Пес неохотно встал и, опустив хвост, побрел в хозяйский кабинет, где стояла его корзина.

– Вот что значит истинная любовь, – засмеялась Анника, провожая Эрнста взглядом.

– Кстати… – Мельберг пристально уставился на Аннику, – кстати, я как раз собирался спросить: кто-нибудь заберет этого крокодила? И когда?

– Да… это не так легко. – Лицо Анники приобрело самое невинное выражение. – Пока желающих нет – слишком уж он большой, прямо жеребенок. Так что попаси его еще пару дней. – Она уставилась на Мельберга большими синими глазами.

– Пару дней, – передразнил Мельберг. – Хорошо, но только пару. Если за это время не найдешь ему хозяина, отправится на улицу, откуда пришел.

– Спасибо, Бертиль, это благородно с твоей стороны. Подключу всех, кого смогу.

Она дождалась, пока Мельберг отвернется, и подмигнула остальным. Все еле удержались, чтобы не засмеяться: они поняли коварный план Анники.

– Хорошо, хорошо… – Мельберг поднялся со стула. – Пора начинать работать.

– Все слышали, что сказал шеф? – Мартин выждал, пока Мельберг покинет комнату. – Поехали, Йоста.

Тот, похоже, успел пожалеть о своем предложении – он не ожидал, что заниматься этим придется не кому иному, как ему самому, – но понуро кивнул и двинулся за Мартином. До выходных надо как-то дотянуть.

Эрика не могла отвязаться от мыслей об Эрике Франкеле и медали. Пару раз ей удавалось сосредоточиться и заставить себя не думать об этом, и рукопись закрутилась. Но стоило немного расслабиться – и все начиналось сначала. Короткая встреча с вежливым, приятным в общении господином, который заметно оживился, когда они заговорили о его увлечении.

Она сохранила написанное и, посомневавшись, открыла Google. Набрала в окне поиска «Эрик Франкель» и нажала кнопку ввода. Целая куча попаданий, много, как всегда, к делу не относящихся, но на чтение материалов, посвященных именно Эрику Франкелю, у нее ушло не меньше часа. Родился в 1930 году в Фьельбаке. Единственный брат, Аксель, старше на четыре года. Отец с 1935 по 1954 год работал в Фьельбаке врачом. Дом, где живут братья, унаследован от родителей. Не так много… посмотрим дальше. Имя Эрика Франкеля то и дело появляется в форумах о нацизме. Он противник нацистских идей, хотя некоторые аспекты нацизма невольно внушают ему уважение. Даже не уважение, а интерес… собственно, это и есть его главный мотив.

Она закрыла Интернет, сцепила руки за головой и сладко потянулась. Боже мой, у нее же нет времени на все это! Пустое любопытство, и ничего другого.

В дверь тихонько постучали.

– Не беспокою? – Патрик заглянул в кабинет.

– Да нет… – Перебирая ногами, она повернулась к нему на вращающемся стуле.

– Я только хотел сказать… Майя спит, а мне надо выйти ненадолго. Я оставлю тебе мониторчик?

Микрофон стоял у малышки в спальне – она терпеть не могла просыпаться в одиночестве.

– Вообще-то мне надо работать… а что у тебя за дела?

– Во-первых, на почту, пришли кое-какие книги, потом в аптеку, купить «Незерил»…^[3] Заброшу купон лотереи в киоск, все равно по дороге. Куплю продукты, само собой.

На Эрику вдруг навалилась усталость. Она вспомнила бесконечное количество дел, которые ей пришлось переделать, постоянно волоча за собой коляску с Майей или держа ее на руках. После таких прогулок, уложив Майю, она бежала в душ и меняла пропотевшее белье. И у нее не было возможности подкинуть кому-то малышку, чтобы спокойно заняться своими делами.

– Конечно, конечно, – сказала она вслух, пытаясь улыбнуться не только ртом, но и глазами. – Майя спит, так что я могу спокойно поработать.

– Вот и славно. – Патрик поцеловал ее в щеку и закрыл за собой дверь.

– Куда славней, – буркнула Эрика и открыла документ с рукописью. Хватит уже с этим Эриком Франкелем.

Но не успела она закончить первую фразу, как в мониторе что-то пискнуло. Эрика замерла. Нет, наверное, показалось. Надо будет уменьшить чувствительность монитора. Со двора донеслись звуки отъезжающей машины. Она посмотрела на экран, пытаясь сконструировать следующее предложение. Опять что-то щелкнуло. Она уставилась на монитор, мысленно передавая ему приказ замолчать, но попытка не удалась.

– Ма-а-а!.. Па-а-а!..

– Как всегда… – сказала она вслух, встала и поплелась в детскую.

Майя стояла в кроватке и истошно орала.

– Надо спатеньки… – вяло произнесла Эрика без всякой надежды на успех.

Девочка затрясла головой.

– Спать – значит спать, – сказала Эрика более решительно и положила дочь в кроватку, но та тут же вскочила, как резиновый мячик.

– Ма-а-а-ма-а-а!.. – заорала она так, что Эрика испугалась, не лопнет ли оконное стекло.

Она начала злиться. Сколько можно! Бессчетное количество дней кормлений, укладываний, одеваний, раздеваний, опять кормлений… Эрика обожала дочку, но сейчас ей было позарез нужно, чтобы кто-то хоть на время снял с нее ответственность. Ей нужна была передышка. Ей нужно было заняться своими взрослыми делами. У Патрика весь этот год имелась такая возможность.

Она сделала еще одну попытку, но Майя окончательно пришла в ярость.

– Спи! – Эрика тоже разозлилась и хлопнула дверью.

Она схватила телефон, набрала номер Патрика и тут же услышала характерный сигнал его мобильника откуда-то из кухни.

– Только не это! – Она треснула трубкой по столу.

По лицу потекли злые слезы. Ничего не случилось, попыталась она успокоить себя, все это мелочи – если хочешь иметь детей, надо запастись терпением… мир не перевернулся. Но у нее было именно такое чувство, что весь мир против нее и надеяться не на кого.

Она сделала глубокий вдох, вернулась в детскую и сразу почувствовала знакомый запах. Майя вся побагровела от крика. Загадка разрешилась – вот почему малышка не могла уснуть. Эрика сразу почувствовала себя виноватой. Она взяла дочь на руки и прижала к груди.

– Ш-ш-ш… сейчас все поправим… сейчас сменим этот гадкий памперс, и все будет в порядке.

Майя сразу успокоилась и только тихо всхлипывала у нее на руках.

В кухне опять зазвонил мобильник Патрика.

– Жутковато, правда? – Мартин постоял несколько секунд в холле, прислушиваясь к звукам, на которые богат каждый старый дом: поскрипывания, потрескивания, стоны ветра на чердаке.

Йоста молча кивнул. И в самом деле, пустой старый дом, казалось, таит в себе какую-то угрозу, хотя он прекрасно понимал, что виной этому лишь кошмарная находка.

– Значит, с Турбьёрном все согласовано? – спросил Мартин. – Можем топтаться, где хотим?

– Криминалисты работу закончили, – кивнул Йоста, и они прошли в библиотеку.

Повсюду были заметны следы порошка для фиксации отпечатков пальцев. Темные уродливые пятна портили впечатление от красивой большой комнаты.

– Что же, можно начинать. – Мартин еще раз вытер ноги о коврик.

Йоста вздохнул.

– Я займусь столом, а ты папками.

Йоста вздохнул опять. Он всегда вздыхал, когда надо было приступать к конкретной работе.

Мартин подошел к огромному, богато украшенному резьбой письменному столу. Такому место скорее в какой-нибудь английской усадьбе, чем в этой красивой, но по-спартански обставленной библиотеке. На столе почти пусто – только ручка, коробочка со скрепками и исписанный, слегка забрызганный кровью блокнот. Мартин присмотрелся к записям: странно, здесь всего два слова, но повторенные много раз: «Ignoto militi». Эти слова ему ровным счетом ничего не говорили – он сам, когда размышлял, чертил в блокноте что-то невразумительное.

Он начал открывать ящики один за другим и методично просматривать их содержимое. Ничего особо интересного не попалось. Но один вывод можно было сделать уже сейчас: братья не только делили рабочий стол, их объединяла еще и страсть к порядку.

– Тебе не кажется, что это нечто из области психиатрии?

Йоста показал ему папку, полную бумаг. Ни один лист не высовывался, все было в идеальном порядке, а на первом листе аккуратнейшим образом выписано содержание – в каком кармане папки следует искать тот или иной документ.

– Да… у меня и во сне такого не увидишь. – Мартин засмеялся.

– Мне всегда казалось, что только больные люди на это способны. Это с детства – неправильные методы приучения к горшку или что-то в этом роде.

– Очень может быть, – улыбнулся Мартин. В остроумии Йосте не откажешь, хотя чаще он говорил смешные вещи, сам того не замечая. – Нашел что-нибудь? В столе вроде бы ничего интересного. – Он задвинул последний ящик.

– Пока нет. В основном счета, договоры и все такое прочее… Счета за электричество с незапамятных времен, месяц за месяцем, год за годом. – Йоста горестно покачал головой: больные люди. – Давай присоединяйся.

Он снял с полки толстенную папку с черным корешком и протянул Мартину.

Мартин уселся в кресло. Йоста был прав – все в идеальном хронологическом порядке. Он перебирал карман за карманом, и, когда дошел до буквы «S», внимание начало было уже рассеиваться. «Sveriges vanner» – «Друзья Швеции». Мартину стало любопытно, и он достал из пластикового кармана тонкую пачку писем. Все с логотипом в правом верхнем углу – корона на фоне развевающегося шведского флага – и от одного и того же отправителя по имени Франц Рингхольм.

– Послушай-ка! – Мартин нашел последнее по дате письмо.

Несмотря на наше общее прошлое, я не могу более игнорировать твое активное противодействие целям и задачам «Друзей Швеции», которое, несомненно, повлечет за собой неприятные последствия. Во имя нашей прежней дружбы я делаю все, чтобы уберечь тебя от такого рода последствий, но в организации есть серьезные силы, которые не хотят закрывать на это глаза, и может очень скоро настать момент, когда я уже не смогу предложить тебе свое покровительство…

Мартин нахмурился.

– И дальше в том же духе.

Писем было пять. Он быстро просмотрел их одно за другим.

– Похоже, Эрик Франкель наступил неонацистам на больную мозоль. И странно, что у него нашелся в их организации некий покровитель.

– Очевидно, под конец покровительства не хватило.

– Первое, что приходит в голову. Теперь ясно, что халтурить нельзя. Надо просмотреть все бумаги самым тщательным образом. Может быть, наткнемся еще на что-то в этом духе. И надо разыскать этого Франца Рингхольма.

– Рингхольм, Рингхольм… – Йоста возвел глаза к потолку. – Где-то я слышал это имя.

Подумав немного, он сдался, но выражение задумчивости так и не сходило с его лица, пока они тщательно просматривали остальные папки.

Через час Мартин закрыл последнюю.

– Больше ничего интересного.

– Нет, – согласился Йоста, – и о «Друзьях Швеции» больше ни слова.

Они покинули библиотеку и осмотрели другие помещения. Везде находились следы интереса хозяина к Германии и Второй мировой войне, но ничего такого, что могло бы привлечь особое внимание. Дом сам по себе был большой, красиво, хотя и несколько старомодно обставленный. Кое-где требовался ремонт. Везде имелись черно-белые фотографии родителей, братьев и еще чьи-то, по-видимому родственников, – висели в красивых рамах на стенах, стояли на комодах и столиках. Странно, Мартин почему-то все время ощущал их присутствие. Похоже, братья мало что изменили в убранстве дома после смерти родителей. Все содержалось в образцовом порядке, если не считать накопившегося за лето тонкого слоя пыли на мебели и полу.

– Интересно, они занимались уборкой сами или кто-то приходил? – Мартин провел пальцем по полированной поверхности комода в одной из трех спален на втором этаже.

– Сами? Трудно вообразить – два старика далеко за семьдесят гоняют по дому с тряпками и пылесосом. – Йоста открыл дверь платяного шкафа. – Интересно, чья это спальня? Эрика или Акселя?

Он пробежал пальцами по длинному ряду серых и коричневых пиджаков и белых сорочек, аккуратно развешанных на плечиках.

– Эрика. – Мартин взял с тумбочки книгу. На титульном листе карандашом было написано: «Из книг Эрика Франкеля». – Все о том же… «Архитектор Гитлера – биография Альберта Шпеера», – прочитал он вслух название и положил книгу на место.

– После войны двадцать лет просидел в тюрьме Шпандау, – пробормотал Йоста.

– Откуда ты знаешь? – Мартин заинтересованно посмотрел на напарника.

– Читал… смотрел по каналу «Дискавери». Я тоже интересуюсь Второй мировой.

– Вот оно что! – Удивленная мина не сходила с лица Мартина.

За все годы совместной работы он впервые услышал, что у Йосты есть и другие интересы, кроме гольфа.

Они провели в доме еще не меньше часа, но ничего существенного не обнаружили. Все равно Мартин был доволен – во всяком случае, появился хоть какой-то исходный пункт. Франц Рингхольм.

Народу в «Консуме» почти не было. Патрик, не торопясь, двигался вдоль полок. Приятно удрать из дома хоть ненадолго. Всего третий день родительского отпуска! С одной стороны, ему очень нравилось возиться с Майей, а с другой – он настолько не привык сидеть целыми днями дома, что его то и дело тянуло куда-нибудь смыться. Не потому, что нечего было делать: он очень быстро обнаружил, что годовалый ребенок обеспечивает полную занятость на весь рабочий день. И даже сверх того. Нет, признался Патрик себе с некоторым смущением, дело не в праздности. Просто работа эта была… как бы это сказать… не слишком вдохновляющей. И ведь не оторваться, даже в туалет он не мог спокойно зайти: Майя взяла за привычку барабанить кулачками в дверь и кричать «па, па, па, па!», пока он не откроет дверь. А потом стояла и с интересом наблюдала, как он занимается вещами, которыми привык заниматься в уединении.

Ему, конечно, было неудобно, что он нагрузил Эрику, но Майя же все равно спит. Надо позвонить домой и узнать, как дела. На всякий случай. Патрик сунул руку в карман и в ту же секунду вспомнил, что оставил мобильник на кухне. Ладно… наверняка там все в порядке. Он подошел к полкам с детским питанием. «Филе, тушенное в сливках», «Рыба в укропном соусе»… «Спагетти с мясным фаршем», так, это лучше. А еще лучше приготовить для Майи что-нибудь самому. Хорошая идея, решил он, и поставил консервы назад на полку. Он будет готовить, а Майя будет сидеть рядом и…

– Позвольте предположить… Типичная ошибка новичка – думать, будто он умеет готовить.

– Карин! – Патрик резко повернулся. – Что ты здесь делаешь?

Никак он не ожидал встретить в «Консуме» в Фьельбаке свою бывшую жену. Последний раз они виделись, когда она ушла из их общего дома в Танумсхеде – к любовнику, с которым он застал ее в своей постели. Эта картина надолго застряла где-то на сетчатке, хотя… Давно все это было. Забыто. Пройденный этап.

– Мы с Лейфом купили дом в Фьельбаке. В Сумпане.

– Вот как… – Патрик изо всех сил старался стереть с лица гримасу удивления.

– Да, мы переехали поближе к родителям Лейфа. По крайней мере, будут помогать с Людде.

Только сейчас Патрик обратил внимание, что в коляске сидит малыш и улыбается от уха до уха.

– Смотри-ка, – сказал Патрик. – Тайминг – лучше некуда. У меня девчушка в том же возрасте.

– Слышали, слышали, – засмеялась Карин. – Ты ведь женился на Эрике Фальк? Передай ей, мне нравятся ее книги.

– Передам обязательно. – Патрик сделал «козу» Людде. Тот заулыбался еще шире, эксплуатируя свое младенческое обаяние на полную катушку. – А чем ты сейчас занимаешься? Я слышал, ты в какой-то ревизионной конторе…

– Когда это было! Я уже три года там не работаю. Вообще-то я в консалтинговой фирме – экономические вопросы, то-се, но сейчас в отпуске по уходу за ребенком.

– И я, – с определенной гордостью сказал Патрик. – Уже третий день.

– А где же?… – Карин заглянула Патрику за спину.

– Она сейчас с Эрикой, – глупо улыбнулся Патрик. – У меня кое-какие срочные дела…

– Знакомо, – подмигнула Карин. – Мужчины совершенно неспособны делать сразу несколько дел одновременно.

– Пожалуй, так и есть.

– У меня идея – мы же можем вместе гулять с детьми! Они друг друга будут занимать, а мы сможем поболтать о чем-то, кроме «ути-пути». По-моему, неплохо придумано.

– Вполне. А где вы гуляете?

– Мы с Людде идем гулять часов в десять. Можешь присоединиться. Встретимся у аптеки в четверть одиннадцатого.

– Договорились… Кстати, сколько сейчас времени? Забыл дома мобильник.

Карин посмотрела на часы.

– Четверть третьего.

– О, дьявол! Я уже два часа болтаюсь!

Патрик схватил тележку и почти побежал к кассе.

– Увидимся! – крикнул он на ходу.

– Четверть одиннадцатого у аптеки! И не опаздывай, как всегда!

– Ни в коем случае! – Патрик лихорадочно кидал покупки на ленту конвейера.

В глубине души тлела слабая надежда, что Майя еще спит.

Он посмотрел в иллюминатор – утренний туман. Молочный, густой. Самолет уже заходил на посадку в Ландветтере – послышался характерный звук выпускаемого шасси. Аксель откинул голову на подголовник и опустил веки. Не надо было этого делать – перед глазами понеслись картины, преследовавшие его все эти годы. Ночью он почти не спал – лежал в своей квартире в Париже и вертелся с боку на бок.

Особого тепла в голосе звонившей ему женщины он не заметил. Вежливо, но без особого сочувствия. Профессиональная холодность – наверное, она не в первый раз сообщает людям о смерти их близких.

Сколько же было таких извещений в новейшей истории… Звонок из полиции, священник у дверей, конверт с военной печатью. Миллионы, миллионы, миллионы… Кто-то же должен извещать родных. К этому тоже привыкаешь.

Аксель прикрыл рукой ухо – выработавшийся с годами бессознательный жест. Он давно уже оглох на левое ухо, и ему казалось, что неприятный шум становится меньше, если прикрыть ухо ладонью.

Он опять посмотрел в иллюминатор и увидел собственное отражение. Седой, морщинистый восьмидесятилетний старик. Он провел рукой по лицу – ему показалось, он видит Эрика.

Самолет крякнул и покатился по бетону.

Мельберг не забыл давешнее происшествие, а потому снял с гвоздя поводок и закрепил карабин на ошейнике Эрнста.

– Пошли, чтобы с этим было покончено.

Он сказал это довольно сурово, но Эрнст, ошалев от счастья, тут же потащил его за собой, так что Бертилю пришлось чуть ли не бежать.

– По идее, ты должен вести собаку, а не она тебя, – весело прокомментировала Анника.

– Иди сама и гуляй с ним, – огрызнулся Мельберг, открывая тяжелую дверь.

Чертов барбос! У Мельберга заболела рука, он с трудом удерживал пса. Тот остановился у первого же кустика, поднял ногу, пописал и немного успокоился. Дальше они двинулись уже помедленнее. Вдруг Мельберг поймал себя на том, что начал насвистывать. А что… не так уж плохо. Свежий воздух, да и прогулка не повредит. И Эрнст вел себя более чем достойно – обнюхивал землю и то и дело оглядывался на хозяина. Животным тоже нужна сильная рука. Не так уж трудно с ним управляться.

Сглазил… Эрнст внезапно остановился как вкопанный, напрягся и навострил уши. Постоял несколько секунд и рванул так, что Мельберг еле удержался на ногах.

– Эрнст! Какого черта! – Он пытался удержать пса, но тот тянул с такой силой, что чуть не волок Мельберга за собой. Если бы я упал, с горечью подумал Бертиль, его бы и это не остановило. – Эрнст!.. Эрнст!.. Место! Ко мне!..

С непривычки он задохнулся от бега, так что вынужден был переводить дыхание чуть ли не после каждого слова. Пес не обращал на его команды ни малейшего внимания. Только когда они свернули на боковую тропинку, Мельбергу стала ясна причина внезапного бунта – Эрнст подбежал к большой белой собаке той же неопределенной породы, что и он сам, и они завертелись друг вокруг друга, весело тявкая и припадая передними лапами к земле.

– Сеньорита, место! Фу! Сидеть! – Невысокая темноволосая женщина, в отличие от Бертиля, сразу добилась результата – собака села рядом с ней и посмотрела на хозяйку, словно извиняясь. – Фу, Сеньорита, как не стыдно! – Женщина произнесла эти слова, глядя собаке прямо в глаза и таким тоном, что Мельбергу захотелось встать по стойке «смирно».

– Прошу прощения, – заикаясь, произнес он, изо всех сил удерживая поводок.

– Похоже, ваша собака не особенно вас слушается, – с каким-то южным акцентом произнесла женщина и вперила в Бертиля темные строгие глаза.