Цитаты из книги «Время колоть лед»

Конечно, было несколько уникальных учителей, которыми можно было дышать, но в остальном у меня в школе было ощущение, будто я не живу, а существую, будто я в тюрьме. Физическое, физиологическое. Ровно это же ощущение меня теперь не отпускает.

Система ощетинилась, начался скандал. Естественно, в это втянули родителей: директор им сообщила, что они растят чудовище. Так всё это перенеслось домой, где меня тоже стали воспитывать. Подравнивать.

я вдруг осознала всю их жуткую фальшь и пришла в ужас от того, во что меня втягивают и какой они хотят меня видеть. Я не стала молчать, говорила, что думаю, вела себя как-то не так, как они от меня ожидали.

Я прекрасно помню, когда я всё это поняла и стала против этого бунтовать: Перестройка уже началась, Солженицына, Соловьёва, Бердяева уже можно было читать, уже пахло свободой. И помню искаженную гримасу системы – лица учителей, которые должны были держать тебя в узде, но сами были в ужасе от надвигающихся перемен. Они ничего не хотели менять, они инстинктивно тебя давили, потому что ты в их представлении не соответствовал параметрам, заданным системой

Система построена так, чтобы любым возможным способом вырастить из тебя человека, который никогда не возьмет на себя никакой ответственности, система предназначена для того, чтобы ровнять газон: никто не должен выделяться

Тебя учат не врать, в ухо тебе бубнят: “Спешите делать добро”, но тут же требуют соблюдения совсем других правил: вранье на голубом глазу и ин

Но они не могут отнять у нас право любить и улыбаться. И я стала улыбаться.

страх сменился уверенностью, что они могут нас убить, уничтожить, как в тридцать седьмом году уничтожили огромное количество людей, но они не могут уничтожить нашу любовь друг к другу и нашу уверенность в этой любви. В суде я вдруг поняла: “Наша совесть чиста? Чиста. Мы правы? Правы”, и единственное наше оружие – улыбаться им в ответ. Да, они нас могут сломать физически. Всех. Лишить нас будущего (что

многоуровневая, многоступенчатая смесь абсурда, цинизма, иронии

Потому что абсурда, который есть у Ионеско, юмора, который есть у Хармса, и глубины видения ужаса, которая есть у Гоголя, по отдельности уже не хватало для осмысления происходящего.