– Мне кажется, мамочка, что ты слегка несправедлива к мистеру Невилу, – сказал как-то за завтраком младший каноник своей матушке.
– Нет, я так не думаю, – возразила старая леди.
– Может быть, нам обсудить это, дорогая моя?
– Ты напрасно полагаешь, мальчик мой, что я не хочу это обсуждать, – тут голос миссис Криспаркл слегка задрожал, так же как и её чайная чашка. – Я всегда готова к любой дискуссии. Но не думай, пожалуйста, что твои доводы способны меня переубедить.
– Вот и славно, мамочка, – примирительно сказал её сын. – Ничего не может быть лучше готовности к дискуссии. Просто я хочу тебе сказать, что во время того прискорбного случая мистер Невил потому так вышел из себя, что был на это спровоцирован.
– А ещё и не трезв! – добавила старая леди.
– Да, и это тоже. Хотя, думаю, там оба молодых человека были примерно в одинаковом состоянии.
– А я так не думаю, Септимус!
– Почему же, мамочка?
– Потому что не думаю, и всё! – заявила старая леди. – Но я по-прежнему, как ты видишь, готова к дискуссии.
– Но, мамочка, мы не сможем дискутировать, если ты будешь всё время придерживаться только обвинительной линии…
– Не надо меня за это стыдить! Лучше пусть твой мистер Невил этого стыдится! – сказала старая леди с поистине королевским достоинством.
– Дорогая моя! Он-то тут при чём?!
– При том! Он здесь при том, что он пришёл напившись, чем сильнейшим образом дискредитировал мой дом! И ещё унизил нас при этом!
– Не буду отрицать, мамочка. Но это было тогда, а сегодня он весьма об этом сожалеет.
– А я сожалею, что ты попытался от меня всё скрыть, Септимус! Если бы мистер Джаспер не подошёл ко мне на другой день в церкви и не рассказал, какие ужасы тут творились, я бы так ничего и не узнала.
– Просто я полагал, мамочка, что тебя такими вещами лучше не беспокоить. Собственно, я и Джаспера хотел попросить о том же, но опоздал – он тебе уже проговорился.
– Именно что опоздал! Мистер Джаспер стоял весь бледный, когда рассказывал, чему был свидетелем в собственном доме!65
– Мамочка, я только одно хочу сказать: если я что-то и хотел утаить от тебя, то только в твоих же интересах и для твоего же спокойствия. А так же в интересах обоих молодых людей и в интересах дела – то есть исполнения моего долга так, как я его понимаю.
Миссис Криспаркл тотчас отложила салфетку, встала со своего места, обошла стол и крепко поцеловала своего дорогого и любимого сына.
– Никогда, дорогой мой, никогда я в этом и не сомневалась!
– Однако, мамочка, в городе начались разговоры, – сказал младший каноник, когда старая леди снова вернулась к завтраку. – Можно сказать, ситуация вышла из-под контроля.
– А я тогда ещё сказала, что я плохого мнения о мистере Невиле, – тряхнула буклями старая леди. – Я и сейчас своего мнения не переменила. И я ещё тогда сказала, да и сейчас повторю, что я не думаю, что мистер Невил изменится к лучшему.
– Мне грустно это слышать, мамочка…
– Ещё более грустно мне это говорить, Септимус! – вставила старая леди, подливая сыну ещё чая. – Но тут уж ничего не поделать.
– Мне грустно слышать это потому, что Невил с той поры исключительно прилежен и внимателен в учёбе и уже далеко продвинулся в предметах. И к тому же – полагаю, я имею право это сказать – он очень расположен ко мне.
– Это его совсем не извиняет, – тут же возразила старая леди. – А если он считает иначе, то он просто хвастун!
– Но, мамочка, это говорю я, а не он!
– Может быть и так, – упорствовала старая леди, – но это ничего не меняет. Значит, он ещё и скрытный.
Во взгляде, которым младший каноник наградил свою матушку не было и тени раздражения, а только слегка юмористическое понимание того факта, что его любимая Фарфоровая Пастушка всё-таки не совсем предназначена для того, чтобы вести аргументированные дискуссии.
– И кроме того, Септимус, – продолжала миссис Криспаркл, – кем бы этот мальчишка был без своей сестры? Вспомни, какое влияние она на него имеет, вспомни о её способностях и талантах. Ты же знаешь, что всё, что ты преподаёшь Невилу, она растолковывает ему ещё раз. Учитывай ещё и это, когда хвалишь Невила – и много ли тогда останется на его долю?
Эти простые слова заставили младшего каноника задуматься. Он вспомнил вдруг, как часто он встречал брата и сестру прогуливающимися вместе – иногда в утренние часы, иногда на закате – и всегда разговор вела Елена, а брат лишь слушал её и кивал. Он подумал, что уже неоднократно его посещало такое чувство, будто обучая одного, он на самом деле учит двоих; и что он сам того не сознавая, строит свои занятия так, чтобы материал был понятен им обоим. На память ему пришёл и тот разговор, в котором он участвовал при посещении «Приюта Монахинь» – тогда речь шла об Елене, о том, как смело и безоглядно доверилась она Розовому Бутончику и как училась у неё всему, чему могла. Он осознал, что совершенно ошибочно считал Елену чересчур гордой и властной, что она много лучше его представления о ней. И он удивился, поняв, что всего за пару недель Елена и Невил стали неотъемлемой – и значительной! – частью его жизни.
Вечером того же дня преподобный Септимус, отслужив вечерню в холодном и гулком соборе, решил порадовать себя последними лучами заходящего солнца на холме над рекой – там у него был любимый уголок среди монастырских развалин, с которого открывался восхитительный вид, при этом местечко было хорошо защищено от ветра фрагментом древней стены. Взбежав на холм в хорошем темпе (и нисколько при том не запыхавшись), он остановился в нескольких шагах перед обрывом и оглядел реку. Клойстергэм располагался неподалёку от моря, и часто приливом в реку заносило немало морских водорослей, которые кучами гнили потом вдоль берегов. Этим вечером их было тоже достаточно – их бурая и тёмно-зеленая бахрома висела на иззубренных камнях и плотной пеленой укутывала притопленные стволы и ветки свалившихся в реку деревьев. По водорослям и прибрежному песку разгуливали крикливые чайки, что обещало ветреную ночь. Рыбацкие баркасы возвращались с моря, сворачивая коричневые просоленные паруса и укрываясь от приближающегося шторма в бухточках на обоих берегах реки. Внизу под обрывом, на котором стоял мистер Криспаркл, жителями городка была протоптана тропинка для прогулок, и на ней младший каноник вдруг заметил две фигуры, в которых он не без удовольствия узнал Невила и Елену Ландлесс. Какое совпадение! Весь день он думал о них – и вот теперь встретил, и снова вместе! Без промедления мистер Криспаркл начал спуск по едва приметной тропе вдоль обрыва, по которой иному альпинисту пройти было бы опасно и при свете дня. Но мистер Криспаркл был отменным спортсменом, да и знал на этой тропе каждый камушек и древесный корень, поэтому не прошло и минуты, как он уже стоял внизу.
– Холодный вечерок, мисс Ландлесс, не правда ли? Не слишком ли ветрено здесь для Вашей обычной прогулки с братом? Особенно на закате, когда ветер гонит волну с моря?
Нет, Елена так не думала. Она любила тут гулять – ведь тут было так уединённо!
– Пожалуй, даже слишком уединённо, – рассмеялся младший каноник, подходя ближе. – Хотя эта тропа должна быть прекрасным местечком для тех, кто ищет именно уединения. Простите, что помешал вам. Мистер Невил, что я хотел спросить… Вы ведь рассказываете Вашей сестре без утайки всё, о чем мы говорим с Вами вдвоём?
– Абсолютно всё, сэр.
– То есть Ваша сестра в курсе того, что я Вам неоднократно предлагал? А именно найти какой-нибудь способ извиниться за тот прискорбный случай, произошедший в ночь Вашего прибытия в Клойстергэм?
– Да, – ответила за брата Елена.
– Я называю этот случай прискорбным, мисс Елена, – объяснил младший каноник, – прежде всего потому, что он вызвал в горожанах предубеждение против Невила. Теперь в глазах всего города он – юноша с неконтролируемым и бешеным темпераментом, опасный и вспыльчивый. Дикарь, которого следует избегать.
– Да, так его и называют, бедняжку, – ответила Елена, бросив на брата взгляд, в котором смешались и сострадание, и гордость за него. – Вот и Вы это тоже подтверждаете. Но мы не только слышим это, мы ещё и ощущаем на себе всю тяжесть этого предубеждения, ощущаем каждый день и час.
– Именно поэтому, – продолжал младший каноник мягко, но настойчиво, – мне представляется необходимым это положение как-нибудь исправить. Конечно, со временем горожане сами бы разобрались, что ошиблись в Невиле. Но насколько лучше было бы не ждать долго, а что-нибудь сделать для этого прямо сейчас! Особенно потому, что Невил ведь и в самом деле был не прав.
– Его спровоцировали, – жёстко ответила Елена.
– Но он охотно поддался на эту провокацию, – возразил младший каноник.
Несколько шагов они прошли в молчании, затем Елена посмотрела на младшего каноника с упрёком и сказала:
– Ах, мистер Криспаркл, неужели Вы желаете, чтобы мой Невил с извинениями бросился в ноги этому молодому Друду, или хуже того – этому Джасперу, который позорит Невила на каждом углу и распускает про него слухи? Я не верю, чтобы такое могло быть Вашим желанием! Вы и сами бы так не поступили, окажись Вы на его месте.
– Я уже говорил мистеру Криспарклу, Елена, – вступился за учителя Невил, – что извинился бы, но только от чистого сердца. Но пока что я такого чистосердечия в себе не чувствую, потому и не могу просить прощения. Я мог бы, конечно, притвориться, но мне противна даже сама мысль о таком! И ещё – мистер Криспаркл никогда не оказался бы на моём месте, поскольку он никогда не поступил бы так, как поступил я!
– Ну хорошо, простите меня тогда за такое сравнение, – сказала Елена.
– Вот видите, вы оба в душе согласны, что Невил был не прав, – попытался мягко направить разговор в нужное русло мистер Криспаркл. – Почему бы не сделать следующий шаг и не признать это перед другими людьми открыто?
– Но ведь есть же разница, перед кем это признавать, – с лёгкой запинкой сказала Елена, – перед честным человеком, или перед низким и порочным?
Прежде чем преподобный Септимус нашёлся что ответить, вмешался Невил:
– Прошу тебя, сестра, помоги мне объяснить мистеру Криспарклу, что я не могу сделать первый шаг, пока не изменюсь сам, и не могу просить прощения, пока сам не прощу. Всё иное будет ложью и притворством. А правда состоит в том, что я и сегодня всякий раз задыхаюсь от гнева, стоит мне только вспомнить события той ночи.
– Невил, – строго упрекнул его младший каноник, – Вы опять сжимаете кулаки. Я же просил Вас больше так не делать.
– Извините, сэр, это было непроизвольно. И это только доказывает, как сильна до сих пор моя обида.
– А я-то надеялся на лучшее, – заметил на это мистер Криспаркл.
– По крайней мере, сэр, я Вам не лгу. Вероятно, придёт время, когда Ваше благотворное влияние на меня – наверное, самого трудного из Ваших учеников – достигнет своей цели. Но пока это время не наступило. Ведь так же, Елена? Ты же можешь подтвердить, что я стараюсь, что я борюсь со своим характером, но ничего у меня не выходит?
– Да, это так, – подтвердила Елена, не сводя с мистера Криспаркла своих чёрных цыганских глаз.
– Я хотел бы Вам кое в чём признаться, сэр, – неуверенно продолжил Невил, и Елена подбодрила его лёгким кивком. – Я давно хотел Вам это сказать, да только боялся показаться смешным. А теперь присутствие моей сестры поддерживает меня, и вот что я хочу сказать… Я настолько преклоняюсь перед мисс Буттон, сэр, настолько боготворю её, что мне глубоко оскорбительно видеть то высокомерие и безразличие, которое проявляет к ней молодой Друд. И даже если бы он не оскорбил меня, сэр, то я точно так оскорбился бы и сам – за мисс Буттон!
Мистер Криспаркл перевёл изумлённый взгляд с брата на сестру и прочитал в её взоре полное подтверждение сказанному и немую мольбу о совете.
О проекте
О подписке