Буллой Inter caetera от 13 марта 1456 г. папа римский Калликст III подтвердил основные положения буллы Romanus Pontifex. По просьбе короля Афонсу V и его дяди принца Энрике он передал португальскому ордену Христа, Великим магистром которого был принц, право духовной юрисдикции над всеми завоеванными и теми, что еще предстояло завоевать, землями «от мысов Бохадор и Нун и далее от Гвинеи на юг к Индиям». Булла заявляла, что великий приор ордена (основан в 1319 г. как преемник ордена тамплиеров) получит право назначать священников, как из черного, так и белого духовенства на все приходы; налагать епитимьи и прочие церковные наказания и осуществлять власть в пределах своей юрисдикции. Все области в его подчинении были nullius diocesis, то есть не относились ни к какому диоцезу. Однако снова не была отдельно оговорена миссионерская деятельность.

Я проанализировал, в некоторой степени, эти буллы, потому что они ясно отражают дух эпохи Великих географических открытий и потому что они показали европейцам, как надо (или не надо) вести себя в тропических странах. В одной из сур Корана говорится: «Женщина – это твой надел; распахивай его, как тебе потребно». Основной целью этих папских булл было указать португальцам, а затем и другим европейцам, которые последуют за ними, на необходимость общего для всех властного поведения по отношению ко всем народам, находившимся вне христианского мира. Уже упоминавшийся хронист этого времени Гомеш Эанеш де Зурара, описав (в 1450 г.) сомнения некоторых людей в оправданности агрессивных войн против мусульман, отмел все высказывания таких критиков, которые, по его словам, «немного лучше, чем еретики». Король Дуарте I (1433–1438) придерживался очень похожих взглядов в своем трактате, посвященном вопросам морали, «Верный советник», как и теологи, которых наставлял Жуан I перед экспедицией в Сеуту. Голландец Ян Гюйген ван Линсхотен (1563–1611), который шесть лет жил в Гоа в последней четверти XVI в., был весьма критичного мнения по поводу «высокомерной гордости и самонадеянности» португальцев в Индии, «так как повсюду они выступают как господа и хозяева, унижая и презирая местных жителей». Чего Линсхотен мог ожидать менее всего, когда он писал эти строки в 1596 г., так это того, что голландцы и англичане, пришедшие в муссонную Азию на смену португальцам, будут, во многом, вести себя подобным образом. В буллах также нашла отражение инициатива португальской короны, принца Энрике и других правителей Ависской династии по упорядочению всех предпринимаемых мероприятий в области организации исследовательских экспедиций, завоевания и колонизации новых земель, использования их богатств. Что касается понятия Индии в этих буллах, то оно, возможно, обозначало первоначально не только владения пресвитера Иоанна в Восточной Африке, но и, что также вероятно, отдельные части Азии и самой Индии.

Существуют поэтому обоснованные причины верить, что принцем Энрике, который настойчиво отправлял свои каравеллы на юг за мыс Нун, двигала идея Крестовых походов, религиозные мотивы, познавательный (но едва ли «научный») интерес. Но экономические причины также сыграли свою роль, несмотря на то что они не были, возможно, столь важны на первоначальном этапе. Тем не менее эти путешествия были дорогостоящим предприятием, принц заявил об этом в 1457 г. Более того, принц содержал большой штат рыцарей и дворян, и он всегда был хлебосольным хозяином для многих иностранных гостей. Доходов, которые поступали из самых разных источников, включая земли ордена Христа и монополию на мыловарение и рыбную ловлю, постоянно не хватало для покрытия расходов, и долги продолжали расти. Таково было положение дел, и весьма вероятно, что слова Диогу Гомиша, одного из капитанов принца, были правдивы, когда он рассказывал Мартину Бехайму из Нюрнберга, что принц Энрике во время завоевания Сеуты получил ценную информацию от пленников мавров и других людей. Эти сведения натолкнули его на мысль попытаться по морю добраться до земель с золотоносными россыпями к югу от Сахары, «чтобы начать там торговлю и тем самым содержать знать при его дворе». Известный португальский хронист Жуан де Барруш косвенным образом подтверждает это в одной из книг своего сочинения «Декады» (написанной в 1539 г.). Золотой песок в 1442 г. выменивали у местных жителей (в данном случае туарегов), и мы не знаем, как много его было привезено из Западной Африки в Португалию в оставшиеся последние 18 лет жизни принца Энрике. В эти его последние годы золота было приобретено значительное количество. Поэтому в 1457 г. на монетном дворе в Лиссабоне возобновили чеканку монеты почти из чистого золота под названием «крузадо», довольно символичным (с португальского слово cruzada переводится как «крестовый поход»). Стоимость этой монеты не снижалась вплоть до 1536 г.

Развитие работорговли также помогло начать финансирование португальских морских походов вдоль западного побережья Африки после 1442 г. Рабов добывали, вначале совершая набеги на поселения туарегов в прибрежных районах Сахары, а затем и на селения чернокожих жителей Сенегала. Эти набеги, от которых страдали большие безоружные группы местных семейств из незащищенных поселений, описал Гомеш Эанеш (Ианиш) де Зурара. В его изображении они представлялись в виде рыцарских подвигов отчаянных храбрецов, подобных тем, что совершались на полях сражений Европы. И в это верило подавляющее большинство его современников. Были случаи, когда португальцы также превращали в рабов гуанчей, захваченных на Канарских островах, что вызвало осуждение римского папы, поскольку они уже были обращены в христианство. Но после нескольких лет общения с негритянскими народами Сенегамбии и Верхней Гвинеи португальцы поняли, что рабов можно заполучить более легким и удобным способом: путем мирного обмена с местными вождями и торговцами. Всегда находились африканцы, которые были готовы продать своих соплеменников европейским торговцам и тогда и позже, независимо от того, были они осужденными преступниками, или военнопленными, или жертвами колдовства.

В течение нескольких лет португальцы совершали удачные набеги за рабами или вели мирную торговлю со своих кораблей, продвигаясь постепенно на юг вдоль побережья, вставая на якорь на открытых рейдах или в эстуариях рек.

Подобное использование судов в виде плавучей базы стало привычным, но в дополнение к нему на берегу основывали «фактории», или, иначе, торговые посты. Первая фактория (feitoria) была учреждена в Аргене южнее мыса Кабо-Бланко (Кап-Блан, Нуадибу) в 1445 г. в попытке перехватить торговый путь, который вел из Западного Судана через Сахару. Лет десять спустя здесь была построена крепость, где португальцы меняли коней, сукно, медные изделия и зерно на золотоносный песок, рабов и слоновую кость. Эта фактория стала прототипом для целой цепочки сооружений подобного рода, которые появились на побережьях Африки и Азии и Молуккских островах. Золото, рабы и слоновая кость стекались в Португалию в значительных количествах; экспедиции принца Энрике в Западную Африку начали приносить прибыль, если и не ему, то по крайней мере некоторым их участникам. Купцы и судовладельцы Лиссабона и Порту, которые были мало заинтересованы в экспедициях к бесплодным берегам Сахары, теперь проявляли желание участвовать в плаваниях в Сенегамбию и южнее. Нескольким известным купцам и аристократам, а также дворянам из окружения принца Энрике, была предоставлена лицензия от самого принца.

Здесь было бы уместно кратко перечислить открытия, которыми мы обязаны принцу Энрике. В 1419 г. португальские корабли вышли в Атлантический океан и достигли мыса Бохадор (Буокдур) в Западной Африке, находившегося немного южнее 27° северной широты. Это был предел, до которого доходили корабли. Теперь эта местность известна как Рио-де-Оро в Испанской Сахаре (ныне Западная Сахара). Мыс здесь выдается в океан на 25 миль в западном направлении. Яростные волны и сильные течения к северу от него; расположенные вблизи берега мели; частые туманы и моросящие дожди над морем, да к тому же и противные ветра, которые препятствовали возвращавшимся кораблям плыть на север, – все это, вместе взятое, подтверждало рассказы о «Зеленом море мрака», как его называли арабские географы. Именно от них пошло известное поверье, что отсюда вернуться невозможно. После многих окончившихся ничем попыток одно из судов принца Энрике наконец-то обогнуло мыс в 1434 г., преодолев не только природный, но и, что было более сложно, психологический барьер, который до тех пор препятствовал плаваниям все дальше на юг вдоль побережья Западной Африки. Это было, пожалуй, самым большим достижением принца Энрике, которое было осуществлено благодаря твердой решимости и готовности потратить большие деньги на морские экспедиции, которые не сулили получить немедленную отдачу.

Когда опасный мыс был пройден, то дальнейшие успехи были делом времени; однако принц Энрике с воодушевлением начал заниматься организацией походов крестоносцев в Марокко. В отсутствие внимания принца его люди и суда, продвигаясь на юг, несли потери. Поход под его началом в Танжер в 1437 г. был неудачен; войска сдались, и им было позволено вернуться на суда только после того, как младший брат принца инфант Фернанду был оставлен в плену у мавров как заложник. Условием его освобождения был непременный возврат Сеуты. Но ради интересов государства это требование так и не было выполнено, и дон Фернанду, «святой инфант», как впоследствии его стали называть, был оставлен умирать в тюрьме в Фесе, несмотря на его жалобные просьбы к братьям вызволить его в обмен на Сеуту. Принц Энрике предпринимал также энергичные, пусть в итоге и неуспешные, усилия оспорить право кастильцев на Канарские острова. Тем не менее, несмотря на занятость принца всеми этими делами, португальские корабли спустились вдоль побережья далеко на юг вплоть до Сьерра-Леоне к 1460 г. – году его смерти.

Важным завершением пройденного 1500-мильного пути вдоль западного побережья Африки стало одновременное открытие (или повторное открытие) Мадейры (ок. 1419 г.) и Азорских островов (ок. 1439 г.), за которым последовало открытие и колонизация островов Зеленого Мыса (1456–1460). К сожалению, мы не располагаем надежной информацией о мотивах, что вели капитанов судов в их исследовательских морских походах. Однако не было никакого сомнения, что их организовывал или сам принц Энрике, или в сотрудничестве с братьями и видными представителями знати. Заселение этих необитаемых островов положило начало практике колонизации заморских территорий.

Поселенцы, в прямом смысле слова, были пионерами в Новом мире. Видимо, они так ощущали себя, о чем говорит тот факт, что первые мальчик и девочка, родившиеся на Мадейре, получили имена Адам и Ева. Самые первые поселенцы прибыли в основном из Алгарви, поскольку каравеллы португальцев выходили из портов именно этой провинции, но вскоре к ним присоединились эмигранты из других мест Португалии и даже из таких отдаленных стран, как Фландрия. Азорские острова в течение многих лет назывались «фламандскими островами». Ко времени смерти принца Энрике на Мадейре уже производилось большое количество сахара, а на Азорских островах – зерно.

Несмотря на то что нам практически ничего не известно, как проходили эти первые исследовательские экспедиции, – до нас дошло лишь несколько имен их начальников, среди которых были наряду с португальцами фламандцы и итальянцы, – представляется очевидным, что ими был приобретен достаточный опыт и они знали розу ветров в Атлантике. Кроме того, полученный во время плавания опыт позволил им создать (хотя мы и не знаем, когда точно) новый тип судов – каравелл с косым или латинским парусным вооружением, которые могли идти круто к ветру. Каравеллы, в свою очередь, сделали плавание более легким. Колумб, в немалой степени, именно на португальских каравеллах овладел искусством навигации на просторах океана. Более того, практический опыт португальцев в Атлантике помог заложить им основы современной науки судовождения. К концу XV в. их лучшие штурманы научились довольно точно определять свое местоположение в море, проводя счисление пути с помощью полученной при измерении широты. У них были также великолепные практичные лоции (порт, roteiros, откуда англ, rutters) для плаваний у берегов Западной Африки. Основными приборами служили для них морской компас (возможно, заимствованный у китайцев^[7] через посредничество арабских и средиземноморских мореплавателей), астролябия и квадрант в их самой простой форме. Существовали также довольно сносные морские карты, указанные широты на которых были измерены как на берегу, так и на море. На так называемой планисфере Кантино 1502 г., скопированной итальянским шпионом с португальского оригинала (или кем-то специально для него) и переправленной в Италию, показана удивительно точно береговая линия Африки, особенно ее западное побережье к северу от реки Конго. Но многие лоцманы, выходя в океан, продолжали больше полагаться на различные природные приметы, такие как цвет морской воды и высота прилива, породы рыб и различные виды морских птиц, которых можно наблюдать на той или иной широте в различных местностях, характерные водоросли и т. п.

Хотя неизвестно, в какой степени поиски золота служили побудительной причиной для разведывательных плаваний португальцев вдоль побережья Западной Африки, притягательная сила золотого металла стала играть решающую роль после 1442 г. Португальцам так и не удалось обнаружить постоянный источник золота в Западной Африке и Судане, которое, как мы знаем сейчас, в основном добывалось в области Бамбук в верховьях Сенегала, в Мали, в верховьях Нигера и в Лоби на притоках в верховьях Вольты. Это золото, большей частью в виде золотого песка, носильщики, проходя по пути через царства Мали и Ганы (нисколько не соотносятся с современными государствами), первоначально доставляли в Тимбукту (Томбукту). Там его покупали арабские и мавританские купцы, а затем везли верблюжьими караванами через Сахару в исламские государства Северной Африки. В тамошних портах часто бывали среди прочих торговцев еврейские, генуэзские и венецианские купцы. Во второй половине XV в. с помощью фактории в Аргене и других незащищенных факторий в прибрежных районах Сенегамбии португальцам удалось отвести значительную часть караванов с основного торгового пути через Сахару к своим торговым пунктам на побережье, где они грузили золото на свои корабли. Этот процесс усилился, когда король Жуан II приказал в 1482 г. возвести крепость Сан-Жоржи-да-Мина (Элмина) на Золотом Берегу. «Святой Георгий из Мины» превзошел в торговле факторию в Аргене и вел не только торговлю золотом в Западном Судане, но и намытым золотом на самом Золотом Берегу. Спустя двадцать лет была построена вторая, меньшая, крепость в Аксиме.

Португальцы продолжали прилагать систематические и упорные усилия, чтобы перенаправить все пути торговли золотом в направлении побережья. Их эмиссары проникли, хотя и на краткое время, в Тимбукту (Томбукту). Португальцам так и не удалось создать долговременные фактории во внутренних областях материка, и они были вынуждены опираться на посредников – негритянские племена, через которые они получали золото, будучи сами не в состоянии добыть его. Но соперничество между португальскими каравеллами и мавританскими верблюжьими караванами привело к победе первых и их господству в торговле золотом на протяжении около ста лет – приблизительно с 1450 до 1550 г. Во время правления короля Мануэла I (1496–1521) средняя годовая стоимость золота, импортируемого только из Сан-Жоржи-да-Мина (Элмины), составляла 170 тысяч добрас, а в отдельные годы и больше. В то время как рабы и золото были основными предметами торговли португальцев в Сенегамбии и Гвинее, другие товары, такие как напоминающая перец пряность, называемая «райские зерна», обезьяны и попугаи, находили доходные рынки сбыта в Португалии.

Вплоть до своей смерти в 1460 г. принц Энрике был концессионером всей торговли на западном побережье Африки, но это не значит, что вся торговля принадлежала только ему. Наоборот, он часто выдавал патент частным торговцам и отчаянным предпринимателям, решившим снарядить морскую экспедицию, но при условии, что ему будет выплачиваться одна пятая или особо оговоренная часть от полученной ими прибыли. Не ясно, каким образом велись торговые операции в первое десятилетие после смерти принца, но в конце 1469 г. ведение торговли на основе монопольного соглашения было передано короной богатому лиссабонскому купцу Фернану Гомишу. За монархом оставалось право объявить свою монополию на ряд ценных товаров. Благодаря контракту Гомиш получил значительную прибыль, и он исследовал следующие две тысячи миль побережья для короны. По истечении срока этого контракта в 1475 г. король Афонсу V передал управление торговлей в руки сына и наследника инфанта дона Жуана, и она так и оставалась монополией короны, пока он не взошел на престол в 1481 г.

Король Жуан II, «совершенный принц», был полным энтузиазма дальновидным империалистом, имевшим настоящую страсть к Африке и плодам ее земли, к ее людям, животному и растительному миру и минералам. Он имел особый персональный интерес к торговле, оставив за короной монополию на импорт золота, рабов, пряностей и слоновой кости и экспорт коней, ковров, английского и ирландского текстиля, меди, свинца, медной посуды, ожерелий и браслетов. Частным торговцам было позволено импортировать после уплаты лицензии такие менее важные товары, как попугаи, мартышки, тюленьи шкуры, хлопок, волокно рафии и пр. Соответственно корона предоставила права некоторым частным лицам импортировать рабов и слоновую кость, но всегда сохраняла монополию на золото. В действительности, конечно, эта монополия была совсем не так строга и эффективна, как это выглядело на бумаге. Было невозможно помешать экипажам кораблей вести частную торговлю на свой страх и риск, не говоря уже о королевских чиновниках, и самих торговых агентах, и жителях островов Зеленого Мыса. Торговля в Западной Африке развивалась благодаря морским перевозкам; корабли снаряжались в Лагуше и других портах Алгарви. К концу XV в. флот начал сосредотачиваться в Лиссабоне; все суда подходили к цокольному этажу королевского дворца, располагавшегося на берегу реки Тежу, где находились конторское помещение и торговые склады (Casa de Mina); здесь король мог лично наблюдать за погрузкой и разгрузкой судов.