На бескрайнем монотонном горизонте появилась бордовая пелена. Поначалу тусклая и бледная, становилась всё ярче, протянувшись до самого неба, заволакивая собой весь небогатый пейзаж. Альберт сразу понял: то была песчаная буря, и она стремительно приближалась. Бросив все оставшиеся силы на создание укрытия, юноша начал безрезультатно копать, но, оценив поразительную скорость приближения бури и свои сомнительные достижения, забросил это занятие. Придавив к земле телом немногочисленные пожитки и обхватив голову руками, изо всех сил свернувшись клубком и зажмурившись, юноша готовился к худшему. Ветер завывал уже где-то совсем неподалеку, но Альберт боялся даже слегка приоткрыть глаза. Когда неистовствующий поток коснулся его тела, он прочувствовал его полностью.

Вопреки всем ожиданиям, налетевший поток жара прошел сквозь него со скоростью молнии, отозвавшись болезненной ломотой в костях и звоном в ушах, но всё прекратилось, едва начавшись.

Выждав несколько мгновений, Альберт осторожно приоткрыл один глаз и удивленно посмотрел вслед удаляющейся от него буре. Хотя то была не буря, а скорее волна, на краткий миг вздымающая клубы багрового песка. Его лишь слегка присыпало, а едва заметный след, оставляемый волочимым рюкзаком, и вовсе стал неразличим. Но выглядящая издалека грозной темная стена не нанесла никакого ущерба. Напротив, стремительная волна сделала горизонт более четким, а измученному телу придала небольшой заряд бодрости. Очередная странная причуда этого странного места.

Альберт поднялся на возвышение: его взору вдали предстала открытая бурей широкая долина, полная хаотично разбросанных мелких кустарников-колючек, но главное, долина прерывалась ярким блеском, коим вполне могли оказаться блики с поверхности водной глади.

Мобилизовав последние ресурсы организма, юноша, скорее повинуясь животным инстинктам, нежели разуму, бросился к источнику своей последней надежды.

Наконец его ожидания оправдались. Перед глазами путника появилась пересекавшая пустыню узкая, неглубокая, всего по колено, грязная речушка, полная мутной ржавой воды.

Едва дойдя до нее, Альберт тут же припал к воде потрескавшимися пересохшими губами, жадно глотая теплую жижу с ярко выраженным железным привкусом. К подобной нелицеприятной луже дома он наверняка побрезговал бы даже прикоснуться, но дома у него больше не было. С тихим бульканьем жижа заполнила скромную бутыль, и, крепко закупорив сосуд, Альберт приступил к омовению соленого лица.

Позабыв обо всем, человек наслаждался прохладой, с вопиющей беспечностью утратив бдительность. Он и на миг не задумался, почему подле источника жизни оказался в полном одиночестве. А тем временем к барахтающемуся в грязи оборванцу уже приближались ответы…

По обе стороны реки, клацая длинными зубастыми челюстями, неспешно переваливаясь на двух мускулистых ногах, в поисках подобных простофиль прибрежную линию прочесывала пара хищников. То были звери поджарые, ловкие и смертоносные, без особого труда способные догнать и завалить здоровую лошадь, чего уж и говорить об истерзанном пустыней мальчишке.

На свою беду Альберт заметил их, лишь когда те, вытянувшись стрелой и балансируя длинными хвостами, бросились к жертве. Перед лицом неминуемой опасности отважный герой вновь задействовал свое самое грозное оружие – быстрые ноги, припустив наутек с рвением, коим явно озадачил немало повидавших на своем веку охотников. Едва не оставив свое барахло на милость зверям, Альберт что было сил пытался оторваться от стремительно настигавшей его погони. Наткнувшись на каменный разлом, невзрачная речушка прерывалась невысоким водопадом, образующим мелкое озеро, и, ни на миг не замедлившись, Альберт камнем рухнул в спасительную канаву.

Лишь на мгновение остановившись на краю обрыва, охотники тут же исчезли из виду. Эти места определенно им хорошо знакомы, и теперь они намеревались спуститься и поживиться излишне прыткой добычей. Это понимал и Альберт, не теряя времени выбравшийся на берег.

Нервно озираясь по сторонам, Альберт бежал прочь от воды даже быстрее, чем бежал к ней. Превозмогая усталость, страх, голод, бешено колотящееся сердце и сбивчивое дыхание, он всё бежал дальше, пока полное изнеможение не постигло его. Выполнив несколько нелепых пируэтов на предательски подкосившихся ногах, Альберт растянулся на песке.

Словно ужаленный, он тут же подскочил, судорожно проверяя наличие погони, но никто за ним не гнался. Мучительно выдохнув, он опустился обратно и перевернулся на спину.

Багровое, бескрайнее, неизменное небо… Окровавленный полог в точности под стать местной живности. Некогда еще с молоком матери впитавший концепцию человеческого превосходства Альберт ныне с лихвой хлебнул радостей самого низа пищевой цепи. Он проверил на практике все те истории и поучения, как изворотливый древний человек с помощью интеллекта завоевал себе место под солнцем, выбравшись из пещер, и построил прекрасные города, подчинил глубины океана и прорвался на небеса.

Но что мог противопоставить человеческий интеллект супротив первобытной ярости в бесплодной пустыне? За несколько коротких, но насыщенных дней все его знания и представления о реальности иссохли и рассыпались под палящим небом, где даже не было солнца.

Как давно он уже не видел солнца?

Альберт вытащил из-под себя ножны и чуть выдвинул клинок, глядя на свое отражение в полированной стали. Самурайский меч, вот оно, легендарное оружие, достойное героев эпических сказаний!

Бесполезный кусок железа…

Но где-то глубоко внутри, в отголосках души, Альберт понимал: проблема не в мече. Проблема в том, кто держит меч.

* * *

Слишком уставший, чтобы двигаться дальше, но слишком тревожный, чтобы спать, недвижимый, в месте, что не найти ни на одной карте, посреди песка так и пролежал он, погруженный в глубинные размышления, много часов, крепко прижимая к груди меч.

Спать, конечно, очень хотелось, но какое! С динозаврами-то! Николаю бы точно понравилось. Альберт едва отыскал в себе силы на слабую улыбку. По теории его приятеля, существа со столь большой массой тела просто не нашли бы достаточного количества пропитания для поддержания жизнедеятельности. Особенно вкупе с моделями климата образца начала двадцать второго столетия. Свои слова Николай любил подкреплять дипломом лучшего (и единственного) факультета прикладной химии Новского государственного университета естественных наук, ни разу не преминув поставить на кон свою безупречную репутацию.

И со всей несвойственной ему серьезностью Ник авторитетно причислял динозавров к точно таким же выдумкам диковатых и малообразованных предков, вроде фей, драконов и единорогов. Ну так вот вам, пожалуйста! Очень даже материальные выдумки – бродят, зубами щелкают и, по всей видимости, вполне находят пропитание даже в этой мертвой пустыне.

Это вам Альберт и без почетных регалий скажет, как раз в роли того самого пропитания. Последние встреченные им существа впечатляли особенно сильно. Приблизительно похожих он уже видел на картинках с реконструкциями внешности динозавров под заголовком «рапторы». Но эти «рапторы», здоровенные и монструозные, злобные, мускулистые, давали солидную фору тем хрупким тщедушным созданиям из энциклопедий и развлекательного античного кинематографа.

Чтобы выразить эти отличия, Альберту почему-то очень сильно хотелось добавить приставку «зверо-». Зверорапторы. Глупо, конечно. Но разве не глупость вся та ситуация, в которой он вообще оказался?.. Он задумался: а воспринимал ли он вообще всерьез угрозу войны, когда присоединялся к «Сэконде»? Предполагал ли, какими ужасами всё это может обернуться? Хоть кто-нибудь на Колыбели действительно представлял себе последствия? Как же прав был Митч, Дитя Тьмы, со своим «Когда начнется, ты всё поймешь».

И Альберт понял, о, как он понял! Но что же стало с самим Митчем?..

Наиболее вероятно, он погиб там, в холле архива, схлестнувшись в невероятном поединке с иномирной бестией. «Нет страха – нет сомнений, Альберт», – вновь пронеслось в голове. Столь смелый, отчаянный и изворотливый человек погиб, в то время как Альберту посчастливилось выжить. «Лучше бы это я погиб, а Митч спасся…» – думал Альберт, внутренне упрекавший себя в робости и нерешительности, совсем позабывший, что это он, а не Митч, нашел в себе смелость стрелять в Блэк\эн`Уæй’а и даже дерзнул обнажить против него меч, встретившись лицом к лицу с одним из могущественнейших, даже не догадываясь, как далеки они были в момент встречи.

Но Альберт до сих пор был жив.

– Ну, пока еще… – ответил он вслух собственным мыслям, рассевшись на песке и отложив меч в сторону. Чтобы это оставалось правдой, ему придется собраться с силами и идти дальше.

На фоне бесконечных песков согбенный силуэт неспешно ковылял вперед. Иссушенный и исхудавший, словно живой труп. Он уже успел обрасти волосами и приобрести диковатый вид, но в пустыне не было цирюльников. Как не было душа, холодильника, теплой мягкой постели и еще многого, к чему он так привык и что уже давно считал обыденностью.

Вода давно кончилась. Из одежды остались только местами оборванные штаны да грязные обмотки, выполнявшие функцию обуви. Привязанная к рюкзаку форменная куртка «Сэконды» пропала без вести где-то в песках, своевольно распутав ненадежный узел и бесшумно освободившись от неподобающих ей обязанностей. Когда Альберт обернулся, то увидел лишь оставшийся в одиночестве рюкзак, оставляющий позади себя тонкую полоску среди песков. Майку, которой он собирал пот с тела, пришлось выкинуть, ибо та стала источать невероятное зловоние.

Незначительная потеря. Альберт практически полностью перестал потеть, а может, ему просто больше было нечем. А про убранную в рюкзак нежную шелковую накидку-кимоно он и вовсе забыл, как и про остальное содержимое, волоча за собой сумку уже скорее по привычке.

Алое угрюмое небо, как раскаленная гигантская плита, выжигало душу, расплавляло мысли. Глубокие тонкие размышления уступили место грубым примитивным порывам, и ничто более не занимало разум юноши, как нестерпимая жажда воды и пищи. Внутренний мир Альберта полностью соответствовал наружному.

Опасность встречи с агрессивной фауной держала человека в постоянном напряжении. Каждый звук, каждый шорох заставляли его крутиться волчком, постоянно оглядываясь во все четыре стороны. Собственное дыхание казалось сопением кровожадного монстра, того и гляди норовящего выпрыгнуть из-за спины.

Но более всех грозных хищников Альберту стоило опасаться пустыни – убийцы безжалостной, истощавшей не только тело, но и разум человека еженощными тревожными снами. Вновь и вновь Альберту являлись ужасы ранее отгремевшей битвы, содержавшие уже не столько подробности, сколько смутные образы, обрывки эмоций, некогда терзавших его сердце.

Воспоминания о лицах людей, без которых совсем недавно он и жизни не мог себе представить, как-то сами собой утратили четкие очертания. Совсем недавно…

Но как давно? Сколько времени он провел здесь, где каждый час, каждый миг – как один, неразличим, неотделим от плоти бескрайней пустыни? Отсутствие солнца и полная однородность неба сводили его с ума. Песчаный пейзаж сменился скалистым; Альберт ступал по гладким, отполированным ветром каменным пластинам, тут и там вздымавшимся из рыхлой земли. По сравнению с обжигающе горячим песком каменные глыбы можно было бы назвать «прохладными», если это слово вообще могло быть здесь уместно.

Является ли это место адом?.. Нет, не столь важно, свою угрозу отправить его туда Блэк\эн`Уæй’ исполнил сторицей. Здесь, среди скал, Альберту перестала попадаться даже местная живность и растительность, чего уж говорить про источники влаги. Лишь камень и песок… и зловеще завывающий горячий ветер.

Еще дважды багровая волна пронеслась над пустыми равнинами, но если первый раз Альберт хотя бы соизволил зажмуриться, то после и вовсе игнорировал это необычное явление как незначительное. Молодой человек продолжал бороться, но безмолвная пустыня уверенно побеждала.

Много часов пути спустя исполинские камни вновь уступили господство монотонным дюнам, раскинувшимся между практически идентичными устремляющимися ввысь багровыми скалами. По небу медленно проплывали тяжелые черные тучи, никогда не ронявшие ни единой капли дождя. На краю горизонта, подернутые сильной рябью, проступили очертания черного дерева, ничем не отличающегося от других таких же деревьев среди абсолютно одинаковых песчаных круч. Возможно, всё это время он ходил кругами? Но, едва завидев знакомые контуры, с точностью стрелки компаса человек сменил курс прямиком к единственному ориентиру в бескрайней пустыне.

Неужели Альберт столь отчаялся, что собрался проверить его пищевую ценность? Как и в первый раз, он был не единственным, кто проявлял интерес к исполинскому растению. У самого центра, склонившись над огромной отломанной веткой, размеренно жевал древесину небольшой зверь-слепыш.

Рука человека на автомате разжала лямку рюкзака, бросив его в песок вместе с ножнами, оставив только оружие. Страх и осторожность отступили перед поднимающимися из глубины веков дремавшими инстинктами, пробужденными невыносимым голодом. С безумным блеском в глазах Альберт хладнокровно наступал, видя пред собой не источник опасности, но добычу. Заметив человека, зверек заметно приободрился, с хрипением и фырканьем двинувшись ему навстречу.

И Альберт ответил. Но то был голос не человеческий – дикий, звериный, яростный рев вырывался из пересохшей глотки. Лишь на мгновение оступившийся зверь тут же получил могучий удар бежавшего к нему изо всех оставшихся сил человека. Неистово и остервенело Альберт рубил и колол, колол и рубил, и даже когда бестия издохла, он продолжал наносить удары, рассекая плоть и роняя на горячий песок крупные капли бордовой крови животного.

Не успев перевести дух, он рухнул пред тушей на колени и, перевернув ее на бок, кончиком меча вскрыл мягкое брюхо существа. Вырезав свежий ломоть окровавленной плоти, Альберт тут же стал рвать его зубами. Густая, горячая, вязкая кровь текла по губам, щекам и шее, обильно увлажняя давно не бритую щетину, окрашивая бледную кожу юноши багряными пятнами.

От отвратительного вкуса сырого мяса Альберта тут же вырвало. Его выворачивало наизнанку, но он продолжал через силу заталкивать ошметки плоти зверя в рот и глотал их не жуя.

Дикий неистовый голод отступил, вернув бразды правления проблескам разума, и осознав, как низко он опустился, Альберт уткнулся лицом в теплое мягкое тело животного и горько зарыдал.

Теперь он по праву мог считать себя обитателем пустыни, яростным и кровожадным.

Плоть зверя стала его хлебом. Кровь зверя утолила жажду. Придя в себя, валящийся с ног от усталости юноша, собрав последние силы, волочил по песку тушу недавно убиенного создания, намереваясь оттащить его подальше от крон дерева.

То была жертва пустыне, дань ее наиболее грозному представителю. Собираясь на ночлег в огромной корзине из ветвей центрального ствола, Альберт позволил себе отрезать два крупных куска мяса про запас, остальное должно было отвадить рогатую бестию от его тщедушной персоны. Завершив все приготовления, юноша свернулся калачиком в природном гнезде, не заметив, как провалился в объятия тяжелого сна. Конечно же, вновь ему снилась битва…

Альберт проснулся. Тяжелое багровое небо, горячий алый песок и пронзающие далекие выси скальные пики выглядели точно так же, и лишь внутренне он чувствовал, что проспал очень долго. К удивлению, туша зверя осталась нетронутой, и, несмотря на климатические условия, не показывала ни единого признака разложения. Ни мух, ни ужасного запаха гниющей плоти, напротив, мясо лишь подсохло и стало даже менее отвратительным на вкус. Немного. Позволив себе трапезу у тела животного, Альберт оставил свой запас мяса нетронутым и, надежно закрепив на голом теле рюкзак, готовился к следующему путешествию.

Человек заткнул куски сырого мяса за пояс штанов, не желая запачкать кровью последнее, что связывало его с домом и человечностью. Но главное, более он не желал убегать. Пустыня – не ад, а звери – не неуязвимые демоны.

С ними можно бороться. Здесь есть вода и можно найти пищу. Если он постарается, то обязательно сможет выжить. Обретя неожиданную уверенность в своих силах, Альберт разглядывал убитое им существо. Как эти звери справляются с обезвоживанием? Не пробегают же десятки километров по каменным плитам каждый раз, когда захочется пить? Такой вариант точно ему не подходил, да и перспектива заблудиться и угодить в пасть к зверораптору совсем не мотивировала. «Значит, поблизости наверняка есть другой источник, где-то же зверь должен был утолять жажду? Только если…» Он поймал себя на мысли, что уже дважды видел животных, лакомившихся древесиной. Как биолог, он хорошо знал: растения способны накапливать в себе много жидкости.

Отыскав молодой росток, Альберт отломил веточку и сдавил ее кончик. Так и есть! Свежий стебель растения полон вязкой темной смолы, но рано обрадовавшийся Альберт тут же получил отрезвляющий ответный удар, едва успел попробовать ее на вкус.

Нестерпимо горькая, она вызывала еще большую жажду, нежели утоляла ее. Даже если безглазые звери и способны ее пить, человеку от этого не легче. Но хуже всего, это делало наличие источника поблизости необязательным. До грязной ржавой лужи с динозаврами больше дня пути, а он даже не был уверен, в какую сторону нужно идти.

Пусть ему и удалось отыграть у пустыни раунд, преимущество всё еще оставалось не на стороне юноши. Вернувшись в свое гнездо на дереве, Альберт несколько минут размышлял, и сейчас идея подняться в горы уже не выглядела такой бессмысленной. Возможно, с высоты он сможет увидеть то, что скрывают барханы вокруг. Везучим человеком он себя не считал, и этот план определенно давал больше шансов на успех, чем его попытки набрести на воду, двигаясь наугад.

Альберт покинул укрытие и оценивающе снизу вверх осмотрел ближайшую кристальную скалу, исчезающую в клубящихся вокруг ее вершины темных тучах. Лишь мгновение поколебавшись, он подтянул лямку рюкзака и уже привычно зашагал по песку.

Песок…

Песок покорился ободранным ногам человека. Богатая на ухватистые выступы и расщелины отвесная стеклянная стена не смогла остановить его. Прозрачные кристаллы пульсировали зловещим багровым светом, то затухая, то вспыхивая, когда Альберт касался их руками. И хотя они совсем не были горячими, завершив восхождение, он обнаружил небольшие ожоги на своих ладонях.

И весь этот тяжелый путь он проделал зря. Еще одно разочарование. Он поднялся совсем не высоко, но уже отсюда было видно: песок простирался от края до края, покуда хватало глаз. Огромные каменные глыбы, как сломанная, потерянная богами шахматная доска, утопали в песке, раскинувшись на многие десятки километров, и Альберт с трудом мог поверить, что еще совсем недавно он прошел по ним.

Но ни озера, ни пруда, ни самой захудалой речушки видно не было.

Голод вновь напомнил о себе. Иссохшее горло кровоточило, во рту кололо, будто он набрал за щеки опилок. Едва родившаяся вера в себя отступила на пару шагов назад. И хотя теперь он точно знал, в каком направлении та ржавая лужа со зверорапторами, сейчас сомневался, что осилит этот переход. Каменные плиты казались бесконечными. С другой стороны, он обратил внимание, что в противоположном от плит направлении частота появления деревьев возрастала. Он мог бы назвать это «лесом», не будь каждое дерево друг от друга в паре часов ходьбы.