На тротуар заехал и припарковался раздолбаный красный грузовик. В кузове среди множества тюков и канистр сидели, прижавшись друг к другу, пять чернокожих женщин. Платья и головные платки у них были покрыты пылью. Водитель был дюжий детина с пивным брюхом, в засаленной войлочной шляпе, нахлобученной на спутанные волосы. Он высунулся из дверцы кабины и что-то закричал пассажирам. Тогда вышел долговязый старик и показал на какой-то предмет, торчавший среди тюков.
Одна из женщин передала ему нечто трубчатое, завернутое в прозрачный полиэтилен. Старик забрал это и, как только обернулся, Аркадий узнал его.
– Это мой старый приятель Стэн, – сказал он. – Из Попанджи.
Мы вышли на улицу, и Аркадий обнял старика Стэна. Стэн явно встревожился за целость и сохранность то ли себя самого, то ли предмета в полиэтиленовой упаковке, и когда Аркадий разжал объятья, то вздохнул с облегчением.
Я стоял в дверях, наблюдая за этой сценой.
У старика были затуманенные красные глаза, на нем была грязная желтая рубаха, а борода и волосы на груди напоминали кольца дыма.
– А что это у тебя, Стэн? – спросил Аркадий.
– Картина, – ответил Стэн с глуповатой улыбкой.
– Что ты с ней собираешься делать?
– Продать ее.
Стэн был старейшиной племени пинтупи. Дюжий детина за рулем – его сыном Альбертом. Семья приехала в город, чтобы продать одну из картин Стэна миccис Лейси, владелице книжного магазина и картинной галереи «Пустыня».
– А ну-ка! – Аркадий нетерпеливо ткнул пальцем в сверток. – Давай поглядим!
Но старик Стэн опустил уголки рта, стиснул пальцы и пробормотал:
– Я должен ее сначала миссис Лейси показать.
Кофейня закрывалась. Официантка уже взгромоздила стулья на столы и теперь пылесосила ковер. Мы расплатились и вышли на улицу. Альберт, прислонившись к грузовику, разговаривал с женщинами. Мы зашагали по тротуару к книжному магазину.
Пинтупи были последним «диким племенем», которое вывезли из Западной пустыни и познакомили с белой цивилизацией. До конца 1950-х годов они продолжали заниматься охотой и собирательством, бродя голыми по песчаным холмам, как они занимались этим вот уже по крайней мере десять тысяч лет.
Это был беззаботный и отзывчивый народ, не практиковавший жестоких обрядов инициации, принятых у оседлых племен. Мужчины охотились на кенгуру и эму. Женщины собирали семена, коренья и съедобных личинок. Зимой они укрывались в ветроломах из спинифекса, а даже в самый палящий зной редко оставались без воды. Превыше всего они ценили пару крепких ног и никогда не переставали смеяться. Те немногие белые, кто встречал пинтупи во время путешествий, поражались тому, какие у них упитанные и здоровые малыши.
Однако правительство придерживалось мнения, что людей каменного века нужно спасать – хотя бы во имя Христа. Кроме того, Западная пустыня была нужна ему для разработок новых месторождений, а возможно, и для ядерных испытаний. Пришло распоряжение посадить всех пинтупи в армейские грузовики и перевезти их на отведенные правительством территории. Многих отправили в Попанджи – поселение к западу от Алис-Спрингс. Там они погибали от эпидемий, вступали в стычки с людьми из чужих племен, спивались и пыряли друг друга ножами.
Даже живя в пленении, матери-пинтупи, как хорошие матери во всем мире, рассказывают своим детям сказки о происхождении животных: Откуда у Ехидны колючки… Почему Эму не умеет летать… Отчего Ворона такая черная и блестящая… И точно так же, как Киплинг сам проиллюстрировал штриховыми рисунками свои «Сказки просто так», так и мать-туземка чертит рисунки на песке, представляя в картинках странствия героев Времени Сновидений.
Она рассказывает свою сказку отрывистыми очередями скороговорки и одновременно чертит «следы» Предка, попеременно проводя по земле указательным и средним пальцами, так что получается двойная пунктирная линия. Она стирает ладонью каждый эпизод странствия, а под конец очерчивает круг, пересеченный еще одной линией – наподобие заглавной буквы Q.
Этот круг обозначает то место, где Предок, уставший от трудов Творения, снова ушел «восвояси».
Эти рисунки на песке, которые делаются для детей, суть лишь наброски или «свободные вариации» настоящих рисунков, изображающих настоящих Предков, которые выполняются лишь во время тайных церемоний и предназначены лишь для посвященных. В то же время именно благодаря этим «наброскам» дети учатся ориентироваться в своей земле, в ее мифологии и природных богатствах.
Несколько лет назад, когда драки и пьянство грозили выйти из-под контроля, один белый советник додумался до спасительной идеи: выдать пинтупи холсты и краски, чтобы те изображали свои Сновидения в картинах.
Результат последовал немедленно: родилась австралийская школа абстрактной живописи.
Вот уже восемь лет старый Стэн Тджакамарра работал художником. Завершив очередное полотно, он отвозил его в книжный магазин «Пустыня», где миссис Лейси подсчитывала стоимость израсходованных материалов и сразу же выплачивала ему гонорар.
Мне нравилась Инид Лейси. Я уже провел часа два в ее книжном магазине. Она, несомненно, умела продавать книги. Она прочла почти все книги о Центральной Австралии и старалась держать у себя хотя бы по экземпляру каждого наименования. В помещении, служившем залом картинной галереи, она поставила два удобных стула для покупателей. «Читайте сколько душе угодно, – говорила она. – Я вас не заставляю ничего покупать!» Сама же прекрасно понимала, что, усевшись на этот стул, ты уже не уйдешь отсюда без покупки.
Ей было лет под семьдесят, она была старожилкой Северной Территории, с излишне заостренными носом и подбородком, с крашеными золотисто-каштановыми волосами. Она носила две пары очков на цепочках и пару опаловых браслетов на сморщенных от солнца запястьях. «Лично мне опалы всегда приносили только удачу», – сказала она мне.
Ее отец был когда-то управляющим на скотоводческой станции неподалеку от Теннант-Крика. Она прожила бок о бок с аборигенами всю свою жизнь, втайне обожала их и на дух не переносила никаких россказней.
Она перевидала все старые поколения австралийских антропологов и была невысокого мнения о новых: «продавцы тарабарщины» – так она их называла. Правда состояла в том, что, хоть миссис Лейси и старалась держать себя в курсе всех свежих теорий, хотя она героически пыталась осилить книги Леви-Стросса, ей так и не удалось сильно продвинуться вперед. Но при этом всякий раз, как затевались споры о делах аборигенов, она принимала самый что ни на есть первосвященнический вид и вместо «я» начинала говорить «мы» – не королевское «мы», а «мы», означавшее «совокупность научных мнений».
Она одной из первых заметила достоинства живописи пинтупи.
Будучи проницательной деловой женщиной, она знала, когда можно предоставить художнику кредит, а когда нет, или вовсе отказать ему в гонораре, если художнику явно не терпелось выпить. Когда кто-нибудь из ее «ребят» появлялся, еле стоя на ногах, перед закрытием (а во «Фрейзер-Армз» это было как раз время открытия), она цокала языком и говорила: «Ну надо же! Никак не могу отыскать ключ от кассы. Придется тебе зайти завтра утром». А когда наутро художник приходил снова, благодарный ей за то, что не пропил заработок, она грозила ему пальцем и спрашивала: «Ты домой возвращаешься? Да? Сейчас же?» «Да, мадам!» – отвечал тот, и тогда она добавляла ему немного денег сверху – на жену и детей.
Миссис Лейси платила за картины гораздо меньше, чем галереи в Сиднее или Мельбурне, но и продавала она их значительно дешевле, и картины у нее всегда хорошо раскупались.
Иногда какой-нибудь социальный работник обвинял ее в том, что она «обдирает» художников, но деньги из Сиднея или Мельбурна обычно переходили кооперативам аборигенов, а миссис Лейси всегда платила наличными и на месте. Ее «ребята» разбирались в удачных сделках и всегда возвращались в ее книжный магазин.
Мы вошли вслед за Стэном.
– Ты опоздал, болван! – сказала миссис Лейси и поправила очки на носу.
Он стал бочком, между двумя посетителями и книжным шкафом, пробираться к ее столу.
– Я же говорила тебе – приходи во вторник, – сказала она. – Вчера приезжал тот человек из Аделаиды. Теперь нам придется ждать еще месяц.
Посетителями магазина была супружеская пара, американские туристы, которые никак не могли решить, какую из двух книг с цветными вклейками купить. У мужчины в синих бермудах и желтой спортивной рубашке было загорелое веснушчатое лицо. Женщина была симпатичной, но несколько изможденной блондинкой. На ней было красное платье из батика с аборигенским узором. В руках они держали книги «Австралийские Сновидения» и «Сказки Времени Сновидений».
Старик Стэн положил свой сверток на стол миссис Лейси. Покачав головой туда-сюда, он пробормотал что-то извиняющимся тоном. Плесневый запах, исходивший от него, сразу заполнил всю комнату.
– Идиот! – закричала миссис Лейси. – Я же тебе тысячу раз говорила. Человеку из Аделаиды не нужны картины Гидеона. Ему нужны твои картины.
Мы с Аркадием держались немного в стороне, позади – возле полок, где были расставлены труды, посвященные обычаям аборигенов. Американцы навострили уши и прислушивались к разговору.
– Я понимаю, о вкусах не спорят, – продолжала миссис Лейси. – Он утверждает, что ты – лучший художник в Попанджи. Он крупный коллекционер. Ему виднее.
– Это правда? – поинтересовался американец.
– Да, – ответила миссис Лейси. – У меня расходится все, что выходит из рук мистера Тджакамарры.
– А нельзя ли нам взглянуть? – спросила американка. – Пожалуйста.
– Не знаю, – ответила миссис Лейси. – Вам нужно спросить самого художника.
– Нельзя ли нам взглянуть?
– Можно им взглянуть?
Стэн затрясся, сгорбился и закрыл лицо руками.
– Можно, – сказала миссис Лейси, любезно улыбнувшись и разрезав ножницами полиэтиленовую упаковку.
Стэн отнял пальцы от лица и, взявшись за край холста, помог миссис Лейси развернуть его.
Картина была большая – почти метр двадцать на девяносто. Фоном служили пуантилистские точки различных оттенков охры. В центре был изображен большой синий круг, а вокруг него были рассеяны еще несколько кругов поменьше. Каждый круг был обведен по периметру алым ободком, и все они соединялись между собой лабиринтом волнистых, розовых, как фламинго, толстых черточек, которые несколько напоминали внутренности.
Миссис Лейси переменила одни очки на другие и спросила:
– Ну, что это здесь у тебя, Стэн?
– Медовый Муравей, – прошептал он хриплым голосом.
– Медовый Муравей, – объяснила она американцам, – один из тотемов в Попанджи. На этой картине изображено Сновидение Медового Муравья.
– Мне кажется, она такая красивая, – задумчиво произнесла американка.
– Это вроде обычного муравья? – спросил американец. – Вроде муравья-термита?
– Нет-нет, – ответила миссис Лейси. – Медовые муравьи совсем не такие. Они питаются соком мульги. Мульга – это такая разновидность акации, которая растет у нас в пустыне. И эти муравьи отращивают себе на заду медовые мешочки, которые выглядят как прозрачные пластиковые пузыри.
– Правда? – спросил мужчина.
– Я их ела, – ответила миссис Лейси. – Очень вкусно!
– Да, – вздохнула американка. Она глаз не сводила с картины. – По-своему она очень красивая!
– Но я не вижу на этой картине ни одного муравья, – сказал мужчина. – Может, это… Может, на ней изображен муравейник? А эти розовые трубочки – проходы?
– Нет. – Миссис Лейси несколько приуныла. – На этой картине изображено странствие Медового Муравья-Предка.
– А, то есть это дорожная карта? – улыбнулся тот. – Да, я так и подумал, что это похоже на дорожную карту.
– Именно, – подтвердила миссис Лейси.
Тем временем жена американца то открывала, то снова закрывала глаза, чтобы узнать, какое впечатление произведет на нее картина, когда она окончательно раскроет их.
– Красиво, – повторила она.
– А вы, сэр! – обратился американец к Стэну. – Вы сами едите этих медовых муравьев?
Стэн кивнул.
– Нет! Нет! – пронзительно закричала жена. – Я же тебе объясняла сегодня утром. Своего тотема не едят! Если ты съешь своего Предка, тебя за это убьют!
– Дорогая моя, этот джентльмен утверждает, что ест медовых муравьев. Я правильно вас понял, сэр?
Стэн снова кивнул.
– Кажется, я запуталась, – сказала женщина растерянно. – Вы хотите сказать, что Медовый Муравей – не ваше Сновидение?
Стэн затряс головой.
– А что тогда – ваше Сновидение?
Старик задрожал, совсем как школьник, которого заставляют выдать секрет, и едва выдавил из себя:
– Эму.
– Ну, теперь я совсем запуталась. – Женщина разочарованно кусала губу.
Ей понравился этот старик в желтой рубахе с обмякшим ртом. Ей понравилась история о медовых муравьях, ползущих по пустыне под ярким солнцем, которое золотит им медовые мешочки. Ей полюбилась эта картина. Ей хотелось купить ее, хотелось, чтобы старик подписал ее, но теперь она снова задумалась.
– А что, если, – медленно и осторожно проговорила она, – если мы оставим деньги у миссис…
– Лейси, – подсказала миссис Лейси.
– …не могли бы вы тогда написать для нас картину, изображающую Сновидение Эму, и отослать ее… попросить миссис Лейси отослать ее в Соединенные Штаты?
– Нет, – вмешалась миссис Лейси. – Не может. Ни один художник не изображает собственное Сновидение. Оно слишком могущественно. Оно может убить его.
– Ну, тогда я окончательно запуталась. – Женщина заломила руки. – Вы хотите сказать, ему нельзя изображать собственное Сновидение, но можно изображать чужие?
– Я понял, – сказал ее муж, просияв. – Ему нельзя есть эму, но можно есть медовых муравьев: так и здесь. Да?
– Вы правильно все поняли, – сказала миссис Лейси. – Мистеру Тджакамарре нельзя изображать Сновидение Эму, потому что эму – его тотем по отцовской линии, и изображать его было бы святотатством. Но ему можно изображать медового муравья, потому что это тотем сына брата его матери. Верно я говорю, Стэн? Ведь Медовый Муравей – это Сновидение Гидеона?
Стэн моргнул и сказал:
– Верно!
– Гидеон, – продолжала миссис Лейси, – ритуальный ассистент Стэна. Они оба рассказывают друг другу, что им можно, а что нельзя изображать.
– Кажется, я понимаю, – неуверенно произнесла американка. Но у нее по-прежнему был довольно растерянный вид, и ей понадобилось время, чтобы перейти к следующей мысли.
– Вы говорили, что этот мистер Гидеон – тоже художник?
– Художник, – подтвердила миссис Лейси.
– И он изображает Сновидения Эму?
– Да.
– Как здорово! – Женщина неожиданно рассмеялась и захлопала в ладоши. – Значит, мы можем купить по одной каждого и повесить их в паре.
– Подожди, дорогая, – возразил ее муж, пытаясь унять ее восторг. – Вначале нам надо убедиться, что эта картина с Медовым Муравьем продается. А если да, то за сколько?
Миссис Лейси взмахнула ресницами и лукаво сказала:
– Не знаю. Вам нужно спросить художника.
Стэн повращал белками глаз, уставился в потолок и зашелестел губами. Видимо, он прикидывал, какую цену дала бы ему миссис Лейси, и умножал ее на два. Наверняка и он, и миссис Лейси уже неоднократно ломали эту комедию. Потом он опустил голову и сказал:
– Четыреста пятьдесят.
– Австралийских долларов, – вставила миссис Лейси. – Разумеется, мне придется взять с вас комиссионные. Десять процентов! Это только справедливо. А за краски и холст я накину еще двадцать.
– Процентов?
– Долларов.
– Ну, это по-божески, – сказал мужчина с явным облегчением.
– Она такая красивая, – произнесла женщина.
– Ну, ты рада? – спросил ее муж успокаивающим тоном.
– Да, – сказала она. – Я так рада!
– Можно расплатиться «Американ-экспрессом»?
– Конечно, – отозвалась миссис Лейси. – Если вас не смущают их комиссионные.
– Отлично. – Мужчина сделал большой вдох. – А теперь я хочу узнать, что тут происходит. На картине.
Мы с Аркадием тихонько подошли поближе, замерли за спинами американцев и стали наблюдать, как старик Стэн тычет своим костлявым пальцем в большой синий круг на холсте.
Он объяснил, что это Вечный Дом Медового Муравья-Предка в Татата. И вдруг мы все, похоже, увидели полчища медовых муравьев с блестящими полосатыми телами, лопавшимися от нектара, в своих сотах под корнями мульги. Мы увидели кольцо огненно-красной земли, окружающее вход в их муравейник, и дорожки, по которым они разбегались в другие места.
– Эти круги, – пояснила, в свою очередь, миссис Лейси, – обрядовые центры медовых муравьев. А «трубочки», как вы их назвали, – Пути Сновидений.
Американец, похоже, был покорен.
– А мы можем поехать поглядеть на эти Тропы Сновидений? Ну, там, где они на самом деле проходят? Как в Айерс-Роке? В каких-нибудь таких местах?
– Они могут, – ответила она. – Вы – нет.
– Вы хотите сказать, что они невидимы?
– Для вас – да. Но не для них.
– А где они проходят?
– Везде, – сказала миссис Лейси. – Насколько мне известно, одна из таких Троп проходит прямо посреди моего магазина.
– Страсть какая, – хихикнула жена американца.
– Эти Тропы видят только они?
– Видят – и поют, – добавила миссис Лейси. – Не бывает пути без песни.
– И эти Пути пролегают тут повсюду? – переспросил мужчина. – По всей Австралии?
– Да, – ответила миссис Лейси, с удовлетворением вздохнув оттого, что наконец нашла броскую формулу: – Земля и песня едины.
– Потрясающе! – изрек американец.
Американка достала носовой платок и стала утирать уголки глаз. Мне даже на миг показалось, что она готова расцеловать старика Стэна. Она понимала, что эта картина написана специально для белых людей, но художник подарил ей мимолетную возможность взглянуть на нечто редкостное и диковинное, и за это она испытывала к нему огромную благодарность.
Миссис Лейси снова переменила очки и принялась заполнять бланк «Американ-экспресса». Аркадий помахал на прощанье Стэну, мы вышли на улицу, а вскоре услышали за собой победное хррямп! машинки для кредитных карточек.
– Вот это женщина! – сказал я.
– Да, выдержки ей не занимать, – отозвался Аркадий. – А теперь давай зайдем выпить.
О проекте
О подписке