Прежде богозаклинания могли быть вложены лишь в камень ковчега. Леандра недоверчиво покачала головой.

– Возможно, некий имперский чарослов и записал для вас это богозаклинание на бумагу, но составить подобный текст не под силу человеческому разуму. Расскажите, где и как вы разделываете богов на составляющие, а я в награду разузнаю о вашей Неразделённой Общине. Ну, или, не скупясь, заплачу нефритом.

– Интересно, для чего вам эти сведения? – он всё так же изучающе смотрел на неё. – И насколько они для вас ценны? Есть информация, которая не продаётся никому.

– Не вернуться ли нам к этому разговору, когда наше партнёрство упрочится?

– Как насчёт новой встречи? Скажем, завтра… в городе?

Леандра задумалась.

– Если наша сегодняшняя сделка завершится к обоюдному удовлетворению, то… Завтра мой телохранитель будет ждать вас у Малой Священной заводи. Знаете, где это?

Контрабандист кивнул.

– Приходите туда один. Иначе больше мы не увидимся. Ясно?

– Разумеется. Кстати, не хотите немного рассказать о себе? – спросил он, но, увидев её непроницаемое лицо, быстро добавил: – Не обязательно называть имя или место службы, а хотя бы…

– Если вы узнаете, кто я, мне придётся почти сразу же отправить вас в акульи желудки. Я сказала «почти сразу», потому что сперва вам придётся познакомиться с акульими зубами. А ведь этого не хочется никому из нас.

– И никто из нас этого делать не собирается.

– Прекрасно. Вернёмся к вашему богозаклинанию, – она жестом подозвала телохранителя.

Дрюн мигом поставил перед контрабандистом две небольших шкатулки и открыл их. Первая была заполнена неровными осколками нефрита и шариками опиума. Во второй лежали лорнские металлические пластины и дральские лакированные дощечки, нашпигованные магическими формулами чёрного рынка.

Мужчина переворошил нефрит, потом положил ладонь на сталь и дерево. Видимо, он чувствовал магические тексты. Только чарослов с синестезией был способен на подобное. Кто же он? Волшебник-одиночка? А может, пиромант?

– Отлично, – контрабандист вновь потянулся за своим гримуаром.

– Заклинание с вашей головы, – холодно напомнила Леандра.

– Они совершенно идентичны, вплоть до последнего завитка рун.

Она отрицательно качнула головой.

– Да как я вам его продам-то? Его же нельзя снять.

– Мой телохранитель вам поможет.

Контрабандист покосился на лицо Дрюна. Точнее, на лицо юного Дрюнарсона: смуглая кожа, орлиный нос, густые кудри и редкая бородка. Одет он был теперь в чёрный лангот и чешуйчатый доспех, оставлявший напоказ четыре его мускулистые ручищи. В общем, юная иксонская божественная совокупность до кончиков ногтей.

– Ладно, – мужчина обернулся к Леандре. – Однако прежде чем расстаться с повязкой, должен признаться в маскараде. Я не человек Лотоса.

– Вы поразили меня до глубины души, – невозмутимо ответила Леандра и подалась вперёд. – Что чувствует большинство ваших будущих «я» через час?

– Одни довольны, другие… взволнованы, некоторые даже слишком.

– Ну, вам ещё предстоит провезти свою оплату контрабандой в город или хотя бы вывезти из залива.

Помедлив, мужчина снял повязку. На его лбу багровели строчки. Леандра плоховато знала алый язык, но в наследство от матери ей досталась способность различать божественный текст.

Потом она заметила, что волосы контрабандиста заплетены в серебристые дреды.

– Вы – триллинонец, – сказала она.

Мужчина выглядел до боли знакомым. Они прежде встречались? Нет, это невозможно. И всё же… Ощущение не отпускало.

Дрюн возложил обе верхние руки на затылок контрабандиста. Сияющие письмена отклеились ото лба. Держа строчки на весу, точно ожерелье, Дрюн подошёл к Леандре. Та сняла платок. Нижние руки Дрюна уже лежали на её плечах, правые он поднёс к ушам Леандры. Алый промельк – и… Она ничего не почувствовала.

– А это богозаклинание… – начала, было, она и запнулась.

Что такое?

Совершенно неземное ощущение. Вокруг неё, не задевая саму Леандру, двигались потоки эмоций. Она чувствовала их лишь отчасти, словно наблюдала сентиментальную пьесу в театре теней или слушала трогательную балладу. Но это сочувствие было вызвано не игрой актёров или стихами, а бесконечным разнообразием её собственного будущего. Там было множество всевозможных Леандр. Или множество множеств? Не сосчитать.

Большинство их переживало те или иные оттенки её нынешней тревоги, но некоторые выказывали странные эмоции, сменявшиеся слишком быстро, чтобы их можно было понять. Сосредоточиться на одном из этих невероятных будущих было всё равно что пытаться рукой поймать ящерицу за намазанный маслом хвост. И всё же, всё же… Ум Леандры не мог устоять от погони за ящерицей.

Дрюн вернулся к контрабандисту, извлёк из гримуара цепочку рубиновых строчек и «обвязал» вокруг его головы.

Прикрыв глаза, Леандра сконцентрировалась на своих манящих будущих. Те пытались ускользать, однако она успела ощутить в одном из них неприкрытый восторг. Через час. Может, ей удастся узнать личность контрабандиста? Или то, как он потрошит божества? Волнение росло.

С утроенной силой она кинулась вдогонку за этим великолепным будущим, но оно мигом затерялось в океане банальных возможностей.

Значит, требовалось что-то ещё.

Леандра приоткрыла веки. Дрюн поправлял богозаклинание на башке контрабандиста. Ни тот, ни другой не обращали на Леандру внимания.

Её происхождение позволяло отрешиться от своего недуга и тем самым временно обрести беглость в магическом языке, которого в этот момент касалась. В таком состоянии она прекрасно понимала и ломала любой магический текст. По сути, становилась универсальным чароломом.

Воспользуйся она сейчас своим даром, и богозаклинание изменится. А это, несомненно, приведёт к конфликту божественных составляющих её тела, унаследованных от матери, с человеческими, унаследованными от отца. Болезнь обострится, и последствия будут ужасны. И всё же, если ей удастся схватить за хвост своё блистательное будущее, награда оправдает риск.

По океану будущих прокатилась волна изменений, постепенно трепет охватил его целиком. Одни Леандры продолжали переживать триумф, другие впали в ужас. Новое будущее становилось всё более и более вероятным, и чем больше она думала о нём, тем неуклонно крепла вероятность.

Леандра поднесла руку ко лбу и выпустила на свободу свой недуг. Вскоре начнётся ломота в суставах, нос и щёки покроются сыпью. Не исключено, приступ окажется сильным и будет сопровождаться частым мочеиспусканием, а лицо и руки распухнут. Даст Бог Богов, вспышка не будет столь сильна, чтобы заставить её восприятие расшириться. Но сейчас, когда боль ещё не пришла, Леандра выкинула из головы дурные мысли, и её разум слился с богозаклинанием.

На какое-то мгновение она сделалась прародительницей текста: мелкой, но довольно древней триллинонской богиней искусств, красоты и танца. Обнищавшие жрецы за тридцать золотых продали её ковчег контрабандистам. Те посадили богиню в текстовую клетку, после чего взломали ей голову, чтобы вытащить из разума живой язык. При этом её вопли оглушили двоих из них.

В следующий миг Леандра вернулась в себя. Руки мелко дрожали при воспоминании о том, что сотворили сообщники контрабандиста.

Ни тот, ни Дрюн по-прежнему не замечали, что происходит с Леандрой. Наверняка побочный эффект её нынешнего состояния. Когда недуг обострялся, окружающие начинали лучше понимать магический текст, с которым она работала. К счастью, проникновение в алый язык заставило этих двоих углубиться в строчки на лбу контрабандиста.

Ей захотелось подробнее узнать и то, как родилось заклинание на её голове. Имперский чарослов отредактировал текст таким образом, чтобы он проецировал человеческий разум на час вперёд. Вот только во время приступа Леандра сама становилась скорее текстом, нежели человеком.

Осторожно изменила одно слово в первом предложении богозаклинания, увеличив время своего восприятия будущего в двадцать четыре раза. Никто из смертных, даже её знаменитый папочка, не способен был взломать такое заклинание.

Прежде Леандра возгордилась бы подобным достижением, но сейчас она не почувствовала ничего, кроме ошеломления от своих новых будущих. Если и в одном часе их было превеликое множество, то в сутках это неисчислимое число нужно было умножить на миллион, на сто миллионов.

Она качнулась, силясь не свихнуться в этом калейдоскопическом вихре Леандр. Её смешанный разум постоянно норовил впасть в опасное расширение восприятия, однако такой опасности, как сегодня, Леандра не подвергалась ещё ни разу. Теперь лишь одно хранило её от сумасшествия. Единственное удерживало от того, чтобы обеими руками, будто спьяну, не вцепиться в стол.

Почти треть будущих «я» терзалась раскаянием. Пусть само чувство было до сих пор ей незнакомо, она распознала ужасные эмоции, охватывающие того, кто убил близкого друга, родственника или любимого.

Другая треть «я» испытывала тревогу того, кто бежал от опасности и страдал от всепоглощающей вины за смерть всех, кого любит.

Последняя же треть Леандр не чувствовала ничего. Вообще ничего. А не чувствовали они потому, что были мертвы.

Связанный с богозаклинанием разум, лихорадочно изучив будущее, проанализировал подтекст эмоций и выдал персональное пророчество: в течение следующих суток она будет поставлена перед выбором – умереть самой или убить кого-то любимого; если же она попытается сбежать, как-то обойти пророчество, погибнут все, кто ей дорог.

Леандра вновь переписала заклинание так, чтобы заглядывать только на один час вперёд. Калейдоскоп «я» уменьшился, ослабив напор, толкающий в безумие. Дыхание успокоилось, пульс замедлился. Следовало срочно возвращаться в Шандралу и разобраться с таинственным будущим убийством.

Она поёжилась, припомнив эмоции женщин, которыми ей предстояло стать. И сбежать нельзя, не поставив под удар близких. Обходных путей нет. Итак, в течение ближайшего дня ей предстояло убить кого-то, кого она любит, или умереть.

Леандра подняла взгляд на Дрюна. Он с любопытством посмотрел на неё красивыми карими глазами.

Оставался последний вопрос.

Кого?