Отец, Джон Грейстоун, оставил семью, когда Амелии было всего семь лет, и вскоре после этого мамин рассудок помутился, она стала терять ощущение реальности. Амелия вынуждена была подменить хозяйку дома, помогая по хозяйству, составляя списки покупок, планируя меню и даже отдавая приказы их немногочисленным слугам. А главным образом она заботилась о Джулианне, которая в ту пору была совсем маленькой, только-только начинала ходить. Их дядя, Себастьян Уорлок, прислал управляющего, чтобы помогать с имением, но Лукас приступил к исполнению этих обязанностей еще до того, как ему исполнилось пятнадцать. Их дом был необычным, но оживленным и посемейному теплым, наполненным любовью и смехом, невзирая на финансовые трудности.

Теперь дом почти опустел. Джулианна влюбилась в графа Бедфордского, когда его, находящегося на волосок от смерти, доставили в имение их братья. Разумеется, Джулианна и не догадывалась, кем гость дома был на самом деле, – в ту пору он прикидывался офицером французской армии. Их отношениям мешало серьезное препятствие: он был шпионом, работавшим на Питта, она – сторонницей якобинцев. Но недавно Джулианна вышла замуж за Бедфорда и только что родила дочь в Лондоне, где они и жили. Амелия покачала головой, вспомнив об этом. Подумать только: ее сестра-радикалка теперь была графиней Бедфордской – и без памяти любила своего мужа-тори!

Жизнь ее братьев тоже изменилась из-за войны. Лукас теперь редко бывал в поместье Грейстоун. Но поскольку его с Амелией разделяли лишь два года, а также потому, что они заняли в доме места своих родителей, старшие брат с сестрой были особенно близки. Амелия стала доверенным лицом брата, хотя он и не рассказывал ей о своих делах в мельчайших подробностях. Он просто не мог сидеть сложа руки в то время, как Францию сотрясала революция. Некоторое время назад Лукас тайно предложил свои услуги военному министерству. Еще до того, как во Франции настала эпоха террора, Великобританию наводнил поток эмигрантов, спасавшихся бегством. Последние два года Лукас провел, вывозя эмигрантов с берегов Франции.

Эта деятельность была крайне опасной. Если бы французские власти поймали Лукаса, его немедленно бы арестовали и отправили на гильотину. Амелия гордилась братом, но одновременно и очень боялась за него.

Разумеется, она все время волновалась о Лукасе. Он был якорем семьи – ее главой. Но о Джеке Амелия беспокоилась еще больше. Джек был бесстрашным. И безрассудным. Он действовал так, словно считал себя бессмертным. До войны Джек был простым корнуолльским контрабандистом – одним из тех, кто зарабатывал на жизнь подобным образом, – и следовал по стопам несметного числа своих предков. Теперь он зарабатывал тем, что провозил контрабандой различные товары между воюющими странами. Занятие поопаснее этого еще нужно было поискать! Если бы брата схватили до войны, его ждало бы тюремное заключение. Теперь, однако, стоило британским властям уличить Джека в нарушении блокады Франции, его бы обвинили в – ни много ни мало – государственной измене. За столь тяжкое преступление отправляли на виселицу.

А еще время от времени Джек помогал Лукасу тайно переправлять людей через Ла-Манш.

Амелия была благодарна судьбе, что хотя бы Джулианна жила в комфортной, спокойной обстановке, поглощенная заботами о муже и дочери. Амелия перехватила проницательный взгляд Лукаса.

– Я волнуюсь о тебе и переживаю за Джека. Что ж, во всяком случае, теперь мне не нужно беспокоиться о Джулианне.

Брат улыбнулся:

– В этом я с тобой полностью согласен. Она окружена заботой и находится вне всякой опасности.

– Скорее бы закончилась эта война! Ну когда же мы услышим хорошие новости? – Амелия покачала головой, вспомнив, что леди Гренвилл умерла, оставив новорожденную дочь и двоих маленьких сыновей. – Не могу представить, каково это – жить без войны.

– Нам еще повезло, что мы не живем во Франции, – заметил Лукас уже без улыбки.

– Пожалуйста, я не перенесу еще одного ужасного известия! Судя по слухам, дела обстоят не самым лучшим образом.

– Я и не собирался огорчать тебя дурными вестями. Тебе совершенно незачем знать подробности того, как страдают во Франции ни в чем не повинные люди. Если нам повезет, наши войска разобьют французов уже этой весной. Мы готовы вторгнуться во Фландрию. У нас сильные позиции от Ипра до реки Маас, и, я полагаю, этот австриец, Кобург, – хороший генерал. – Брат немного помолчал. – Если мы выиграем войну, республика во Франции падет. И это будет освобождением для всех нас.

– Я молюсь, чтобы мы победили, – отозвалась Амелия, хотя все еще размышляла о графине Сент-Джастской и детях, которых та безвременно покинула.

Лукас взял Амелию за локоть и заговорил приглушенным тоном, словно не хотел, чтобы кто-то ненароком услышал их.

– Я вернулся домой, потому что встревожен. Ты слышала, что произошло у сквайра Пенуэйтзи?

Она взглянула на брата, настороженно застыв на месте.

– Конечно, слышала. Как и все вокруг. Три французских моряка – дезертиры – появились на пороге его дома, прося еды. Сквайр накормил их. А потом они направили на семью дула пистолетов и ограбили дом.

– К счастью, их схватили на следующий день, и никто не пострадал, – мрачно добавил Лукас.

Амелия прекрасно понимала, о чем думает брат. Она жила в таком уединении вместе с матерью и их единственным слугой… Гарретт когда-то служил сержантом британской пехоты, так что он умел обращаться с оружием. И все же поместье Грейстоун находилось в одном из самых отдаленных юго-западных пунктов Корнуолла. Его обособленность служила одной из причин, по которым эта местность на протяжении нескольких столетий была таким удобным пристанищем для контрабандистов. Она располагалась совсем близко с поселением Сеннен-Коув, раскинувшимся чуть ниже их дома, по направлению к французскому Бресту.

Те дезертиры могли появиться и у их двери, подумала Амелия.

Ее голова раскалывалась от боли. Внезапно почувствовав себя утомленной от бесконечных волнений, Амелия потерла виски. По крайней мере, оружейный шкаф был полон, а она, как каждая корнуолльская женщина, прекрасно знала, как заряжать мушкет, карабин и пистолет и стрелять из этого оружия.

– Думаю, вам с мамой стоит провести весну в Лондоне, – не допускающим возражений тоном произнес Лукас. – В апартаментах Уорлока на Кавендиш-сквер множество комнат, и ты сможешь часто навещать Джулианну.

Амелия совсем недавно, сразу после рождения племянницы, провела месяц в Лондоне со своей сестрой. Они с Джулианной были близки, и проведенное вместе время оказалось чудесной, почти безмятежной передышкой от домашних хлопот. И теперь Амелия начала всерьез обдумывать предложение на время уехать из дома. Возможно, Лукас был прав.

– Идея неплохая, но как быть с домом? Мы просто запрем его? И что насчет фермера Ричардса? Ты ведь знаешь, что теперь, когда ты вечно в отъезде, он платит за аренду земель мне.

– Я могу договориться, чтобы арендные платежи пока копились и были выплачены позже. Я чувствую, что пренебрегу своим семейным долгом, Амелия, если не отправлю вас с мамой в более безопасное место.

Она понимала, что брат абсолютно прав.

– Потребуется какое-то время, чтобы как следует подготовиться к отъезду.

– Постарайся закрыть этот дом как можно быстрее, – ответил Лукас. – Я должен вернуться в Лондон, мне придется сделать это сразу после похорон. Когда ты будешь готова присоединиться ко мне, я или приеду сам, или отправлю Джека, или пришлю кучера.

Амелия кивнула, но теперь она могла думать лишь о предстоящих похоронах.

– Лукас, ты знаешь, когда состоятся похороны?

– Я слышал, что служба пройдет в часовне Сент-Джаст в воскресенье, но покойная будет похоронена в семейном склепе в Лондоне.

Амелия ужаснулась. Сегодня была уже пятница! И в это мгновение перед ее мысленным взором в который раз явственно предстал Гренвилл, его темные глаза и волосы. Она облизнула пересохшие губы.

– Я должна присутствовать на церемонии. И ты тоже.

– Да. Мы можем пойти вместе.

Амелия взглянула на брата, и ее сердце екнуло. Она никак не могла отогнать неуместные мысли. В воскресенье она увидит Саймона впервые за десять лет.

* * *

Амелия сидела в семейном экипаже с Лукасом и мамой, крепко стиснув обтянутые перчатками руки. Она даже представить себе не могла, какой силы напряжение сковало все у нее внутри. Она едва могла дышать.

Стоял воскресный полдень. Спустя каких-то полчаса должна была начаться заупокойная служба по Элизабет Гренвилл.

Впереди показалось поместье Сент-Джаст.

В центре имения высился огромный замок, казавшийся совершенно неуместным здесь, в Корнуолле. Средняя часть дома, возведенного из светлого камня, была высотой в три этажа, входную дверь обрамляли четыре гигантские гипсовые колонны. Более низкое, двухэтажное крыло дома было обращено к суше, эту секцию здания отличали покатые шиферные крыши. В самом дальнем углу здания располагалась часовня со своим собственным внутренним двором, ее фасад тоже украшали колонны, а к входу примыкали угловые башни.

Дом окружали высокие черные безлистные деревья. Земля перед особняком тоже казалась голой после долгой зимы, но совсем скоро, в мае, сады должны были буйно зацвести. К лету эти земли превратятся в холст буйных красок, деревья станут пышными и зелеными, а из лабиринта позади дома, образованного живой изгородью, почти невозможно будет выбраться…

Амелия знала все это не понаслышке.

Теперь она понимала, что не должна вспоминать о том, как терялась в изгибах этого лабиринта. Не должна вспоминать, как она задыхалась от волнения, как кружилась голова, когда Саймон, завернув за угол, обнаруживал ее и привлекал в свои объятия…

Амелия отогнала от себя эти мысли, когда их карета, трясясь, покатилась по посыпанной гравием дороге, следуя за двумя дюжинами других экипажей. На похороны леди Гренвилл наверняка собрался весь приход, подумала Амелия. Фермеры должны были стоять бок о бок со сквайрами.

– Это бал? – взволнованно спросила миссис Грейстоун. – О, дорогой, мы едем на бал?

Лукас погладил ее по руке.

– Мама, это – я, Лукас, мы направляемся на похороны леди Гренвилл.

Мама, крошечная седовласая женщина, казалась даже меньше Амелии, которая безучастно посмотрела на Лукаса. Амелия давно смирилась с маминым состоянием и старалась не расстраиваться. Теперь мама так редко мыслила ясно… Большую часть времени она считала себя юной дебютанткой, а Лукаса принимала то за отца своих детей, то за одного из своих прежних ухажеров.

Когда мама, сидевшая между ней и Лукасом, успокоилась, Амелия выглянула из окна кареты. За прошедшие два дня она приложила все усилия, чтобы сосредоточиться на поставленных братом задачах. У нее был внушительный список дел, с которыми требовалось разобраться перед тем, как запереть дом и отправиться с мамой в город. Амелия уже написала Джулианне, известив сестру о текущих событиях. Потом начала паковать постельное белье, делать запасы долго хранящейся еды, убирать зимнюю одежду и готовить то, что им с матерью потребуется на период пребывания в городе. Заставляя себя трудиться не покладая рук, Амелия чувствовала облегчение. Время от времени она вспоминала о детях леди Гренвилл, но гнала от себя все мысли о Сент-Джасте – и все же его смуглое красивое лицо неотступно маячило где-то в подсознании.

Отрицать охватившее ее беспокойство было бессмысленно. И все же это было так нелепо! Что из того, если они снова встретятся лицом к лицу после всех этих лет разлуки? Гренвилл просто не узнает ее, а даже если это и произойдет, он даже не вспомнит об их глупом флирте – в этом Амелия нисколько не сомневалась.

Но, пока карета катилась вперед, образы того давнего романа по-прежнему пытались овладеть ее сознанием. Настойчивая потребность предаться воспоминаниям преследовала Амелию с того самого момента, как она встала на рассвете.

Амелия знала, что должна держать эти совершенно ненужные сейчас мысли при себе. Но невольно вспомнила, какой сломленной, буквально уничтоженной она почувствовала себя, когда узнала, что Саймон уехал из Корнуолла… Мало того что он не попрощался, он даже записку не оставил!

И в памяти Амелии вдруг воскресли бесконечные недели душевных страданий и горя, все те ночи, когда она засыпала в слезах…

Что ж, теперь ей следует вести себя гордо, с достоинством, решила девушка. Она должна помнить, что они с графом – соседи, только и всего. Измученная этими мыслями, Амелия обхватила себя за плечи.

– С тобой все в порядке? – Мрачный голос Лукаса ворвался в ее мысли.

Амелия даже не попыталась выдавить из себя улыбку.

– Хорошо, что мы – здесь. Надеюсь, у меня будет минутка, чтобы встретиться с детьми до начала службы. Больше всего я тревожусь сейчас за них.

– Дети не посещают балы, – твердо сказала мама.

Амелия улыбнулась ей.

– Конечно нет, – заверила она и обернулась к Лукасу.

– Ты выглядишь очень напряженной, – заметил брат.

– Я слишком озабочена тем, чтобы успеть сделать все необходимое до нашего отъезда в город, – солгала Амелия. – Я так волнуюсь, сижу как на иголках! – Она улыбнулась маме: – Разве это не замечательно – вернуться в город?

Глаза мамы округлились от удивления.

– Мы снова поедем в город?

Эта идея явно привела ее в восторг.

Амелия взяла мамину руку и сжала ее:

– Да, поедем, как только будем готовы.

Лукас смерил сестру скептическим взглядом:

– Между прочим, если ты думаешь сейчас о прошлом, никто не станет тебя упрекать.

Чуть не задохнувшись от возмущения, Амелия выпустила ладонь матери.

– Прошу прощения? Что ты сказал?

– Это было давным-давно, но я не забыл, как он поступил с тобой. – Лукас сощурился. – Он разбил тебе сердце, Амелия.

– Мне было шестнадцать! – в волнении выдохнула она. Оказывается, Лукас все прекрасно помнил. – Это было десять лет назад!

– Да, именно. И все это время он не возвращался сюда, не заехал ни разу, поэтому могу понять, почему ты немного нервничаешь. Это ведь так?

Амелия вспыхнула:

– Лукас, я давным-давно забыла прошлое.