изменял и не посмею!

– Да по расчету, но влюбились же по уши со временем! Ты врешь! Я видела, как та дылда блондинистая тебе на салфетке свой номер телефона написала! А ты с удовольствием его в карман затащил, козлевич старый, похотливый!

Я в шоке открыла рот, когда мама вдруг вытащила из кармана пиджака отца салфетку, порвала её в клочья и швырнула ему в лицо:

– Лжец…

– Да я! Да я просто положил из вежливости туда! И почему я должен оправдываться перед тобой!

– Я же любила тебя, любила как дура! – ревет навзрыд. – И всегда буду любить! А ты… ты такой же, как и все остальные мужики. Думаешь только членом!

– Не надо, успокойтесь! Да что с вами такое?!

Не выдержала.

Я лишь на секунду обернулась в сторону отца, когда услышала звонкий шлепок.

– Раис, ты совсем очумела?!

Кажется мама дала отцу пощечину.

– Нет, Артур, очумел ты! Ты… Неужели ты попытался закрутить роман с молодой девкой прямо на моих глазах?!

Бам!

Мощный, сильный удар обрушился на правую часть машины.

Я ничего не поняла…

Всё закрутилось, завертелось, как в какой-то мясорубке.

Меня накрыло градом из битых осколков стекла и острой вспышкой боли.

Я очень сильно ударилась об что-то головой…

Услышала надрывистый женский крик.

Он навечно отпечатается в моей памяти.

И мама замолкла.

Затихло всё кругом.

Это тишина страшнее смерти…

В глазах двоится, в ушах звенит.

Кругом сплошная тьма.

Я попыталась приподняться, попыталась нащупать её руку, позвать.

Но стоило только сделать хотя бы одно малейшее движение, как меня резко бросило в темноту…

Глава 6

Спустя несколько недель.

Мои руки дрожат.

По щекам льются слезы.

А сердце рвется на части…

Я сжимаю в руках фотографию своих любимых родителей и не верю, что их больше нет.

Прошло уже несколько недель с момента ужасной трагедии, но для меня будто день. Кажется, только вчера мы виделись и вместе собирались на торжественный вечер. Я помню всё до мелочей, несмотря на то, что сильно ударилась головой.

Память осталась при мне… Я отчетливо помню мамин звонкий смех, когда она сама лично помогала мне надеть платье, помню, как отец прикрепил к платью брошь. А потом их смех в моих мыслях сменяется их последним, предсмертным криком.

– Мама! Папа!

Закричав, я прижала рамку с фотографией к груди и задрожала.

– Рори!

Позади раздался обеспокоенный голос сестры.

– Почему ты встала с кровати, врач прописал тебе постельный режим! Только с этими условиями он позволил тебе вернуться домой из больницы.

Я молчу.

Моти губы дрожат, лицо тонет в слезах.

– Ты слышишь меня? Рори…

Я продолжаю игнорировать сестру. Наверно она меня ненавидит, но не показывает мне свою ненависть.

Кое-как трясущимися руками я креплю на фотографию родителей черную ленту. Эмоции травят меня, уничтожают живьем. Как яд замедленного действия. Медленно и мучительно. Я ненавижу себя за это… Ненавижу. За то, что сделала!

Тая опускается со мной рядом на колени, буквально выдергивает из моих рук фотографию, убирая её в сторону. Заключает в крепкие объятия, утешая.

– Ш-ш-ш, успокойся. Дыши, только дыши…

– Ненавидишь меня? Д-да? Я… я это сделала. Я их убила. Я отобрала у тебя маму и папу. Теперь мы одни. Совершенно одни. Сироты…

Сестра реагирует вспыльчиво. Она хватает меня за плечи и хорошенько встряхивает.

– Прекрати! Что за ерунду ты несешь?! Это был несчастный случай. Это не ты виновата, а тот грузовик, у которого отказали тормоза. Он же будто из ниоткуда взялся, ты не видела его из-за тумана!

– Но я осталась жива, а они нет.

– На всё воля Божья, значит этому суждено было быть… Ты сошла с ума, Рори! Ты обо мне подумала? Что бы было, если бы вы все погибли?! Я бы осталась одна. Совершенно одна. А так у меня есть ты. И твоей вины в аварии нет. Я прошу тебя, не оставляй меня. Молю! Не говори так, не говори…

Мы опять крепко друг к другу прижались и заплакали, поминая любимых родителей, которые дали нам жизнь. Сейчас мама с папой смотрят на нас с небес и тоскуют вместе с нами.

Я пролежала несколько дней без сознания и не смогла присутствовать на похоронах. Когда очнулась, не поверила своим глазам. Свернувшись калачиком на самом краю кровати, дремала моя сестра. И она плакала. Плакала даже во сне, а когда проснулась, сказала мне, что родителей больше нет. Их жизни унесла авария, потому что они забыли пристегнуться.

Удар пришелся на правую часть машины, туда, где сидели папа с мамой. Врачи открывают рты и пожимают плечами, удивляясь, как сильно мне повезло. У меня выявили лишь незначительное сотрясение, ссадины от стекла, порезы и синяки. Серьезных травм нет. Ни переломов, ни открытых ран. Они хором утверждали, что я родилась в рубашке.

* * *

– Рори, мы не одиноки! Мы вместе… Мы есть друг у друга и мы справимся. Пожалуйста, только не вини себя, пообещай, что справишься.

Я сглатываю слезы, скопившееся в горле, обнимаю сестру крепче и шепчу. Только ради неё я сделаю все возможное и невозможное, лишь бы она жила, была здоровой и счастливой. Она – всё, что у меня есть. Только ради Таи я соберу себя по осколкам, поднимусь с колен на ноги и заставляю себя двигаться дальше. Жить. Ради своей любимой младшей сестрички.

– Обещаю. Я… обещаю, милая.

– Спасибо, Рори, – тяжко вздохнула она, поцеловав меня в щеку.

– Прости, я не могу сидеть без дела. Когда что-то делаю, двигаюсь я отвлекаюсь. Сейчас мне нужно немного навести порядок и отнести коробки с вещами вниз.

– Пусть слуги помогут.

Уныло качаю головой.

– Нет, это слишком личное, я всё хочу сделать сама. Так я смогу как следует с ними попрощаться и помянуть добрым словом, в последний раз рассмотрев их вещи.

– Тогда я тебе помогу. Тебе бы в кровати еще пару дней отлежаться.

– Не стоит, я нормально себя чувствую. Намного хуже сидеть без дела, а так, когда я хоть что-то делаю, мне становится значительно легче в моральном плане.

– Понимаю.

Мы принимаемся за дело. Но перед этим, я ставлю фотографию родителей на тумбочку и зажигаю перед ней свечу. Прочитав молитву, принимаюсь за дело.

Чувствую я себя в физическом плане намного лучше, уже почти не хромаю. Но синяки еще не сошли – они служат верным напоминанием о том ужасе, который со мной приключился, унося после себя две жизни.

Водителю той фуры тоже досталось, он получил переломы и впал в кому. Если вдруг очнется, его ждет суд. Но экспертиза доказал, что водитель был трезв, тут сработал случайный фактор – туман и то, что у грузовика отказали тормоза.

Я уношу оставшиеся коробки вниз, в сад. Дожидаюсь, когда приедет грузовик, чтобы вывезти все вещи, которые остались после родителей. Я держусь на ногах лишь благодаря успокоительным.

Пока дожидаюсь машину, случайно перевожу взгляд на крытую парковку, где стоят автомобили нашей семью. Смотрю на самый дальний бокс. Меня туда тянет… Ноги сами к нему несут. Я иду туда, оказываюсь внутри гаража.

Мои глаза, полные слёз, застывают на тёмно-синей иномарке. Это подарок родителей мне на моё восемнадцатилетние. Безумно дорогой и редкий подарок. Я ездила на ней всего лишь пару раз и то, вокруг дома. Боялась. А теперь… в жизни к ней не притронусь, после того, что пережила.

Рука сама тянется к блестящей поверхности багажника. Я лишь слегка касаюсь её. Бам! Перед глазами вспышка. Все как на каруселях. Живая мясорубка. Я будто варюсь в котле хаоса…

Секундное прикосновение – перед глазами проносится весь тот жуткий ужас, того самого рокового вечера. Я слышу мамин крик. Она будто стоит сейчас за моей спиной и кричит, умоляя о помощи…

Резко отдергиваю руку.

Обхватываю себя руками и выбегаю из гаража.

У меня моментально начинается паника и лихорадка, всякий раз, как только я вижу автомобиль и представляю себя за рулём.

Неважно какой. Любой.

Я больше никогда не сяду за руль.

Лучше выпью яду…

* * *

– Ну что, Тая, вроде закончили, машина всё забрала, – уставшая и выжатая, словно лимон, я собираюсь сесть на кресло, чтобы немного передохнуть.

Тая тоже собирается сесть со мной рядом, как вдруг дверь с силой распахивается и порог нашего дома переступает высокий, важный силуэт. Мы как по команде вскакиваем на ноги, на каком-то интуитивном уровне вытягиваемся по струнке смирно.

Это мужчина.

Полноватый и важный.

Я тотчас же его узнала.

Он наш дядя.

Баграм Кабаев.

На нем сидит безвкусный классический костюм, и будто трещит по швам из-за пухлого телосложения. На груди виднеются остатки хлебных крошек – наверно он только что ел самсу. Я слышала как-то от папы, что дядя обожает выпечку. Именно поэтому он открыл сеть забегаловок за границей. Но его бизнес сейчас переживает не лучшие времена. Спрос на шаурму не велик. Волна ажиотажа стихла, ведь рядом открылись конкуренты.

– Дядя Баграм? Вы без предупреждения…

Он по-хозяйски входит в наш дом. Бросает на пол пухлый, огромный чемодан из натуральной крокодиловой кожи. Морщась, оглядывается по сторонам и генеральским тоном заявляет:

– Теперь я хозяин этого дома!

Полноватый, с черными глазами и жесткой бородой, он как чистокровный Падишах застывает прямо перед нами, уперев руки в бока и выставив вперёд живот.

Оглядывает каждую по очереди прищуренным, снисходительным взглядом. После чего брезгливо чертыхается себе под нос на своём языке.

Делает шаг ко мне, наклоняется ниже. Я погружаюсь в его демонические глаза и мне вдруг становится по-настоящему нехорошо. Будто из меня высосали всю душу.

– Я ваш опекун!

* * *

– Как это? Какой опекун? Нас об этом не предупреждали!

Мужчина с тяжким вздохом наклоняется к своему чемодану и вытаскивает оттуда бумаги – живот мешает наклонится. Швыряет их мне прямо в лицо.

– Читай, дылда, если умеешь.

– Да что вы…

– Тихо! – я накрываю ладонью рот сестры. Не хватало еще, чтобы и она получила.

Я принимаюсь вдумчиво изучать документы.

Господи!

Не верю в то, что вижу.

Оказалось, отец составил важный документ, на случай его смерти. Если с ним и с мамой что-то случится, то наш семейный бизнес перейдет в управление к его брату – единственному живому родственнику.

Женщины в нашем обществе не имеют права распоряжаться деньгами и вести бизнес до тех пор, пока им не исполнится двадцать семь лет. Минимум.

Мужчины нашего общества считают, что мы, слабый пол, недостаточно соображаем в делах рабочих. Не умеем рационально пользоваться материальными ресурсами и при первой же удобной возможности спустим всё на тряпки и сумочки дорогих брендов.

Дядя Баграм станет нашим опекуном до того момента, когда мне, как старшей дочери, не исполнится двадцать семь лет. Такие правила.

– Есть вопросы? – деловито складывает руки на груди. Он тщательно обводит взглядом весь дом, я замечаю, как возбуждённо расширяются его зрачки.

– Уйма.

– Хорошо, но мне на это плевать. То, что написано пером – не вырубишь топором. Я ваш опекун, отныне этот дом принадлежит мне, ваши судьбы в моём распоряжении.

Баграм сразу же принимается диктовать свои права, выхватывая из моих рук бумагу. Небрежно комкает и засовывает их обратно в чемодан.

– Ведёте себя покорно – не знаете проблем. Попытаетесь взбрыкнуть – пеняйте на себя. Я всего лишь хочу сделать из вас достойных леди, чтобы не стыдно было перед обществом. По дому всю работу делает прислуга, верно?

Киваем.

– Что ж больше такой халявы не будет! Я давно говорил брату, что он вас чересчур сильно разбаловал! Не слушал меня! Всё на блюдечке по первому зову подносил. Теперь вот выросли две кобылы, которые, я уверен, ни черта не умеют, кроме как жопой крутить, да наряды менять! Прислугу я распускаю. Все обязанности по дому, отныне, выполняете только вы.

– Что?

– Возникать, задавать вопросы, уходить куда-либо без разрешения из дома вам строго запрещается! Иначе… вы будете наказаны.

Мамочка, папочка… На кого же вы нас оставили?!

Мы позеленели.

...

4 5 6

Стандарт

4.65

(246 оценок)