Глава 6

Сразу уйти не удалось. Мы успели благополучно забыть про вопли о пожаре, зато не забыли те, кто вопил. И не просто не забыли, а вызвали пожарных, которые, сияя ярко начищенными касками и размахивая баграми и топорами, вломились в театр, собираясь спасать нас от страшной участи сгореть заживо. Соболевой пришлось довольно долго им объяснять, что если что и загорится, то только завтра и только трубы у приставшего к мисс Мэннинг и, возможно, у того, кто вызвал пожарных. Потому что, по ее авторитетному мнению, на трезвую голову такое придумать было никак нельзя.

– Здесь защита еще от старого князя, – возмущалась директриса. – И вы это прекрасно знаете.

По всей видимости, тушить театр собирались не в первый раз. И не в первый раз уходили ни с чем.

– А еще мы знаем, что не так давно вы застраховались от пожара, – мрачно намекнул один из пожарных. – И ежели сгорите, то все неприятности достанутся нам. А нам премия была обещана.

– Давайте мы что-нибудь потушим? – азартно предложил самый молодой из подъехавших. – Чтобы наверняка.

– Чтобы что-то потушить, нужно, чтобы сначала это что-то загорелось, – заметила Соболева. – У нас ничего не горит. Не горит, – повторила она с нажимом и добавила: – И поджигать не нужно. А не то у вас не будет не только премии, но и зарплаты.

– Я ж как лучше хотел, – стушевался молодой и стыдливо спрятал за спину багор, которым ранее примеривался к ближайшей стене. – Чтоб, значица, ничего не заполыхало.

– У нас не заполыхает, – сурово бросила Соболева. – Да уберитесь вы, наконец. Что о нас подумает гостья из Англии, мисс Мэннинг?

Мисс встрепенулась, услышав свое имя, и поощрительно заулыбалась, доставая припасенный карандашик. Наверняка решила, что поклонники за автографом пожаловали. Пришлось пояснить, что приехали разбирать театр по бревнышку и очень недовольны, что им этого не дают сделать. Миссис Соболева, можно сказать, грудью встала на защиту своего здания. Не захотела становиться директрисой погорелого театра, пусть даже театром он был лишь формально.

– Что у них, пожаров не бывает? – проворчал старший наряда. – Должна понять. Мы же не за просто так, а по необходимости.

– И какая у вас необходимость отнимать дальше мое время? – ядовито спросила директриса. – Здесь ровным счетом ничего не происходит. Во всяком случае, в плане поджогов и пожаров. Но по первому пункту я начинаю уже беспокоиться. Полицию, что ли, вызвать?

Она так задумчиво посмотрела на пожарных, что у тех пропало всякое желание препираться дальше, они нестройно попрощались и потопали на выход, сопровождаемые бдительным Гришкой. Мисс Мэннинг разочарованно убрала карандашик туда, откуда его достала, и гордо удалилась в гримерку. Перо с прически убирать, не иначе: на него зимнюю шапочку не наденешь, а без нее и уши отморозишь, и нос. За ней, как тень, последовала горничная.

Поскольку мы с Песцовым оставили верхнюю одежду в кабинете Соболевой, то и пошли туда все вместе, хотя Песцов мыслями был явно не с нами, не зря же ему мисс Мэннинг выдала столь щедрый аванс взглядами и улыбочками. Не факт, конечно, что за авансом последует что-то посерьезнее, но сейчас поклонник казался весьма воодушевленным и даже не приставал ко мне и не огрызался на замечания Соболевой. По-моему, он их вообще не слушал, поглощенный мыслями о грядущей страстной ночи. Если он и устраивал гастроли только тем певичкам, с которыми у него был или намечался роман, то каждому роману отдавался с полной самоотдачей.

Когда мы вышли из театра, было уже совсем темно и вовсю падал снег невесомыми белейшими хлопьями. Песцов поднял руку и поймал несколько, подул, и они перелетели на мисс Мэннинг. Та игриво засмеялась и что-то прошептала поклоннику на ушко. Явно обнадеживающее прошептала, поскольку после ее слов он стал выглядеть еще более увлеченным. Горничной же досталась всего пара отрывистых фраз, после чего та вздохнула и потопала к гостинице, сгибаясь под весом двух объемных баулов и концертного платья в плотном полотняном чехле.

– Так мы идем? – проявила нетерпение Соболева и тут же сменила тон, сахарно заулыбавшись: – Мисс Мэннинг, я переживаю за ваш голос, не замерзнет ли у вас ваше золотое горлышко. Зима у нас в России коварна к иностранцам. Анна Дмитриевна, переводите.

Песцов недовольно окрысился, явно мечтая, чтобы все, кроме него и певицы, провалились под землю, но я перевела мисс Мэннинг слова Соболевой. Певица с улыбкой признала их правоту, хотя мне показалось, что она предпочла бы погулять по городу в компании поклонника. После концерта она выглядела необычайно свежо и молодо, в общении с Песцовым постоянно проявлялись флиртующие нотки. И вообще, рядом с этой парой я чувствовала себя лишней. Но недостаточно лишней, чтобы бросаться на амбразуру словесных очередей Соболевой, неминуемо обрушившихся бы на меня, попытайся я обеспечить этой паре побег. Нет уж, мисс Мэннинг никто за язык не тянул соглашаться, вот пусть сейчас и отвечает. Я бы тоже лучше посидела, читая учебники, вместо того чтобы переводить глупости, сыплющиеся изо рта Соболевой, словно горох из дырявого мешка: мелкие, частые, звонкие и бессмысленные.

Соболева жила совсем недалеко от театра. То ли дом подбирала поближе к работе, то ли работу – к дому. Конечно, вполне возможно, что жилье было служебным или просто так получилось совершенно случайно. Чего только не бывает в этой жизни? Скажи мне пару дней назад кто-нибудь, что буду бродить по театральным закулисьям, в жизни бы не поверила. Где я, а где театр? Но склонности склонностями, а в моем положении уже хорошо, если кормят, платят и замуж не пытаются за кого попало выдать.

Увы, кормить пока не торопились. Похоже, произошла какая-то накладка, поскольку Соболева хоть и улыбалась нам, но на прислугу шипела, как титулованный аспид. Если у змей проводятся соревнования по шипению, Соболевой точно что-нибудь да выделили бы: если не медальку, так грамоту, уж больно артистично она это делала, с переливами и выверенными паузами.

Гостиная оказалась непривычно маленькой, но при этом не выглядела уютной. Создавалось впечатление, что ей практически не пользуются: в воздухе уверенно висел запах пыли и застарелого нежилого помещения, пусть и выглядело все чисто, а пыли не наблюдалось вовсе. Даже стеклянные полочки в горке были протерты до блеска. И то, что на них стояло, тоже блестело. А стояла там коллекция фарфора: в основном дамы в пышных платьях или влюбленные парочки, весьма тонко сделанные и аккуратно раскрашенные. Верхняя же полка была отдана разнообразным ангелочкам, которые стояли, сидели, лежали и даже делали вид, что летают. Странная подборка: ангелы относятся к христианской церкви, которая тут является сектой. Точнее – сектами. Значит, Соболева – сектантка? Неожиданно. Или это не ангелочки, а амурчики и коллекция – дань древним мифам?

– Мейсенский фарфор, – гордо объявила Соболева, заметив, куда я гляжу. – Вы увлекаетесь фарфором, Анна Дмитриевна?

– Нельзя сказать, что увлекаюсь, – осторожно ответила я. – Но смотреть люблю.

– Боюсь, финансы Анны Дмитриевны недостаточны для таких увлечений, – заметил Песцов. – Хорошая у вас коллекция. Ценная.

Тут с вопросами полезла мисс Мэннинг, озабоченная тем, что разговор опять ей непонятен. После пояснений она внезапно заявила о превосходстве фарфора английского над немецким. Соболева заспорила, решив, что принижают ценность ее коллекции. Она бросалась терминами, которых я не знала и переводила лишь приблизительно. Мисс Мэннинг ко мне оказалась куда более добра: она просто твердила с упрямством ослицы «Веджвуд» как единственный неоспоримый довод. И этот довод сопровождала покачиванием головой и снисходительной улыбкой.

Соболева начинала злиться, и Песцов забеспокоился, поскольку хозяйка дома уже переставала собой владеть и впала в частичную трансформацию: речь ее становилась все более невнятной и шипящей, уши поменяли форму, а над губой проклюнулись усы-вибриссы. Пока короткие и малочисленные, но уже узнаваемые и заметные.

– Ксения Андреевна, – ласково сказал он, встав так, чтобы полностью перекрыть обзор на горку с фарфором, – как поживает ваша племянница, Софья Даниловна?

Вопрос был выбран правильный: Соболева успокоилась тут же и нежно заворковала о Сонечке, которую воспитывала с младых ногтей и которая более чем какая-либо другая девица достойна стать нашей будущей императрицей. Мисс Мэннинг выразительно зевнула, показывая, насколько ее интересует эта тема, но, слава богу, не предложила английского варианта на замену нашему отечественному, а то, боюсь, ничем хорошим это не закончилось бы. И все же от шпильки она не удержалась.

– Меня поражает, миссис Соболева, что вы желаете такой участи своей родственнице, – манерно растягивая слова, почти пропела она. – Сейчас какую газету ни возьми – везде статьи о покушениях на правящие династии. Не боитесь за племянницу?

Соболева сурово сжала губы, готовя отповедь в духе: «Наша система охраны лучше, чем где бы то ни было», но внезапно лицо ее озарилось, лоб прорезала скорбная поперечная морщинка, и хозяйка дома с немалым артистическим талантом простонала:

– Вы не представляете, как вы правы, мисс Мэннинг. Проницательность в столь молодом возрасте – это столь удивительно и наверняка проистекает из вашей склонности к общению с духами.

Похоже, этот раунд остался за Соболевой: ей удалось до глубины души поразить мисс Мэннинг.

– Что? – удивленно приоткрыла рот певица, когда я ей перевела. – О чем вы?

– Я имею в виду, что столь тонко чувствующие личности, как вы, мисс Мэннинг, наверняка куда легче входят в контакт с духами, чем мы, обычные приземленные смертные, – с тяжелым вздохом пояснила Соболева. – Как тонко вы подметили, что я переживаю за племянницу. А ведь я ни слова об этом не сказала. – Она дождалась, пока я переведу и мисс Мэннинг несколько растерянно ей улыбнется, и продолжила куда уверенней: – Мисс Мэннинг, только вы можете мне помочь.

– Я? Каким образом? – Певица наконец почувствовала неладное и явно занервничала.

– Мне нужен медиум на спиритический сеанс, – прямо бухнула Соболева. – И я уверена, что никто лучше вас с этим не справится.

– Но я никогда подобным не занималась, – запротестовала мисс Мэннинг. – С чего вы вообще решили, что из меня выйдет медиум?

– Но вы же такая возвышенная, – уверенно отвечала Соболева. – У вас наверняка прямая связь с высшими сферами.

И руки воздела, показывая, куда именно направлен вектор связи. Забавно, но у нее самой при этом был столь вдохновенный вид, что спроси меня, кто из присутствующих более похож на пифию, указала бы на нее. Тем более что в моем представлении пифии как раз такими и были: умудренными жизнью, но еще не старыми и полными сил и желания помогать ближним. Ну или себе, это уж у кого какие желания.

В гостиную вплыла аккуратная молоденькая горничная и тихим заикающимся голосом промямлила, что кушать подано. Кажется, ее никто не услышал, кроме Песцова. Вот он встрепенулся и бодро предложил:

– Дамы, а не отужинать ли нам для начала? Кто же разговаривает о столь серьезных вещах на пустой желудок?

От горки он предусмотрительно не отходил, поэтому внимание привлек только к своему предложению.

– Действительно. – Мисс Мэннинг подскочила куда быстрее, чем это было положено по ее статусу. – Мы же собирались ужинать, не так ли, миссис Соболева?

– Одно другому не мешает, – оптимистично ответила та. – Но вы правы, с моей стороны верх негостеприимства просить об услуге, когда я вас даже не пригласила к столу. Пойдемте же, мисс Мэннинг.

Мы с Песцовым обошлись без приглашения. Я прекрасно понимала, что Соболева все равно почти сразу пошлет за переводчиком: не общаться же ей с мисс Мэннинг одними жестами, чтобы донести свою просьбу? Песцов же не менее прекрасно понимал, что не пойди он сам – Соболева обойдется без его компании и не накормит ужином. Фарфоровые фигурки, которые он закрывал своим увесистым пушистокостным телом, были хороши, но не настолько, чтобы на них любоваться часами.

Я опасалась, что поесть не удастся, слишком плотно Соболева взяла в оборот певицу в гостиной. Если постоянно переводить разговоры, в рот, конечно, можно что-то положить, но прожевать и проглотить будет сложно, да и речь при этом окажется невнятной. А платят мне, увы, не за то, чтобы я вовремя ела, пусть питание и входит в договор. Но Соболева оказалась чрезвычайно молчаливой во время еды, весьма обильной и содержащей много разнообразного и вкусного мяса. Хозяйку даже не заинтересовали короткие фразы, которыми перебрасывались мисс Мэннинг и Песцов. Впрочем, я все равно не стала бы их переводить: слишком личный подтекст там чувствовался, а источником сплетни еще и здесь я не собиралась становиться. Хватит того, что испортила репутацию Песцову в Ильинске. Причем интересно так испортила, краем захватив свою.

Наконец дело дошло до десерта, в качестве украшения которого выступило бланманже, оказавшееся, несмотря на красивое загадочное название, обычным молочным желе, в которое пожалели положить даже сахару в достаточном количестве. Соболеву оно тоже не вдохновило, она вяло поковыряла ложечкой, цапнула из вазы цукат из груши, ненадолго застряла в нем зубами и брезгливо отложила. Мисс Мэннинг решила не рисковать и ограничилась одним бланманже. Песцов же, поначалу аппетитно захрустевший печеньем, продолжил жевать его уже не с таким энтузиазмом, а надкушенное и вовсе положил на тарелку, явно не собираясь доедать. Уверена: если бы не воспитание, выплюнул бы Песцов пожеванное на тарелку и рот вытер бы. А так давился, но жевал и даже мужественно проглотил. Проверять, насколько велико его мужество, я не решилась и пила чай безо всяких добавок. Похоже, сладкое в этом доме уважали куда меньше мяса.

– Дмитрий Валерьевич, берите конфекты, – предложила Соболева. – Туровские. Трех видов. «Утиные носы», «Раковые шейки», «Гусиные лапки». И мисс Мэннинг предложите.

Песцов при перечислении названий заинтересованно дернул носом, но потом перевел взгляд на остатки печенья и вежливо сказал:

– Благодарю вас, Ксения Андреевна, но я не слишком люблю сладкое. И мисс Мэннинг тоже не любит. Более того, ей вредно для голоса. – И добавил по-английски: – Филиппа, я сказал, что вам сладкое вредно для голоса. Не благодарите.

– Все так плохо?

– Все я не проверял. Мне печенья хватило. У меня непременно вечером будет изжога, если не чего похуже.

– Хм…

– Что они говорят? – обиженно спросила меня Соболева.

– Господин Песцов передал ваше предложение мисс Мэннинг. Она сказала, что вы очень внимательная хозяйка.

– Я польщена. – Соболева довольно улыбнулась. – А как насчет моей маленькой просьбы? Дмитрий Валерьевич, попросите вы. Ну пожалуйста, что вам стоит?

Она сделала умильную рожицу, больше приличествующую девочке-подростку, каковой, возможно, себя и чувствовала, но не являлась уже лет сорок как минимум.

– Филиппа, дорогая, предлагаю пойти навстречу нашей хозяйке и провести этот несчастный спиритический сеанс, – со вздохом сказал Песцов. – Иначе она на меня смертельно обидится и непременно отомстит каким-нибудь извращенным способом. Вы же не желаете мне зла, дорогая?

– Какой из меня медиум? – чуть кокетливо ответила Филиппа. – Поучаствовать я бы не отказалась…

– Мисс Мэннинг не возражает против участия, но не готова вести сеанс. Придется вам, Ксения Андреевна, взять на себя эту роль. Предвосхищая ваши возражения – это единственно возможный вариант, – твердо решил Песцов.

Соболевой это не понравилось, поскольку брать на себя ответственность за провал еще одного сеанса она не хотела. Не знаю уж, с чем было связано ее желание показать свою компетентность в столь странном деле, но вопрос для нее был принципиальным.

– Дмитрий Валерьевич, вы не понимаете, о чем просите.

– Ксения Андреевна, я предлагаю попробовать. Если ничего не получится, мы никому не расскажем, – предложил Песцов. – А если вы удачно проведете, сможете утереть нос всем завистницам.

Соболева задумалась. Взвесила все плюсы и минусы, но решила, что плюсов все же больше, и чуть смягчилась:

– Искуситель вы, Дмитрий Валерьевич.

– Какой есть, – улыбнулся он обезоруживающе. – Так как, Ксения Андреевна?

Соболева развила бурную деятельность. Чужими руками, разумеется: вызвала горничную и дала указание подготовить все к спиритическому сеансу в гостиной. Наверняка той это приходилось делать часто, поскольку в столовой она появилась буквально через пару минут с уверениями, что все сделано в точности.

Песцов радостно подскочил со стула и подал руку мисс Мэннинг. Задерживаться в этом доме он не собирался. Соболева тоже не заставила себя долго ждать и почти побежала в гостиную, возглавив процессию, которую замыкала я. Правда, я попыталась увильнуть, но меня сурово одернули, заявив, что четыре участника – необходимый минимум.

В гостиной тяжелые бархатные шторы были сдвинуты так, что сквозь них даже крошечный лучик не пробился бы. Хотя какой сейчас лучик? На улице уже давно темным-темно. Чуть заметная струйка прохладного свежего воздуха показывала, что форточка приоткрыта. Посреди гостиной стоял настоящий спиритический столик с инкрустацией, посреди которого лежало блюдце тонюсенького фарфора, на котором чернела то ли стрелка, то ли трещина. Горели свечи, цвет которых в полумраке было сложно различить, но мне показалось, что они черные.

Песцов сидел напротив меня, а мисс Мэннинг – напротив хозяйки дома. Все украшения и амулеты по требованию Соболевой положили на приготовленный для этого поднос. Даже Песцов с неохотой расстался с часами и перстнем-печаткой. Перстень не был артефактом, обычное украшение, так что, скорее всего, был дорог как память или просто дорог.

– Все всё помнят? – вполголоса уточнила хозяйка. – О смерти не спрашивать. Говорить шепотом. Не сквернословить. Духа не оскорблять. Круг не разрывать.

Я быстро перевела мисс Мэннинг, после чего Соболева, убедившись, что все прониклись важностью мероприятия и касаются блюдца, нагрела донышко и зловеще воззвала:

– Дух, приди!

Почему-то я была уверена, что она будет вызывать конкретного духа. Но, видно, поскольку предыдущие попытки завершились фиаско, Соболева решила, что, если придет хоть кто-то, это уже будет хорошо.

Пока не приходил никто. Соболева воззвала еще раз. Песцов подавил зевок, пальцы мисс Мэннинг начали ощутимо подрагивать. Мне же было скорее смешно, чем страшно. В бликующих тенях Соболева походила на облезлую ворону, открывающую рот в хриплом карканье:

– Дух, приди!

Внезапно словно порыв ветра прошелся по комнате, чуть не задув свечи и взъерошив волосы. Мисс Мэннинг тоненько взвизгнула, а Соболева неуверенно сказала:

– Пришел.

Блюдце, стоявшее ребром, она быстро опустила на стол, прикрывая неосторожно заглянувшего на огонек духа.

– Дух, ты здесь? – подрагивающим от волнения голосом уточнила она.

Блюдце под нашими руками задвигалось, и мисс Мэннинг опять взвизгнула.

– Тише, – шикнула на нее Соболева. Кажется, она сама до конца не верила в успех. – Дух, кто ты?

Блюдце задвигалось, собрало буквы в слово «Царь» и остановилось.

– Спросите, какой царь, – оживился Песцов и поерзал на стуле от нетерпения. – Царей было много, не хотелось бы вести разговор с кем попало.

– Без вас знаю, – шепотом огрызнулась Соболева. – Дух, какой именно ты царь?

«Просто царь», – ответило блюдце.

Соболева выглядела растерянной не то ответом, не то тем, что дух все-таки ответил. Пока двигалось блюдце, я следила за ее руками, подозревая, что это мистификация и я замечу, как Соболева жульничает. Но ничего подобного увидеть не удалось, сама же хозяйка салона выглядела пораженной едва ли не больше остальных. Она облизала губы и тихо сказала:

– Он не хочет раскрывать инкогнито. Не надо настаивать, а то он обидится и не будет отвечать. Что будем спрашивать? Мисс Мэннинг?

Я перевела, и мисс Мэннинг прошептала:

– Спросите, удачно ли пройдут мои гастроли с мистером Песцовым.

На мой перевод Соболева кивнула, показывая, что все поняла, и важно спросила:

– Царь, просто Царь, удачно ли пройдут гастроли господина Песцова и мисс Мэннинг?

Блюдце метнулось сначала к «да», чуть задержалось, потом метнулось к «нет» и застыло между ними, словно не зная, что выбрать.