Девочка поглаживала только воротничок. Смотреть на то, что ниже, было страшно. Когда она взяла его в руки, то весь низ висел на одном жалком лоскутке. Настолько осколок прорезал ткань. Но девочка старательно всё зашила. Правда, получилось очень криво, да и ниток нужных не оказалось – шов был виден за километр. Но без потерь не обходится. Помимо одежды, были в хлам убиты печка буржуйка и котелок. И это только то, что касается Кати. Вещи медсестёр тоже пострадали. Прошло несколько дней с тех пор, как к ним прилетел снаряд. Бойцы своё слово сдержали и возвели новую землянку на месте старой. Катя с медсёстрами уже туда успели заселиться. Новое жильё девочке нравилось больше: защищено лучше и ей казалось, что внутри стало просторнее. А может, ей просто казалось после пребывания в медпункте. Ей самой было уже лучше, голова не болела, всё вокруг не кружилось, как на карусели. Повязку сняли, но лучше бы этого не делали. Бинты хотя бы скрывали рану, вокруг которой расплылся лиловый синяк. Нет, ссадина была уже не глубокая и почти зажила, но вид просто убивал. Мария Фёдоровна её утешала: говорила, что всё это скоро пройдёт. Но Катя всё равно продолжала избегать лишний раз встречи с зеркалом. Она хоть и солдат, но девочка. Её синяки, в отличие от мужчин, не красили. Благо была зима и можно было скрыть этот кошмар под шапкой. Так и делала. Пуля, наконец, договорилась со своей собачьей совестью. А то скулила так, что приходилось собаку из медпункта выпроваживать на попечение солдат– отдыхать раненым мешала. Сейчас собака, по своему обычаю, сидела возле самодельной буржуйки. Катя собрала все вещи назад в мешок, всё никак она не могла нарадоваться их частичной, но целости. Ну всё, отогрелась. Пора и на улицу назад выходить. Девочка взяла свою телогрейку и просунула руки в рукава. Бойцы где-то нашли ей новую. Конечно, куртка была велика, но к этому она уже давно привыкла. Зато своя. Сколько она ходила в телогрейках раненых. Наконец, ей откопали свою. А то неудобно было перед товарищами каждый раз одалживать верхнюю одежду. Бывает, засунешь руки от холода в карманы, а там мешочек с табаком или ещё что-то. Чужая куртка всё-таки. В ней что только лежать не может. Лучше, конечно же, в своей. Знаешь где у тебя что хранится, где пуговицу туго застёгивать, её у солдат просить не нужно. Катя застегнула телогрейку и надела ушанку. Проклятые наэлектризованные волосы снова полезли в лицо. Она убрала их и повернулась к собаке:

– Отправляемся, Пулёк!

Животное нехотя встало со своего излюбленного тёплого места и послушно пошло за хозяйкой.

* * *

Евгений Василенко ласково провёл рукой по корпусу гитары. Наконец, у него появилось время, чтобы посвятить всего себя любимому делу. Музыка – одна из самых бесценных вещей на войне. Об этом говорилось очень много раз и говориться будет. Попробуй без неё прожить. Только всеми любимые родные песни помогали хоть на минутку забыть это страшную реальность, окунуться с головой в спокойствие и тепло нот. Музыка – уникальная вещь. Она может и рассмешить, и пожалеть, и посочувствовать… Смотря какая песня, мелодия и слова. Но особые чувства испытывает тот, кто владеет инструментом. Это непередаваемые ощущения. Когда внутри всё щебечет, когда, полностью отдавшись процессу, тебя начинает раскачивать в разные стороны в такт мелодии, и сердце тоже аккомпанирует свою партию, когда пальцы сами перебирают струны или клавиши, а сознание находится где-то в своём прекрасном мире. Это настоящее наслаждение. Другим этого не понять. И вот Василенко при любой свободной минутке брал гитару. Для него она была не просто вещью, а настоящей подругой и верным товарищем. Евгений настроил инструмент и, приложив ухо к корпусу, стал перебирать пальцами струны. На морозе это было делать сложновато – руки от холода становились менее подвижными. Но боец играл сейчас не для своих товарищей, а для себя. А если играешь для себя любимого, то можно и темп снизить и мелодию наигрывать удобную. Василенко бы с радостью поиграл в землянке, но там было слишком много народу. Солдаты собрались играть в карты. На улице тоже было шумно, но тут можно уйти в сторонку и брынчать себе на здоровье. Этим он сейчас и занимался: наигрывал простенькие мелодии, которые незаметно сменяли друг друга. Василенко сидел, прислонившись ухом к гитаре, и закрывал глаза от удовольствия. Бойцы к нему не лезли и давали товарищу «помедитировать». Так это называл Егор Фокин. Евгений уже полностью погрузился в свой мир, как вдруг музыку прервал резкий и звонкий голос:

– Здорово, товарищ! Тоже играешь?

Василенко нехотя остановился и поднял голову. Это оказался новобранец – Косминов Игорь. Евгений узнал его по баяну в руках. Среди новобранцев он был своим музыкантом. Игорь стукнул по инструменту:

– Я вот тоже играю, – улыбнулся он и сел рядом.

– Здорово, – поприветствовал его в ответ Василенко.

Он был не очень рад визиту Косминова. Чужая музыка отвлекает. К тому же, баян громкий инструмент. Но боец не стал ничего говорить и решил продолжить наигрывать «В землянке». Авось, гость отстанет. Но Игорь не понимал намёков. Он немного помолчал, прислушиваясь к мелодии, а потом опять легонько хлопнул по корпусу инструмента:

– «В землянке» брынчишь?

– Брынчу, – почти сквозь зубы проговорил Евгений.

– Я тоже её знаю, – взял покрепче баян Косминов.

«Замечательно», – подумал про себя Василенко. Он не знал куда ему деться от настойчивого гостя. Игорь либо решил докопаться, либо серьёзно хотел подружиться. Познакомиться с новобранцами за всё это время у Евгения почти не было возможности. Командир отправлял то в окопы, то дежурить… В общем и целом, не получилось обзавестись крепкими товарищескими узами. И вот сейчас, когда ему удалось добраться до гитары, к нему пристали. И отставать не собирались:

– Ну, я к тебе тоже тогда пристроюсь, – решил Игорь и сыграл несколько вступительных аккордов.

По ушам Евгения, словно трактором проехали. Может, Косминов играл очень хорошо. Но для человека, привыкшего к тихой и не такой резкой мелодии, это было трудно воспринять. Он честно пытался сыграть что-то вместе с новобранцем, но плодов это не принесло. Терпение находилось на грани. Василенко отставил гитару и уже собирался вежливо сказать, чтобы настойчивый боец шёл куда-нибудь подальше, но Косминов опередил его:

– Слушай, – задумчиво произнёс он. – Ты не фальшивишь? У тебя как-то криво выходит.

А вот это был удар ниже пояса. О вежливости уже и речи не шло. Тут даже цензурных выражений и в голове не осталось. Мало того, что тот молокосос ему мешал, так он ещё и умничает! Терпение кончилось. Евгений встал и грозно посмотрел на Косминова:

– Знаешь, что?!

* * *

Дроздов, Липтенко, Летаев и Фокин стояли неподалёку и курили папиросы.

– А я думал, что ты, Егор не дымишь, – улыбнулся Дроздов. – Ты же у нас порядочный такой.

– С вами не только курить, но и пить начнёшь, – перелистнул страницу «ПРАВДЫ» тот.

Бойцы усмехнулись.

– Ну уж извиняй, – стряхнул пепел с папиросы Николай. – Какие есть.

Тут к Матвею Липтенко сзади подбежала Пуля. Она схватила зубами бойца за телогрейку и встала на задние лапы. Солдат подпрыгнул от неожиданности:

– Ай! Ты что делаешь? – обернулся он и отцепил игривую собаку от себя.

– Если здесь Пуля, значит, где-то и её хозяйка, – подошёл к животному Фокин. Он почесал у неё за длинными мокрыми от снега ушами. Собака от удовольствия закрыла глаза и высунула язык. Хвост беспорядочно завилял. Солдат поднял голову и увидел спешащую к ним девочку. – А вот и наш боец.

Катя подбежала к ним и остановилась, чтобы перевести дух. На её щеках горел румянец, из-под шапки выбились волосы и прилипли к лицу. Опять она куда-то носилась. Видимо, в окопах помогала. Девочка подняла взгляд на своего четвероногого друга, которого гладил Егор:

– Она уже с вами играется? – спросила она и, улыбнувшись, кивнула на Липтенко.

– Она не играется, а кусается! – пожаловался тот в ответ.

Тут Пуля подняла свои уши и повернулась к Матвею. Она, понимая, что речь идёт о ней, снова прыгнула на него с радостным лаем. Солдат от неожиданности не удержался и упал на снег. Завязалась борьба. Пуля – собака с характером. Она никому не даст себя побороть. Поэтому животное прыгало на Липтенко снова и снова, не давая ему никаких шансов. Игра есть игра. И Пуля должна в ней победить.

– Не горячись, Лунатик, – шутил Летаев. – Она же всё-таки женщина. Они всегда наповал сражают! Любя она!

– Да не нужна мне такая любовь! – отбивался от животного Липтенко.

Катя долго смотреть на это дело не стала. Матвею уже было не до смеха, нужно было спасать товарища. Она взяла собаку за ошейник и отвела в сторону. Пуля послушно отошла. Только в одном случае великий четвероногий воин сдавал позиции: когда сзади подходила любимая хозяйка и давала понять, что игра окончена. Собака не хотела ничего заканчивать, но приходилось слушаться. Но она вышла победителем: соперник был весь в слюнях. Катя погладила животное по лохматой голове и повернулась к Липтенко:

– Извини, – виновато сказала она. – В следующий раз такого не будет.

– Да ладно, – смягчился Матвей, отряхиваясь от снега и вытирая рукавом лицо.

Тут их разговор прервали громкие голоса бойцов. Все с непониманием повернулись в сторону шума. Неподалёку от них разгоралась ссора между Комсиновым и Василенко. Выглядело это очень смешно и странно одновременно. Евгений – неконфликтный человек. Он, как и Фокин, был спокоен и скромен. На памяти солдат он злился только на немцев и всё. Что же могло такого произойти? Как новобранец, толком не знавший Женю, разозлил его? Видно, музыкант знает за что задеть музыканта. Смешным было то, что он был ниже Василенко по росту и сейчас выглядел как мальчишка, который решил поспорить со взрослым крепким мужиком. Ну, если так разобраться, Косминов на самом деле и был ещё молодым пареньком, который пока очень многое не знал в этой трудной военной жизни. Но сути это не меняло. Василенко был зол:

– Я твою гармошку бантиком заверну! – ругался он на новобранца.

Косминов сделал шаг назад и положил, на всякий случай, баян на ящик. Он снова повернулся к Евгению:

– Я твою балалайку вообще разнесу! Об твою голову! – крикнул он.

Василенко подошёл к Игорю, взял его за грудки и приподнял. Косминов вжал голову в плечи и взялся за запястья бойца, чтобы освободиться. Но схватили его хорошо, никуда не вырваться:

– Ну рискни, – сказал Евгений, – разнеси.

Мелкая ссора переросла в настоящий конфликт. Видимо, разговор дальше пойдёт не о музыке. Бойцы столько друг другу наговорили, что дело уже пахло мордобоем.

За этой сценой наблюдали не только Катя с ребятами. Кажется, весь батальон отвлёкся от своих дел, за исключением Марии Фёдоровны. Эта стабильная женщина, которую мало чем можно удивить, даже не обернулась на шумных музыкантов, потушила самокрутку и спустилась в землянку.

– Чую, сейчас разнимать придётся, – проговорил Дроздов.

– А то мы без музыки останемся, – согласился Летаев и уже собирался идти к не поладившим солдатам, – разфигачат инструменты, а новые никто не даст.

Катя с возмущением посмотрела на бойцов. Ладно бы волноваться о своих товарищах и их здоровье. Они заботятся о инструментах? Да как так?! Она снова взглянула на спорящих и посмотрела на ситуацию другими глазами. Драку, в любом случае, остановят, синяки, если они будут, заживут, а с инструментами то что делать? Сейчас такое время, что никто заботиться о них не станет. Найти новые будет настоящей проблемой. А без музыки на войне тяжело. Девочка сама на себе это прочувствовала. После недолгих размышлений, она согласилась с Фёдором и Николаем. Катя уже приготовилась к шумной потасовке и покрепче взялась за ошейник Пули, чтобы она никуда не сумела влезть, как вдруг девочка заметила командира. Резанцев быстрым шагом направлялся прямо к спорящим солдатам. «Ну всё», – подумала Катя. – «Мордобоя не будет». Хотя она даже не знала, что хуже: получить от друг друга или получить от командира?

– Разнимать не придётся, – тоже увидел Александра Фокин и опять уткнулся в газету. – Сейчас товарищ командир им обоим задаст.

Теперь все смотрели на музыкантов с сочувствием. Резанцев, как и все командиры, не любил беспредел в батальоне. Особенно, если случаются драки или ещё что-то подобное. Его понять можно. Армия должна быть единой: один за всех и все за одного. А если переполох будет и здесь – ничего дельного из этого не выйдет. Катя, как и все остальные, гордилась своим командиром, его умениями управлять и держать порядок. Чтобы заслужить такое звание, недостаточно одного умения кричать и приказывать. Нужно обладать большим умом и уверенностью. Резанцева в батальоне уважали все бойцы и девочка не была исключением. Даже Пуля поднимала уши при нём и вставала ровно. Так послушно она даже при хозяйке не вела. Тем временем Александр уже приблизился к ничего не подозревающим бойцам. Он остановился и, выждав паузу, скомандовал:

– Отставить! Смирно!

Ссорившиеся, сразу же забыли про все свои обиды и обернулись. Евгений отпустил новобранца и вместе с ним встал ровно. Катя и бойцы тоже замерли по привычке. Резанцев строго окинул взглядом двух взъерошенных солдат:

– Товарищи музыканты, – обратился он к ним. – Что тут происходит? – Александр обратился к Евгению. – Василенко?

– Не поладили малость, товарищ командир, – тихо ответил Евгений.

– Вижу, – кивнул Александр.

* * *

Летаев нахмурился:

– Странное какой-то ощущение, – задумчиво проговорил он. – Обычно на их месте всегда стоим мы. Даже непривычно.

– Говорят, он сегодня не в духе, – прошептал Липтенко. – Ребята вляпались по полной.

Катя наблюдала за происходящим. Она сочувствовала товарищам, которые попали в такую ситуацию. Глупо получилось. Признаться, девочка не понимала, что там произошло. Если бы она видела всю ситуацию, то могла бы судить. А так, непонятно. Но одно было ясно точно: командир это просто так не оставит. Резанцев всегда находил какое-нибудь занятие. Без работы никто не остаётся. Если посчитать сколько раз ему под руку попадались главные шутники батальона, то их можно смело назвать самыми главными трудягами. Особенно Летаев старался больше всех. Уже какой год старается: всю возможную работу на себе перепробовал. Но у Александра фантазии тоже не занимать. С Фёдором у него уже сложились особые отношения на этой почве. Тем временем командир честно выслушал две стороны и теперь прибывал в размышлении. Все ждали его решения.

* * *

Резанцев посмотрел на Косминова и Василенко, перевёл взгляд на баян и гитару, затем снова уставился на бойцов. Тут неожиданно его лицо расплылось в ехидной улыбке. Придумал. Солдатам стало совсем не по себе. Командир никогда не улыбался в таких ситуациях. Что сейчас будет?

– Значит так, – сказал он. – Если уж вас так судьба связала по музыкальной должности, то к вечеру подготовите «Тачанку». Вместе.

На лицах бойцов отразился шок. Да не только у них. Все сидели, широко раскрыв глаза от удивления. «Тачанка» по мелодии была сложная, а тут просят сыграть её дуэтом. И правда, у командира фантазии не занимать. Не в окопы, не на дежурство, ни куда-либо ещё. Сыграть. Вместе. Это было настоящим испытанием для бойцов. Но музыканты ничего в ответ не сказали. Спорить было бесполезно. Приказ есть приказ.

* * *

– Оригинально, – первым нарушил тишину в компании Фокин. – Правда, я не знаю, как они выкрутятся.

– Сегодня вечером, значит ждём концерт, -улыбнулся Дроздов.

* * *

Погода была просто замечательной: лёгкий морозец, солнце, которое освещало блестящий снег. Но было одно «но»: ледяной ветер. Вот если бы не он – вообще красота. Катя задрала голову наверх к чистому голубому небу. Такому мирному, такому спокойному. Если бы так было всегда: тихо, без войны. За это небо и за эту тишину они сейчас и сражаются. Нужно быть сильным и стойким, это всех касалось всех членов батальона, даже братьев меньших. Девочка взглянула ещё раз на собаку, которая послушно сидела и ждала команды:

– И так, красноармеец Пуля! – сказала она и достала из кармана варежку. – Искать!

Девочка подошла к животному и дала понюхать вещь. Собака в ответ опустила голову к земле. Она, подняв уши, подошла к хозяйке и стала вертеться возле кармана куртки. Катя взяла её за морду и отвернула от себя:

– Нет! – строго сказала она. – Хлеб потом! Кому сказала? Потом!

Девочка отбежала от животного на несколько шагов. Но Пуля в наглую пошла за ней. Катя нахмурилась:

– Вот пропадёт у нас боец, а ты найти не сможешь! И что тогда?

* * *

Резанцев и Сорокин наблюдали за ней:

– Дрессирует, – улыбнулся Иван.

Александр кивнул и выдохнул дым.

– Пуля же уже знает некоторые команды? – спросил Сорокин.

– Она знает команду «домой», – сказал командир.

– Ты что-то в последнее время смурной какой-то, – заметил Сорокин. – Случилось что?

Александр отвернулся и махнул рукой.

– Ааа, – протянул Иван, – я всё понял.

Резанцев смотрел на протоптанный снег, через который уже проглядывал неровный лёд. Конечно кое-что случилось. И, к сожалению, дома в родном Лихвине. У Александра уже второй месяц шёл спор с его невестой Таней, единственной, кто осталась ждать его дома. У неё полгода назад слегла бабушка. Больше она не встанет. Старость берёт своё. Старость взяла, скоро Смерть отнимет. Не за горами бродит Костлявая. Вера Васильевна, а именно так звали бабушку, была единственной родственницей Тани. Родители девушки погибли во время Первой Мировой войны, также, как и отец Александра. Мать её была врачом, а отец солдатом. Никто не вернулся. Вот и легла ответственность за воспитание внучки на плечи Веры Васильевны. Свой долг она исполнила, ребёнка вырастила. Теперь пора и отдохнуть. Только из-за бабушки и её здоровья Таня не могла уехать из Лихвина. А так очень хотела выучиться на курсах медсестры и уйти на фронт лечить раненых, точно также, как и её покойная мать. И вот, когда стало понятно, что конец бабушки близок, девушка и стала задумываться об уходе на войну. Никто её уже держать дома не будет, а Родине нужна помощь. Написала об этом в письме. Вот на этой почве и завязалась ссора у неё и Резанцева. Александр, разумеется, отговаривал её. Он знал о том, как тяжко приходиться медсёстрам. Но Таня – девушка упёртая. Если она что-то задумает, то обязательно выполнит. Писем от неё уже давно не поступает. Недавно почта приходила. Писали из Москвы, Донецка, даже из Грузии и Татарстана, но не из Лихвина. Александр подозревал, что случилось. И уже ждал, когда вести придут не из дома, а из какого-нибудь батальона, полка, дивизии. Или куда она там поступит? Тяжело. И сделать ничего нельзя. Как можно достучаться до человека на расстоянии? Никак. Вот и сиди, жди. А Резанцев не привык сидеть и ждать. Он привык действовать. Но сейчас, к сожалению, от него ничего не зависело. Он хоть и командир, но на неё не повлияет. Да и, если быть честным, Александр уже понимал, что она не отступится. Сам бы не отступил. Оставалось только переживать и ждать письма.

– Кстати, хотел спросить тебя по поводу наших музыкантов, – вывел его из невесёлых мыслей Сорокин.

– Что тебя не устраивает? – повернулся к нему Александр.

– Не слишком ли жестоко? – поднял одну бровь тот. – Даже со стороны командира.

– В самый раз, – сказал Резанцев. – Лучший способ сплотить двух неприятелей – поставить им общую проблему.

Иван усмехнулся:

– Помню-помню, – проговорил с ностальгией он. – Нам в училище это постоянно твердили. Как его звали то… Федот Акакиевич. Вспомнил.

– Пригодилось же, – улыбнулся Резанцев. – Не зря он нам это в голову вдалбливал.

– А почему именно «Тачанку»? – спросил Сорокин.

– Потому, что я так решил, – стряхнул пепел с самокрутки командир и добавил. – А ещё потому, что она мне очень нравится.

* * *

– Я ненавижу эту «Тачанку»! – со злостью прошипел Косминов и поставил пальцы на кнопки баяна.

– Ты просто играть не умеешь, – подцепил струну Василенко. – А песню не трогай.

– Сам – то её подобрал? – посмотрел на бойца тот. – Умник.

– Я уже год, как её подобрал, – ответил Евгений. – Под тебя переделываю.

Солдаты сидели в одной из землянок и пытались разобраться с заданием командира. По отдельности – то они её сыграют, а вот вместе… Вместе тяжело. Как бы они не старались – ничего не получалось. То там не получается, то тут не сходится. Желание бросить всё к собачьим чертям удерживало только задание Резанцева.

– Ещё раз, – потёр глаз Василенко. – Я играю фон, – он указал пальцем на Косминова. – Ты – мелодию. Поехали на счёт три. Раз… Два… Три…

Он заиграл вступление, через несколько секунд подключился и Игорь. Но опять перед припевом они заглохли. Что-то не так с темпом:

– Ты можешь так не гнать? – спросил Косминов. – Ты перед припевом так начинаешь ускоряться.

– Ты тянешь потому, что, – сказал тот. – Я пытаюсь хоть как-нибудь темп вывезти, а то совсем…

Тут их спор прервал настойчивый стук в дверь.

– Входите! – крикнул Василенко и подкрутил одну струну.

Дверь тихонько отворилась и внутрь забежала Пуля, довольно виляя хвостом. Собака сразу же направилась в сторону печки отогреваться. За ней зашла и Катя. Она поспешно закрыла дверь и повернулась к бойцам.

– Тебя товарищ командир послал? – обеспокоенно спросил Игорь. – Уже вечер?

– Да нет, – вытерла нос рукавом та, – обед. Вы вообще есть собираетесь?

– Мы тут репетируем, – приподнял баян Косминов.