Начнем с того, что владельцы Koch приняли редкое решение оставить компанию в частной собственности и не торговать ее акциями на фондовом рынке. Большинство компаний становятся публичными после того, как достигают определенного размера: это дает им доступ к практически неограниченным объемам денежных средств, которые они могут использовать для расширения и финансовой поддержки своей деятельности. Недостаток такого шага в том, что от публичной компании требуется раскрывать много информации: инвесторы должны знать, во что вкладывают деньги. Компании, торгующие акциями, должны сообщать об окладах руководителей, размерах своего долга, ежеквартальном объеме прибыли или убытков и предупреждать о любых рисках, которые могут существовать для инвесторов, приобретающих их акции. Кохи, очевидно, решили, что получение денег на Уолл-стрит не стоит головной боли, связанной с обнародованием такой информации.

Еще больше сбивало с толку то, что фирма представляла собой сложную сеть взаимосвязанных дочерних компаний и подразделений^[59]. Например, дочерняя компания, занятая трубопроводами, на протяжении многих лет вела бизнес под разными именами, в частности Matador, без упоминания названия материнской компании. Не имея в распоряжении публичных документов, которые большинство компаний выпускало для инвесторов, следователи Баллена с трудом могли разобраться, чем именно и где владеет компания Koch. В Koch явно не тратили сил на создание бренда. Компания иногда даже не вешала вывеску на здании, где работала, не говоря уже о том, чтобы тратиться на рекламу и формирование хорошей репутации среди клиентов. Koch явно предпочитала оставаться в тени.

Компания была сложным объектом, но Баллен верил, что доказательства достаточно убедительны, чтобы затраченные усилия оправдались. Баллен работал с агентом ФБР Джимом Элроем, разрабатывая план возбуждения дела против Koch Oil. Им пришел в голову смелый план: Элрой и группа опытных нефтяников будут посещать нефтяные резервуары незадолго до того, как запланировано их посещение сотрудником Koch Oil, и измерять количество нефти в цистернах. Затем ждать прибытия сотрудника Koch и слива нефти из цистерны. Сотрудник Koch Oil оставит документ, так называемую квитанцию замерщика нефтепродуктов в резервуаре, указывающую, сколько нефти забирает Koch Oil. Если фирма действительно берет столько нефти, сколько предполагается, объем нефти, указанный в квитанции, должен быть меньше того, что намерили Элрой и его помощники. Вот как Элрой оказался в окружении стада, тайно фотографируя замерщиков Koch.

Но было два обстоятельства, затруднявших реализацию этого плана. Первое состояло в том, что все нефтяные резервуары находились на частных территориях и принадлежали нефтедобывающим компаниям, таким как Exxon и Mobil. Элрой не мог просто так вторгнуться в их владения, чтобы замерить количество нефти. Вторая сложность – выяснение того, когда сотрудник Koch приедет забирать нефть из цистерны. Слишком уж сложно было бы Элрою ждать их круглые сутки, неделями.

Баллен обратился за помощью к нефтяным компаниям^[60]. И если открыто никто не хотел обвинять Koch в воровстве нефти, за спиной они стали более чем охотно помогать Баллену. Об их помощи никогда не сообщалось открыто, даже когда видеозаписи наблюдений публично демонстрировалась на последующих слушаниях в Сенате. Компании разрешили Элрою входить на их территории и производить замеры уровня нефти. Также они сообщили Баллену и его коллегам расписание прибытия грузовиков Koch Oil, и Элрой мог быть на месте для наблюдения.

Благодаря тайной помощи нефтяных компаний Баллен и Элрой смогли выстроить доказательную базу по делу Koch. У них был большой объем документов и фотодоказательств. Были показания непосредственно замерщиков Koch, которых допрашивал Элрой.

Но Баллен знал, что этого мало. Тогда Сенат разослал судебные повестки топ-менеджерам Koch Industries в Уичито, чтобы заставить их отвечать на вопросы под присягой. Затем Баллен взял билет на самолет в Уичито. Там ему предстояло задать вопросы одному из тех, кому только что отправили повестку. Это был человек, обладавший полной властью над компанией, – ее директор, Чарльз Кох.

На подлете к аэропорту Уичито сердце замирает в волнении^[61]. Днем пассажиры самолета видят в иллюминатор канзасские прерии – протянувшуюся к горизонту, бескрайнюю плоскую зеленую равнину. Сам Уичито кажется крошечным, затерянным среди этих просторов, маленькой россыпью белых зданий, окруженных жилыми кварталами и фабриками. За пределами города – пустошь, словно это дальняя окраина Америки.

Кен Баллен прибыл в Уичито с помощником, юристом Виком Соллерсом, в конце апреля 1989 г. У них был напряженный график.

24 апреля два юриста из Вашингтона^[62] отправились в штаб-квартиру Koch Industries. Они планировали допросить, то есть взять показания под присягой, 11 руководителей и сотрудников компании. По пути в штаб-квартиру Баллену и Соллерсу могло показаться, что они едут в неверном направлении. Одна из крупнейших и самых прибыльных компаний в Уичито располагалась не в одном из центральных небоскребов. Вместо этого Баллен и Соллерс уезжали на восток по Тридцать седьмой улице, все дальше от центра города, пока не прибыли на отдаленную северо-восточную окраину Уичито. На северной стороне Тридцать седьмой улицы город заканчивался и уступал место бескрайней, уходящей за горизонт, поросшей высокой травой прерии. На южной стороне улицы находилась их цель: приземистое офисное здание из стали и стекла с затемненными окнами.

Они приехали рано утром. Их первая встреча начиналась в девять часов и была, пожалуй, самой важной: первым их собеседником в этот день станет Чарльз Кох.

Следователи более низкого звена, такие как Джим Элрой, были уверены: Чарльз Кох должен знать о том, что компания забирает из нефтяных скважин по всему Среднему Западу намного больший объем нефти, чем оплачивает. Казалось, что при таком широком распространении этой практики указания должны поступать сверху. Представлялось почти невероятным, чтобы Кох об этом не знал. И теперь у Баллена была возможность спросить его об этом напрямую.

Но сначала надо было попасть внутрь здания. Это оказалось непростой задачей. Баллена и Соллерса задержали на пропускном пункте, где охрана попросила их предъявить удостоверения личности. Они прошли через металлодетектор^[63]. Затем направились по коридору в центральную часть здания и увидели еще один пропускной пункт. Показав удостоверения еще раз, они еще раз прошли через металлодетектор. Они следовали дальше по коридорам, которые извивались и поворачивали по лабиринтам внутри здания. И еще один пропускной пункт. Баллену казалось, что они перемещаются по защитным концентрическим кольцам, продвигаясь все глубже и глубже внутрь комплекса. Обстановка напомнила им о поездке в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли в Вирджинии.

В какой-то момент Баллен и Соллерс оказались в конференц-зале без окон. Они сели за стол, к ним присоединились четыре адвоката, представляющих Koch Industries. Двое были из Вашингтона, а еще двое являлись штатными юристами Koch в Уичито. Главным в группе, очевидно, был Дон Кордс, вице-президент Koch Industries и главный юрист компании.

Когда вошел Чарльз Кох^[64], мгновенно стало понятно, что появился хозяин этих владений. Люди вокруг обращались к нему с почтением, и оно было намного глубже простого уважения к начальству. Соллерс и Баллен не могли знать, что Чарльз был на самом деле не просто директором. Он был лидером. Чарльз Кох не приказывал окружающим выполнять то, что он говорит. Он вдохновлял их на это. Он собрал команду, работу которой трудно было понять человеку со стороны. Гости наподобие Баллена и Соллерса не могли знать, что Чарльз Кох потратил десятки лет, взращивая лояльность и восхищение в тех, кто на него работает. Они не знали и о его семинарах по управлению, мастер-классах и лекциях, которые он проводил, чтобы прививать свою философию.

Но они ясно увидели, что Чарльз Кох обладал здесь абсолютной властью. Он был элегантен и в 53 года все еще обладал спортивным телосложением. У него были густые светлые волосы, квадратный подбородок и ярко-голубые глаза. Он сел за стол напротив Баллена и Соллерса и посмотрел на двух юристов из Вашингтона. Что он думал о них, угадать было невозможно. Но было ясно, что он их не боится.

– Назовите, пожалуйста, ваше полное имя, для протокола,^[65] – начал Баллен.

– Чарльз де Гэнал Кох.

– Сэр, какова ваша должность в Koch Industries? – спросил Баллен.

– Я президент и генеральный директор, – ответил Кох.

Президент и генеральный директор. Намного больше, чем просто должность. Это было заявление, что в Koch Industries никто не обладает большей властью, чем Чарльз Кох. И эта власть была сильнее, чем у большинства директоров, потому что Koch Industries находилась в частной собственности. Чарльз Кох и его брат Дэвид были основными акционерами; они выкупали долю любых акционеров, бросающих им вызов. Многие могли критиковать Чарльза Коха, но вот то, что кто-то может на самом деле его сместить, было трудно вообразить. Поскольку брат Дэвид соглашался с ним, Чарльз обладал полной властью над компанией.

Баллен не относился к Коху с почтением; и определенно не был им вдохновлен. Возможно, в его голосе даже звучали нотки презрения. Как и во время предыдущих допросов и интервью, он начал двигаться по списку вопросов.

– Сэр, каковы были общие продажи компании в 1988 году? – спросил он.

– Я полагаю, около десяти миллиардов долларов.

– Каким был объем чистой прибыли компании в прошлом году?

– Около четырехсот миллионов.

Баллен не мог знать, насколько неприятны были для Коха такие несложные вопросы. Кох ценил право на коммерческую тайну и возможность держать финансовые показатели компании в секрете. Объем годового дохода Koch был информацией для избранных. Уровень прибыли считался сведениями особой важности. И вот перед ним сидит какой-то юрист и небрежным тоном расспрашивает его о самом сокровенном.

– Какой процент бизнеса связан с сырой нефтью – покупкой сырой нефти? – продолжал Баллен.

– Процент бизнеса в каком смысле? – парировал Кох.

Баллен стойко пытался объяснить, что имеется в виду под фразой «процент бизнеса».

– Процент продаж и прибыли, примерно, – сказал Баллен.

– По моим предположениям, это около десяти процентов прибыли и – это опять же предположение – около двадцати процентов продаж, – ответил Кох.

Баллен дал Чарльзу Коху набор документов – тех, что так потрясли его коллег по расследованию в Вашингтоне. Это были внутренние данные Koch, показывающие, что компания забирала из резервуаров больше нефти, чем оплачивала. Баллен хотел видеть реакцию Коха. Тот мог бы сказать, что документы являются подделкой или на самом деле не доказывают того, что, как представляется, доказывают. Но Кох не сказал ничего подобного, глядя на цифры.

– Вы когда-нибудь уже видели эти документы? – спросил Баллен.

– Да, я обычно проверяю ежеквартальные…

– Хорошо, – прервал его Баллен.

– … показатели, – закончил Кох.

Чарльз Кох сказал, что не проверяет ежемесячные показатели, демонстрирующие, поступило ли в компанию больше или меньше нефти, чем она оплатила. Но не стал отрицать подлинность данных.

Баллен двинулся дальше. Ссылаясь на один из документов, он спросил:

– А что тогда указано для первого квартала 1986 года? Что демонстрируют эти цифры?

– Ну, в Луизиане был избыток нефти около двух тысяч баррелей.

– И это избыток?

– Да, избыток.

С точки зрения обвинителя, такого как Баллен^[66], Чарльз Кох только что сделал две важные вещи. Он подтвердил, что доказательства достоверны, данные по продажам нефти, предоставленные в ответ на запросы Баллена, отражают реальное положение дел. А во-вторых, он подтвердил, что эти данные были ему известны, и он знал, что Koch получает «лишнюю» нефть.

Продолжая допрос, Баллен попытался установить, известно ли Чарльзу Коху на самом деле значение слова избыток. Таким образом, устранялась двусмысленность в этом вопросе. Однако Чарльз Кох, похоже, не был заинтересован в том, чтобы Баллен установил этот факт. Чарльз Кох провел разбор понятия «избыток», и казалось, пытался показать, что это Баллен не понимает его значения. Эти двое разжевывали определение, пока, наконец, Баллен не спросил:

– Итак, иначе говоря, если вы покупаете нефть, а затем ее перепродаете, и по отчетам в наличии у вас больше нефти, чем вы продали, у вас теперь избыток. Это верно?

– Я не уверен…

– Это верно?

– Я не уверен, что верно вас понял.

– Хорошо. Почему бы вам не объяснить это снова? Что вы имеете в виду под «быть в плюсе» или «с избытком» нефти?

– Я не уверен, что могу объяснить это лучше, чем только что объяснил, – отвечал Кох.

Так они ходили вокруг да около.

Баллен попробовал другой вариант:

– Если Koch закупает сырую нефть, сто баррелей, а наличное количество составляет сто десять баррелей, считается ли, что Koch «в плюсе» на десять баррелей?

– А мы что-то продавали?

– Ну, почему бы вам сначала не ответить на вопрос, – сказал Баллен. – Это верно, что…

– Ну, это неполное уравнение. Я имею в виду, что здесь нет ответа. Это задача с двумя неизвестными.

– Предположим, вы продали сто десять, – настаивал Баллен.

– Ладно. А купили вы…

– Сто.

– И продали сто десять?

– Да.

– Мне скоро понадобится моя счетная линейка, – пошутил Кох.

Так продолжалось долго: эти двое обсуждали баррели, уровни наличных запасов и даже гипотетические уровни запасов. Остальные присутствующие стали вмешиваться и добавлять собственные комментарии и вопросы о гипотетических запасах.

Наконец, помощник Баллена, Вик Соллерс, вмешался и стал задавать вопросы. В конце концов он поставил Чарльза Коха в тупик, выведя весьма элегантное определение того, что значит «иметь избыток».

– Я не думаю, что существует такая вещь, как абсолютно точное измерение^[67], – сказал Чарльз Кох. – Но если посмотреть на показатели в долларах, то да, мы получили больше средств, чем потратили на покупку нефти.

Вон оно: «Мы получили больше средств, чем потратили на покупку нефти», – это Кох сказал.

Но в его заявлении была идея еще и о том, что абсолютно точных измерений не бывает. Ранее в разговоре Чарльз Кох прервал Баллена, чтобы подчеркнуть это, и это воспринималось так, будто неискушенные замерщики нефти могли ошибаться в измерениях, что и могло стать причиной годового избытка.

– Я имею в виду, что на промыслах, насколько я это понимаю, стоит много небольших резервуаров, и есть много переменных условий, и это очень ненадежные данные, – сказал Чарльз Кох. – А люди, что там работают, не семи пядей во лбу. Я имею в виду, это порядочные люди. Я осмелюсь предположить, это порядочные люди, пытающиеся хорошо делать свою работу, но не всегда достаточно образованные при этом.

Это входило в противоречие со всем, что слышал агент Элрой во время полевых интервью с замерщиками нефти. Они сообщали ему, что подвергались постоянному давлению со стороны руководства, требовавшего выполнять нормативы. Они знали, что если не будет избытков нефти, то последствия будут для них плачевны. Они не делали ошибок, они следовали указаниям. И эти указания, по-видимому, им передавали на собраниях, где менеджеры Koch обсуждали практикуемую в компании политику непрерывного улучшения. Именно на это Баллен начал давить.

– Что означает «непрерывное улучшение»? – спросил Баллен.

– Сколько у вас есть времени? – задал вопрос Кох.

– Это у вас сколько времени есть? – спросил в ответ Баллен.

– Философия непрерывного улучшения создана человеком, чье имя Джей Эдвардс Деминг, статистик^[68], – начал Кох. – На основе статистики он создал философию управления, которая помогает компаниям улучшить конкурентные позиции, повышая качество продукции для клиента и свою производительность.

Кох довольно долго рассказывал об этом человеке по фамилии Деминг, которым, похоже, по-настоящему восхищался. Идеи Деминга, казалось, вращались вокруг математических моделей улучшения бизнеса и, далее, непрерывного стимулирования сотрудников осуществлять преобразования и оставаться верными цели.

– Это долгосрочная программа, – говорил Кох. – Как утверждается [Демингом], «Ты никогда не выйдешь из этой больницы. Ты будешь работать над этим вечно».

Отступления по поводу Деминга и статистики не имели особого отношения к делу, которым занимался Баллен. Чарльз Кох уже рассказал, что такое непрерывное улучшение может означать для замерщиков.

– Наша политика – быть максимально внимательными и избегать убытков; стараться избегать убытков, – рассказывал Кох. Он отрицал, что компания вела политику краж нефти, но согласился с замечанием о том, что замерщики сталкиваются с требованиями «быть в плюсе».

Когда встреча закончилась, Чарльз Кох встал и покинул комнату, уйдя по коридору. Затем он вернулся в приемную руководства и в свой кабинет – большую комнату с видом на просторы канзасских прерий.

Баллен весь день продолжал работать в здании. Они с Соллерсом опросили около дюжины руководителей Koch Industries, формируя дело, которое скоро представят Сенату, понемногу собирая доказательства, которые передадут Министерству юстиции США.

В конце долгого дня Баллен и Соллерс собрали свои бумаги и ушли. Они вылетели обратно в Вашингтон и продолжили работу на девятом этаже Hart Senate Office Building.

Но даже после всего времени, что они провели в штаб-квартире Коха, после времени, которое они потратили, копаясь в ящиках с конфиденциальными документами Koch Industries, и после того, как они поговорили с самим Чарльзом Кохом, Баллен и Вик Соллерс не приблизились к ответу на один из самых сложных и важных вопросов в их деле. Это был вопрос, который позже задал сам сенатор Де Кончини во время открытых слушаний сенатской комиссии по делу о предполагаемых кражах нефти компанией Koch.

В какой-то момент во время слушаний^[69], когда Де Кончини задал вопросы агенту Элрою, он вдруг остановился, словно в недоумении, и затем спросил о самом важном из всего:

– Кто такой Чарльз Кох? Вы можете это объяснить?