Глава вторая. Начало революционной деятельности

Надежда Крупская. 1890-е годы

Полицейская фотография В. И. Ульянова. Декабрь 1895

Надежда Константиновна Крупская так рассказывала о знакомстве с будущим мужем: «Владимир Ильич приехал в Питер осенью 1893 года, но я познакомилась с ним не сразу. Слышала я от товарищей, что с Волги приехал какой-то очень знающий марксист… Хотелось поближе познакомиться с этим приезжим, узнать поближе его взгляды.

Увидала я Владимира Ильича лишь на масленице (в феврале 1894 года. – Б. С.). На Охте у инженера Классона, одного из видных питерских марксистов, с которым я года два перед тем была в марксистском кружке, решено было устроить совещание некоторых питерских марксистов с приезжим волжанином. Ради конспирации были устроены блины… Кто-то сказал, что очень важна вот работа в комитете грамотности. Владимир Ильич засмеялся, и как-то зло и сухо звучал его смех – я потом никогда не слыхала у него такого смеха: “Ну, что ж, кто хочет спасать отечество в комитете грамотности, что ж, мы не мешаем”… Злое замечание Владимира Ильича было понятно. Он пришёл сговариваться о том, как идти вместе на борьбу, а в ответ услышал призыв распространять брошюры комитета грамотности».^[22]

Вот такое вот знакомство на «конспиративных блинах». И смех любимого человека запомнился Наде не в связи с каким-нибудь романтическим разговором, столь естественным для первой влюблённости, а из-за острой полемики: каким путём идти. Но близкое знакомство было ещё впереди.

В мае 1895 года Владимир Ульянов выехал в Европу. В Швейцарии он встретился с Плехановым, в Германии – с Вильгельмом Либкнехтом, одним из лидеров германских социал-демократов, во Франции – с Полем Лафаргом, зятем Карла Маркса и одним из крупных теоретиков марксизма, а также с другими европейскими марксистами. По возвращении в Петербург Ленин вместе с Ю.О. Мартовым создал в конце 1895 года «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», который объединил ряд марксистских кружков города. «Союз» и предшествовавшие ему кружки в 1894–1896 годах поддерживали связи с более чем 70 заводами и фабриками Петербурга. В начале декабря был подготовлен первый номер нелегальной социал-демократической газеты «Рабочее дело» со статьями Ульянова. Союз контактировал с марксистами Москвы, Киева, Вильнюса, Нижнего Новгорода, Иваново-Вознесенска, Николаева, Екатеринослава и некоторых других городов. Было выпушено более 70 листовок.

Но, не успев возникнуть, «Союз» почти сразу же был разгромлен. Активность кружков, наконец, попала в поле зрения полиции. Ульянов учил своих товарищей конспирации: как уйти от слежки, пользуясь проходными дворами, как писать в книгах между строк невидимыми химическими чернилами, придумывал всем клички. Его увлекала эта игра, но конспирация не предотвратила разгром «Союза». За Н.К. Крупской слежки как будто не было. Поэтому Ульянов предложил назначить её “наследницей” – передать на хранение архив организации. Надежда Константиновна рассказывала об этом с иронией: “В первый день пасхи нас человек 5–6 поехало “праздновать пасху” в Царское село к одному из членов нашей группы… Ехали в поезде как незнакомые. Чуть не целый день просидели над обсуждением того, какие связи надо сохранить. Владимир Ильич учил шифровать. Почти полкниги исшифровали. Увы, потом я не смогла разобрать этой первой коллективной шифровки. Одно было утешением: к тому времени, когда пришлось расшифровать, громадное большинство “связей” уже провалилось”.

Никакие ухищрения не помогли. В ночь с 8 на 9 декабря 1895 года полиция по доносу арестовала 57 членов «Союза борьбы», включая Владимира Ульянова, и захватила номер газеты «Рабочий», который так и не удалось выпустить. Мартов попробовал создать новый центр руководства «Союзом», но уже 5 января 1896 года был тоже арестован вместе с группой соратников. В 1896 году на ряде предприятий Петербурга прошли забастовки. В связи с этим остававшиеся на свободе члены «Союза» выпустили 13 листовок, одну из которых, «Рабочий праздник 1 мая», передал из тюрьмы Ленин. Крупской посчастливилось оставаться на свободе еще несколько месяцев. Она передавала Владимиру в тюрьму книги и продовольственные передачи. В книгах незаметно для непосвящённых накалывала нужные буквы или писала между строк невидимые невооружённым глазом письма молоком. Это не были признания в любви: Надежда Константиновна сообщала о том, что делают уцелевшие члены «Союза», что известно о других арестованных. Ульянов, в свою очередь, в ответных посланиях давал поручения насчёт других узников: «К такому-то никто не ходит, надо подыскать ему “невесту”, такому-то передать на свидании через родственников, чтобы искал письма в такой-то книге тюремной библиотеки на такой-то странице, такому-то достать тёплые сапоги и пр.»^[23] Возможно, в тот момент Надю он рассматривал уже как свою настоящую невесту. Однажды даже просил её и её подругу Аполлинарию Александровну Якубову, члена петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», в час тюремной прогулки прийти на тот участок Шпалерной улицы, что был виден из окон тюремного замка. Аполлинария так и не пришла, видно, чтобы не будить у отвергнутого жениха (Ленин неудачно сватался к ней в 1895 году) напрасные надежды. А Надя пришла. Но, как назло, по какой-то причине в тот раз заключённых на прогулку не выводили.

Мария Ильинична Ульянова свидетельствовала: «В доме предварительного заключения Владимир Ильич пробыл при первом своем аресте более года. В шутку он называл тюрьму «санаторией», и действительно, в одном отношении она являлась для него санаторией. Хотя недостаток воздуха и сказался на Владимире Ильиче – он сильно побледнел и пожелтел за время заключения, но благодаря правильному образу жизни и сравнительно удовлетворительному питанию (за все время своего сидения Владимир Ильич получал передачи из дома) желудочная болезнь меньше давала себя знать, чем на воле; в большем порядке были и нервы. А недостаток в движении Владимир Ильич восполнял всякого рода гимнастикой».^[24]

А 12 января 1896 года Ленин написал старшей сестре Анне Ильиничне Елизаровой из тюрьмы: «Получил вчера припасы от тебя, и как раз перед тобой еще кто-то принес мне всяких снедей, так что у меня собираются целые запасы: чаем, например, с успехом мог бы открыть торговлю, но думаю, что не разрешили бы, потому что при конкуренции с здешней лавочкой победа осталась бы несомненно за мной. Хлеба я ем очень мало, стараясь соблюдать некоторую диету, а ты принесла такое необъятное количество, что его хватит, я думаю, чуть не на неделю, и он достигнет, вероятно, не меньшей крепости, чем воскресный пирог достигал в Обломовке. Все необходимое у меня теперь имеется, и даже сверх необходимого. (Например, кто-то принес сюртук, жилет и платок. Все это, как лишнее, прямо «проследовало» в цейхгауз.) Здоровье вполне удовлетворительно. Свою минеральную воду я получаю и здесь: мне приносят ее из аптеки в тот же день, как закажу. Сплю я часов по девять в сутки и вижу во сне различные главы будущей книги. <…> Если случится быть еще как-нибудь здесь, принеси мне, пожалуйста, карандаш с графитом, вставляемым в жестяную ручку. Обыкновенные карандаши, обделанные в дерево, здесь неудобны: ножа не полагается. Надо просить надзирателя починить, а они исполняют такие поручения не очень охотно и не без проволочек».^[25]