IV

Вообще-то роман так хорош, что его хочется пересказать весь, от начала и до конца, но у нас есть свои задачи. Поэтому ограничимся тем, что перескажем лишь еще одну сцену.

Томас Кромвель снова в гостях у кардинала Уолси и собирается поговорить с ним о весьма серьезном предмете, но сделать это не может – кардинал распекает, и самым жестоким образом, одного из своих дипломатов. Разнос вызван не профессиональным упущением дипломата, а тем, что он явился к кардиналу с дерзким запросом – его дочь и некий молодой человек сговорились пожениться, и он просит разрешения Его Преосвященства на осуществление этого брака. Однако вопрос этот совсем не так прост, как могло бы показаться. Молодой человек – наследник знатнейшего и очень богатого рода графов Перси, и, следовательно, его брак – вопрос политический. А если он политический, то он подлежит ведению кардинала Уолси. И кардинал задает своему подчиненному по дипломатическому ведомству вопрос – почему мнение кардинала не было запрошено раньше, до того, как молодые люди сговорились друг с другом?

В качестве дополнительной информации кардинал хотел бы узнать у отца сговоренной девицы, где именно происходил сговор, под каким кустом. И что забрал себе в голову отец девушки, если он думает, что он, всего лишь рыцарь, может выдать дочь за наследника главы рода Перси, пэра Англии? Томасу Кромвелю очень хочется вмешаться в разговор, но у него нет ни малейшей возможности сделать это – кардинал Уолси разгневан, и в потоке брани, изливаемом им на голову неудачливого просителя, нет ни одной паузы.

Но вот наконец «беседа» закончена, и отец как бы обручившейся барышни выставлен вон. Кардинал, отдышавшись, обращается к Томасу Кромвелю и спрашивает: что же к привело к кардиналу его любимого сотрудника?

И тогда Кромвель задает ему вопрос:

«Как следует правильно обращаться к шлюхе, милорд, если она – дочь рыцаря?»

«А! – отвечает ему кардинал, входя, так сказать, в проблему. – В лицо ты должен называть ее «миледи». А за ее спиной – как ее зовут, кстати?»

И тогда Томас Кромвель кивает на дверь, куда только что вышел разруганный в пух и прах отец той самой шлюхи, которая является дочерью рыцаря. Шлюху зовут Анна Болейн, a ее отца, сэра Томаса Болейна, кардинал только что смертельно оскорбил. Что же касается Анны Болейн, то Томас Кромвель для того и пришел, чтобы рассказать кардиналу Уолси о важнейшем обстоятельстве.

На нее обратил внимание сам король.

Глава 6
Леди Анна

I

Вообще-то Томас Кромвель, говоря о «…шлюхе, у которой отец – рыцарь…», несколько преуменьшил проблему. Он вполне мог сказать, что ее дядя – герцог, это было бы сильнее. Дело в том, что сэр Томас Болейн в молодые годы был хорош собой – и сумел жениться «вверх», взяв жену из рода, выше которого хватить было бы трудно. Его жена была дочерью 2-го герцога Норфолка – того самого, которого король так щедро наградил за победу над шотландцами, – и, следовательно, сестрой его наследника, Томаса Говарда, 3-го герцога Норфолка. Следовательно, дети четы Болейнов были в известной степени Говардами со всей полагающейся этому семейству аристократической спесью. Их так и воспитывали. Как уже говорилось – Томас Болейн был честолюбив и сумел устроить так, что его дочери, Мария и Анна, воспитание получили во Франции, при королевском дворе.

Мария в 1520 году вернулась в Англию, вышла замуж – и очень скоро стала любовницей короля Генриха.

Собственно, точно известно только это. Марии Болейн приписывалось несколько романов еще во Франции, и один из них – с самим королем Франциском Первым. По крайней мере он любил поговорить на эту тему и утверждал, что девицы более бесстыжей, чем Мария Болейн, у него в постели не бывало…

Однако что тут правда, а что сплетни и выдумки, выяснить невозможно. Про Марию Болейн мало что известно, даже ее возраст – и то неясен. Возможные даты ее рождения колеблются от 1499 и до 1508 года. Во всяком случае, замуж она вышла в 1520-м. Как ни странно, это не отменяет возможности того, что годом ее рождения все-таки был 1508-й. B те времена девушки, случалось, выходили замуж и в 12 лет – достаточно вспомнить леди Маргарет Бофорт, бабушку короля Генриха VIII.

У Марии Болейн было двое детей – и утверждалось, что один из них или даже оба рождены от короля. Однако она довольно быстро отступила в тень перед своей младшей сестрой, Анной. Она вернулась в Англию в 1522-м. Точь-в-точь как с Марией, ее возраст известен только гадательно – документов не сохранилось. Разные источники указывают разные годы – от 1501-го до 1507-го.

Наиболее вероятным считается все-таки 1507-й. То есть ей было примерно 19, когда она закрутила свой бурный роман с лордом Генри Перси, по поводу которого так гневался кардинал Уолси. Когда именно она приглянулась королю Генриху, непонятно. Первый раз он увидел ее в 1522-м, когда она вернулась из Франции. Он в нее влюбился. Если верить энциклопедии, то считается, что знаменитые «Зеленые рукава» («Grееnslееves») – посвящение влюбленного короля Генриха VIII своей будущей жене, леди Анне, положенное им на старинную мелодию. Как говорит энциклопедия:

«…Неизвестно, действительно ли эти строки сочинил Генрих VIII, но красивую легенду берегут, – и принято считать, что прекрасная незнакомка в зеленом платье и есть леди Анна Болейн…»

Текст баллады, если кому интересно, есть в Приложениях – а мы пока двинемся с нашей историей дальше.

II

Анна Болейн сводила мужчин с ума. Как она это делала – вопрос хрестоматийный, и ответ на него, пожалуй, столь же хрестоматиен. Все самым исчерпывающим образом обьясняет английское выражение «sex appeal», которое не имеет удачного русского эквивалента. «Призыв пола» – дословный перевод – совершенно не звучит, да и выглядит каким-то замшело-аптечным.

А в случае с Анной Болейн ни о какой замшелости и речи идти не могло.

Молодой придворный короля Генриха Томас Уайетт ухаживал за ней, рискуя жизнью – причем выражение это следует понимать не в фигуральном смысле, а совершенно буквально. Нрав Генриха VIII был уже известен, а влюбленный поэт, зная, что за Анной Болейн ухаживает король, писал даме своего сердца такие строки^[9]:

О своей госпоже, которую зовут Анной

 
Какое имя чуждо перемены,
Хоть наизнанку выверни его?
Все буквы в нем мучительно блаженны,
В нем – средоточье горя моего,
Страдание мое и торжество.
Пускай меня погубит это имя, —
Но нету в мире имени любимей.
 

Можно предположить, что она его ухаживания поощряла. Вот строчки из сонета, написанного им уже потом, когда все было кончено:

 
Хвала Фортуне, были времена
Иные: помню, после маскарада,
Еще от танцев разгорячена,
Под шорох с плеч скользнувшего наряда,
Она ко мне прильнула, как дриада,
И так, целуя тыщу раз подряд,
Шептала тихо: «Милый мой, ты рад?»
 

Доказать, что стихи посвящены именно Анне Болейн, я не могу, но она оставалась его любовью на всю жизнь, да и похоже все это на леди Анну. Лорд Перси, на которого она обратила внимание более серьезным образом, от любви к ней буквально спятил.

Так что чему ж удивляться, если Анной Болейн увлекся и король? Он сделал в ее сторону, что называется, «заход» – как правило, этого хватало с головой. И желание короля было законом, и сам он в свои 35 был завидным кавалером, высоким, сильным, с превосходным вкусом ко всякого рода светским забавам вроде музыки или маскарадов. Никаких проблем он не ожидал – в конце концов, Мария Болейн не больно-то и сопротивлялась, и они прекрасно проводили время вдвоем.

Но вот Анна Болейн своему государю в любви отказала. Ну, не следует понимать это так уж буквально. Она, разумеется, показала ему, что полна восхищения перед его талантами, перед его достижениями на турнирном поле, наконец – перед его высоким саном. Но вот спать с ним она отказалась – и ссылалась при этом на то, что он, упившись страстью, всегда оставляет своих подружек и стремится к чему-то новому. А ей не хочется быть оставленной. В общем, она отказывалась стать его любовницей – но, так уж и быть, соглашалась стать его женой-королевой.

А поскольку король был женат и королева у него уже была – требовалось как-то освободиться от уз брака.

И вот этим Великим Делом Генрих VIII и занялся со всей силой, отпущенной ему господом.

III

Так это и стало называться – Великое Дело Короля. Были нажаты все рычаги и задействованы все средства. Королеву Катерину самым настойчивым образом попросили признать всю ошибочность ее 18-летнего сожительства с ее супругом, который ей, как оказалось, вовсе не супруг, ибо не мог он вступить в брак с вдовой своего брата Артура. Была отрыта из архивов бумага, составленная в свое время, еще при Генрихе Седьмом, в которой юный принц Генрих выражал свои сомнения по поводу законности брака с принцессой Катериной. Конечно, сведущие люди прекрасно знали, что никаких сомнений у принца не было и быть не могло просто в силу его нежного возраста, а сама бумага была составлена юристами его батюшки как средство давления на испанцев в вопросах, связанных с приданым, – но куда там? Сейчас каждое лыко шло в строку, и любые бумажки шли в дело.

Наконец, был запрошен Святой Престол, давший когда-то разрешение на брак. Если решение было легко дано, то, наверное, столь же легко будет и развернуть это решение в противоположную сторону? Но нет, нет и нет… Ничего не получалось.

Обычно покорная воле мужа, королева Катерина сообщила ему, что готова повиноваться ему во всем, как доброй супруге и положено, но Господа она все-таки чтит выше мужа и что брак их заключен перед алтарем, и она своих брачных клятв не нарушит.

А Папа Римский Климент Седьмой, просвещенный понтифик, вполне понимающий и земные нужды своей многогрешной паствы, и государственные проблемы, связанные с отсутствием принца-наследника, и внимательный, как правило, к запросам влиятельных просителей, в данном случае почему-то уперся.

Почему Папа Римский уперся, в Лондоне было известно очень хорошо. Дело тут было в том, что в 1527 году случилось событие, потрясшее весь христианский мир: войска императора Карла Пятого взяли штурмом Рим и разграбили его. Сам папа сумел выкрутиться из беды, только уплатив чудовищный по величине выкуп в 400 тысяч дукатов золотом, и теперь являлся более или менее пленником императора.