Чак Паланик — это, безусловно, о-о-о-очень контркультурно.
Это наш слабый, но яростный фак системе, извечное противостояние одиноких воинов декаданса, разочаровавшихся и обозленных, «белым воротничкам», гладко выбритым яппи, виновным лишь в том, что они просто более жизнеспособны, чем эти самые абстрактные «мы», представители тупиковой ветви социальной эволюции, генетические ошибки, потерянное поколение «Пэ», «Икс», или какая там нынче в ходу буква.
Они такие плохие, «мы» такие хорошие. Они умеют биться за свое место под солнцем, а «мы» мотаем сопли на кулак, приговаривая, мол, «не мы такие — жизнь такая», самонадеянно полагая, будто жизнь нам вообще хоть что-то должна.
Контркультура Паланика — это такая бессильная злоба типичного советского алкоголика, закладывающего белую за воротник в тесной хрущевке с пожелтевшими обоями, под аккомпанемент вечно свербящей над ухом неуклонно толстеющей жены и обещаний сладкой жизни с недостижимо далекой изнанки голубых экранов. Между очередным штофом и очередным хрустящим, замаринованным ненавистной тещей, его причитания о правительстве, развалившем страну, звучат как оправдания. Потом он, значит, идет в комнату, читает «Бойцовский клуб», впадает в тихий, но неудержимый экстаз и тоже ощущает в себе частичку Тайлера Дёрдена.
Это все интересно читать только «здесь и сейчас», нисколько не вдумываясь в глубинный смысл, причем читать, выискивая для себя исключительно утилитарные уроки.
Например, как приготовить напалм из кошачьего дерьма и апельсинового сока. Или как варить мыло из продукта липосакции человека. Или какова математика расчета суммы откупных в крупных фирмах, в случаях, когда с ними судятся рассерженные потребители. Ну или просто, наконец, как правильно кастрировать человека при помощи эластичного бинта, садовых ножниц и при полном отсутствии наркоза.
Уж что-что, а рассказывать страшилки автор умеет — то с болезненно подробной физиологичностью, то с жутковато-холодным беспристрастием; интуитивно выбирает он приличествующий случаю ключ повествования, отчего истории и вправду получаются столь же занятными, сколь и тошнотворными.
Знаете, например, что у мужчин с раком яичек из-за нарушения гормонального баланса начинает расти грудь? Не знали? Ну, вот теперь знаете.
А когда одна фирма, производящая пылесосы, стала встраивать вентилятор-измельчитель в трубу, в больницу стало поступать больше мужчин с травмами детородного органа. Хохма, а?
Контркультурно? А то как же! Дайте два!
А вот если копнуть глубже и попытаться, как водится, понять, что же автор хотел сказать своим произведением, то получим достаточно жиденькую кашу из юношеского максимализма, нигилизма, бунтарства и, наконец, просто анархии ради анархии. Тот самый фак системе, rage against the machine, размешанный до блеклого, поверхностного, и потому весьма удобоваримого состояния, когда письку миру хочется показать не потому, что вы что-то против него имеете, а просто потому что... ну, писька, понимаете, круто же, гы.
Такие, знаете, панки, для которых Сид Вишез и Егор Летов — это не альфа и омега целой эпохи, а просто четыре совершенно разных человека.
Словом, Паланик, научившись рассказывать всякие неаппетитные гэги, посчитал, будто что-то умное он тоже может сказать. Получилось поверхностно и плоско — да и хрен бы с ним, на самом деле, — но вот обилие чернухи все-таки не позволяет закрыть на это глаза.
Зло, резко, жестоко — а для чего?
Да ни для чего.
Моя оценка: 5/10, чернуха.