Цитаты из книги «И дольше века длится день…»

Эта сила оказалась пострашнее войны и пострашнее плена, ибо она была бессрочным злом

Кара ради повиновения – таково неизменное орудие власти одного над многими.

Счастье и несчастье растут из одного корня.

во сне люди не подвластны ни чужой, ни собственной воле, ибо сон – дурная, зряшная, опасная свобода, прерывать которую необходимо с первых мгновений возврата ото сна, вторгаться решительно и грубо, чтобы вернуть их, очнувшихся, снова в явь – к служению, к беспрекословному подчинению, к действиям.

Государство – это печь, которая горит только на одних дровах – на людских. А иначе эта печь заглохнет, потухнет. И надобности в ней не будет. Но те же люди не могут существовать без государства. Сами себе устраивают сожжение. А кочегары обязаны подавать дрова. И на том все стоит.

до Бога не докричишься, не спросишь его, зачем, мол, ты так устроил, чтобы рождаться и умирать. С тем и живет человек с тех пор, как мир стоит, – не соглашаясь, примиряется. И молитвы эти неизменны от тех дней, и говорится в них все то же – чтобы не роптал понапрасну, чтобы утешился человек. Но слова эти, отшлифованные тысячелетиями, как слитки золота, – последние из последних слов, которые обязан произнести живой над мертвым. Таков обряд.

Абуталип вдруг понял, что это мгновение было редко уловимым счастьем бытия – когда дух, движение и пространство находятся в гармонии, что так редко приходит в суете дней бегущих.

! Не родишься – свет не увидишь, а родишься – маеты не оберешься

Ну хорошо, допустим, ты уехал, но от себя-то не уедешь. Куда бы ты ни запропастился, а от беды своей не уйдешь. Она будет всюду с тобой. Нет, Едигей, если ты джигит, то ты здесь попробуй перебори себя. А уехать – это не храбрость. Каждый может уехать. Но не каждый может осилить себя.

Да и жена, сноха-то городская, могла бы уважить, приехать, поплакать и попричитать, как заведено. Ни стыда, ни совести. Когда старик был жив да при достатке – пара дойных верблюдиц, овец с ягнятами полтора десятка, – тогда он был хорош. Тогда она наезжала, пока не добилась, чтобы все было продано. Увезла старика вроде к себе, а сами понакупили мебели да машину заодно, а потом и старик оказался ненужным. Теперь и носа не кажет.