– Я хотел бы влюбиться, – сказал Колен, – ты хотел бы влюбиться. Он хотел бы idem (влюбиться). Мы, вы, хотим, хотели бы. Они также хотели бы влюбиться…
Он завязывал галстук перед зеркалом в ванной комнате.
– Осталось только надеть пиджак, и пальто, и кашне и натянуть перчатку сперва на правую руку, потом на левую. Шляпы я не надену, чтобы не испортить прическу. Ты что тут делаешь?
Это он обратился к серой мышке с черными усами, которая забралась явно не туда, куда надо, в стакан для зубной щетки, и с самым независимым видом оперлась лапками о его край.
– Предположим, – сказал он мышке, присев на край ванны (четырехугольника из желтого фаянса), чтобы быть к ней поближе, – что я повстречаю у Трюизмов моего старого друга Шоз…
Мышка кивнула.
– Предположим, – а почему бы и нет? – что он придет туда с кузиной. На ней будет белый свитер, желтая юбка и звать ее будут Ал… нет, Онезимой[27]…
Мышка скрестила лапки, явно выразив удивление.
– Да, – согласился Колен, – это некрасивое имя. Но вот ты – мышь, и у тебя усы. Что ж тут поделаешь?
Он встал.
– Уже три часа. Я из-за тебя опаздываю. А вот Шик и… Шик придет туда наверняка очень рано.
Он облизал палец и поднял его над головой, но тут же опустил: палец обдало жаром, как в духовке.
– В воздухе носится любовь, – произнес Колен. – Ух какой накал!.. Я встал, ты встаешь, он встает, мы, вы, они встаем, встаете, встают… Тебе не надоело сидеть в стакане? Помочь?
Но мышка доказала, что не нуждается в помощи. Она самостоятельно выбралась на волю и отгрызла кусочек мыла, похожий на леденец.
– Какая же ты лакомка! – сказал Колен. – Только смотри не испачкай все мылом.
Он прошел к себе в комнату и надел пиджак.
«Николя, видимо, ушел… Вот кто, наверное, знаком с удивительными девушками. Говорят, отейльские девочки, а они, как известно, мастерицы на все руки, охотно поступают в прислуги к философам».
Он притворил за собой дверь.
«В левом рукаве подпоролась подкладка… И как назло, у меня больше нет изоляционной ленты… Что ж, приколочу гвоздиком…»
Входная дверь захлопнулась за ним со звуком, напоминающим шлепок по голой заднице… Он вздрогнул.
«Надо думать о другом… Хотя бы о том, что я могу сломать себе шею, сбегая с лестницы…»
Ворс светло-лиловой ковровой дорожки был вытерт только на каждой третьей ступеньке – Колен в самом деле всегда перепрыгивал через две ступени. Вдруг он зацепил ногой медный прут, прижимавший дорожку, и, чтобы удержать равновесие, схватился за перила.
«И поделом мне, нечего думать о всяких глупостях. Я глуп, ты глуп, он глуп!..»
У него заболела спина. Только внизу он понял, в чем дело, и вытащил из-за ворота злополучный медный прут.
Дверь подъезда захлопнулась за ним, издав звук поцелуя в голое плечо.
«Интересно, что я увижу на этой улице?»
Прежде всего он увидел двух землекопов, которые играли в «классики». Брюхо того, что потолще, сотрясалось не в такт его прыжкам. Биткой им служило распятье, но без креста, одна лишь фигурка, выкрашенная в красный цвет.
Колен прошел мимо. Слева и справа возвышались красивые здания из саманного кирпича. В одном из окон появилась женская головка, над ней, словно нож гильотины, нависла открытая фрамуга. Колен послал красотке воздушный поцелуй, а она вытряхнула ему на голову серебристо-черный шерстяной коврик, которого терпеть не мог ее муж.
Магазины оживляли до жути унылые фасады больших домов. Внимание Колена привлекла витрина: «Все для факиров». Он отметил, что за эту неделю резко подскочили цены на спальные гвозди и стеклянный салат.
Потом ему повстречалась собака и еще два человека. Холод приковывал людей к домам. А те, кому удавалось вырваться из его оков, оставляли на стенах примерзшие клочья одежды и умирали от ангины.
На перекрестке полицейский сунул голову под пелерину и стал похож на большой черный зонтик. А официанты из ближайшего кафе водили вокруг него хоровод, чтобы согреться.
Влюбленные целовались в подворотне.
– Я не хочу их видеть… Я не… Видеть их не хочу… Они меня мучают…
Колен пересек улицу. Влюбленные целовались в подворотне.
Он закрыл глаза и побежал…
Но он их тут же вновь открыл, потому что под веками у него роились прелестницы, и он неизбежно сбился бы с пути. И сразу увидел перед собой одну из них. Она шла в ту же сторону, что и он. Колен глядел на ее белые ноги (она была в мягких сапожках из белой овчины), на ее поношенную шубку из дубленой бандитской кожи и на шапочку, из-под которой выбивались рыжие пряди. В шубе она была широкоплечей, а полы разлетались в стороны, они так и плясали вокруг нее.
«Сейчас я ее обгоню. Я хочу увидеть ее лицо».
Он ее обогнал и заплакал. Ей было не меньше пятидесяти девяти лет. Он присел на край тротуара и разрыдался пуще прежнего. Ему стало легче, а слезы замерзали, с чуть слышным потрескиванием падали и разбивались о гладкий гранит тротуара.
Минут через пять он обнаружил, что находится как раз перед домом Исиды Трюизм. Две девушки, обогнав его, вошли в парадное.
Сердце Колена раздулось до невероятных размеров, потом взмыло вверх, оторвало его от земли, и он влетел вслед за ними.
Уже в вестибюле до него донесся смутный гул приема, который давали родители Исиды. Лестница делала три спиральных витка, и звуки в этом колодце усиливались, как в цилиндрическом резонаторе виброфона. Колен поднимался вслед за девицами, чуть ли не цепляя носом их высокие каблуки. Укрепленные нейлоновые пятки. Туфельки из тонкой кожи. Точеные щиколотки. Потом чуть съежившиеся швы на чулках, будто длинные-предлинные гусеницы, и мерцающие ямочки в подколенных впадинах. Он задержался и отстал от них еще на две ступеньки. Затем снова начал подниматься. Теперь он видел верхнюю часть чулок у той, что слева, двойной слой шелковой сеточки, вздернутой зажимами подвязок, и в полумраке юбки матовую белизну бедер. Юбка другой девицы, вся в бантовых складках, не давала ему возможности насладиться тем же зрелищем, но зато ее обтянутые бобровой шубой бедра двигались куда энергичнее, чем у первой, и между ними то и дело западала интригующая бороздка. Скромность заставила Колена опустить глаза, он уже не отрывал взгляда от ее ног и вдруг увидел, что они остановились на третьем этаже.
Колен пошел в переднюю Трюизмов вслед за девицами, которым горничная отворила дверь.
– Здравствуйте, Колен, – сказала Исида. – Как вы поживаете?
Он привлек ее к себе и поцеловал в висок. Ее волосы чудесно пахли.
– Да ведь сегодня не мой день рождения, – запротестовала Исида, – а Дюпона!
– Где же Дюпон? Я должен его поздравить.
– Это просто ужасно! – воскликнула Исида. – Сегодня утром его отвели к парикмахеру, хотелось, чтобы он был очень красивый. Его постригли, помыли и все прочее, но часа в два сюда примчались трое его друзей с отвратительными старыми костями в зубах и увели его. Представляю, в каком виде он вернется!..
– В конце концов, это его день рождения, – заметил Колен.
Сквозь проем распахнутой настежь двойной двери он увидел девушек и молодых людей. Человек двенадцать танцевали, но большая часть гостей, разбившись на однополые пары, стояли, заложив руки за спину, и обменивались, без сомнения, весьма сомнительными замечаниями.
– Пойдемте, – сказала Исида. – Я покажу, где оставить пальто.
Он последовал за ней, столкнувшись в коридоре с двумя девицами, которые под щелканье сумок и пудрениц шли из комнаты Исиды, превращенной в гардеробную для дам. Там с потолка свисали огромные железные крючья, взятые напрокат в мясной лавке. Чтобы завершить убранство комнаты, Исида одолжила еще у мясника две хорошо освежеванные бараньи головы, которые приветливо скалили зубы с крайних крюков.
Из кабинета отца Исиды, где устроили мужской гардероб, попросту вынесли всю мебель. Гости швыряли одежду прямо на пол, вот и все. Колен поступил точно так же, но задержался у зеркала.
– Пошли, пошли скорей! – торопила Исида. – Я познакомлю вас с очаровательными девочками.
Он взял ее за кисти рук и притянул к себе.
– На вас прелестное платье, – сказал он ей.
Это было простое шерстяное платье фисташкового цвета с позолоченными керамическими пуговицами и низкой кокеткой на спине, выкованной в виде решетки из тонких железных прутьев.
– Вам нравится? – спросила Исида.
– Прелестно! – воскликнул Колен. – А если я просуну руку сквозь прутья, меня никто не укусит?
– Не слишком на это надейтесь, – сказала Исида.
Она высвободилась из объятий Колена и, схватив его за локоть, потащила к эпицентру потоотделения. По пути они налетели на двух вновь прибывших гостей остроконечного пола, заскользили по паркету, сворачивая в коридор, и, прибежав через столовую, присоединились наконец ко всем остальным.
– Кстати, – сказал Колен, – Ализа и Шик уже пришли?
– Да, – ответила Исида. – А теперь разрешите вам представить…
Представляемые девушки в среднем представляли известный интерес. Но среди них была одна, одетая в шерстяное платье фисташкового цвета с большими позолоченными керамическими пуговицами и необычной кокеткой на спине.
– Вот кому меня надо представить, – сказал Колен и придвинулся к Исиде.
Чтобы он успокоился, Исиде пришлось его потрясти.
– Ну, будьте умницей, хорошо?
Но он уже выглядывал себе другую и тянул за руку Исиду.
– Это Колен, – сказала Исида. – Колен, познакомьтесь с Хлоей.
Колен проглотил слюну. Он ощутил во рту горьковатую сладость, как от подгоревшего пончика.
– Здравствуйте! – сказала Хлоя[28].
– Здра… Вы в аранжировке Дюка Эллингтона[29]? – спросил Колен… И убежал, потому что был убежден, что сморозил дикую глупость.
Шик поймал его за полу пиджака.
– Куда это ты несешься? Уже уходишь? Лучше погляди-ка!
И он вытащил из кармана книжечку, переплетенную в красный сафьян.
– Это рукопись «Очерка теории поллюций»[30] Партра.
– Ты ее все-таки нашел? – спросил Колен.
Тут он вспомнил, что решил смыться, и опрометью кинулся к выходу.
Но Ализа преградила ему путь.
– Как, вы уходите, ни разу не потанцевав со мной? – спросила она.
– Извините, – сказал Колен, – но я повел себя как последний идиот, и мне неловко здесь оставаться.
– И все же, когда на вас так смотрят, нельзя отказываться.
– Ализа, – простонал Колен, обняв ее и потершись щекой о ее волосы.
– Что, старик?
– Черт возьми!.. Черт!.. Видите вон ту девушку?
– Хлою?..
– Вы ее знаете? – воскликнул Колен. – Я сказал ей глупость, вот поэтому и хотел удрать.
Он утаил, что в грудной клетке у него громыхало так, словно играл немецкий военный оркестр, в котором барабан заглушал все инструменты.
– Правда, она красивая? – спросила Ализа.
У Хлои были алые губы, темно-каштановые волосы, счастливый вид, и платье было здесь ни при чем.
– Я никогда не решусь! – сказал Колен.
И он тут же бросил Ализу и пригласил танцевать Хлою. Она посмотрела на него. Засмеялась и положила правую руку ему на плечо. Он чувствовал прохладное прикосновение ее пальцев на своей шее. Он уменьшил расстояние между их телами, несколько напружинив правый бицепс, что было результатом приказа, посланного головным мозгом по двум точно выбранным нервам.
Хлоя снова на него посмотрела. У нее были синие глаза. Она тряхнула головой, чтобы откинуть назад свои вьющиеся блестящие волосы, и с решительным видом прижалась виском к щеке Колена.
Кругом воцарилась гробовая тишина, и он почувствовал, что отныне весь остальной мир не стоит для него и выеденного яйца.
Но тут, как и следовало ожидать, пластинка остановилась. Только тогда Колен вернулся к действительности и заметил, что сквозь просвет в потолке на них смотрели жильцы верхней квартиры, что плинтус был прикрыт радужной завесой водяных брызг, что из пробитых в стенах отверстий вырывались пестрые клубы газа и что его подруга Исида стоит рядом и протягивает ему китайский поднос, правда без китайских церемоний, но зато с птифурами.
– Спасибо, Исида, – сказала Хлоя, тряхнув локонами.
– Спасибо, Исида, – сказал Колен и взял крохотный наполеон в сером походном сюртуке.
– Вы зря отказались, они очень вкусные, – сказал он Хлое, но тут же закашлялся, потому что, себе на беду, подавился иголкой ежа, спрятанной в пирожном.
Хлоя засмеялась, обнаружив прекрасные зубы.
– Что случилось?
Не в силах справиться с кашлем, он был вынужден отпустить ее руки и отойти в сторонку, но в конце концов кашель прошел. Хлоя вернулась с двумя бокалами.
– Выпейте, – сказала она, – вам будет лучше.
– Спасибо, – сказал Колен. – Это что, шампанское?
– Смесь.
Он выпил залпом и поперхнулся. Хлоя умирала со смеху. К ним подошли Шик и Ализа.
– Что это с ним? – спросила Ализа.
– Он не умеет пить! – сказала Хлоя.
Ализа тихонько стукнула его по спине, и раздался гулкий звук, словно ударили в гонг с острова Бали[31]. Все тут же перестали танцевать, решив, что пора садиться за стол.
– Вот и хорошо, – сказал Шик. – Никто не будет нам мешать. Сейчас найдем хорошую пластинку…
Он подмигнул Колену.
– Давайте танцевать скосиглаз, – предложила Ализа.
Шик рылся в кипе пластинок, лежащей возле проигрывателя.
– Потанцуй со мной, Шик, – сказала Ализа.
– Вот под эту пластинку, – сказал Шик.
Оказалось, это буги-вуги.
Хлоя ждала, чтобы Колен ее тоже пригласил.
– Надеюсь, вы не станете танцевать скосиглаз под эту музыку? – в ужасе воскликнул Колен.
– Почему? – спросил Шик.
– Не смотрите на них, пожалуйста, – сказал он Хлое.
Он слегка нагнул голову и губами коснулся ее шеи чуть ниже уха. Она вздрогнула, но не отстранилась.
Колен тоже не отнял своих губ.
А тем временем Ализа и Шик великолепно демонстрировали, как танцуют скосиглаз в негритянском стиле.
Пластинка очень быстро кончилась. Ализа высвободилась из объятий Шика и стала искать другую. Шик плюхнулся на диван, возле которого стояли Колен и Хлоя. Вдруг он схватил их за щиколотки, и от неожиданности они повалились на диван рядом с ним.
– Ну, птенчики, порядок?
Колен сел, а Хлоя удобно примостилась возле него.
– Милая девочка, верно? – сказал Шик.
Хлоя улыбнулась. Колен ничего не сказал, но обнял Хлою за шею и стал небрежно играть верхней пуговицей ее платья, которое застегивалось спереди.
Подошла Ализа.
– Подвинься, Шик, я хочу сесть между тобой и Коленом.
Она хорошо выбрала пластинку. Это была «Хлоя» в аранжировке Дюка Эллингтона. Колен покусывал волосы Хлои у уха. Он пробормотал:
– Это в точности вы.
Но прежде чем Хлоя успела ему ответить, все остальные гости вернулись танцевать, сообразив наконец, что еще не время садиться за стол.
– О, как жаль… – сказала Хлоя.
О проекте
О подписке