Читать книгу «Морозные узоры. Стихотворения и письма» онлайн полностью📖 — Бориса Садовского — MyBook.
image

Самовар. Стихи 1913 г

 
У меня ли не жизнь? Чуть заря на стекле
Начинает лучами с морозом играть,
Самовар мой кипит на дубовом столе
И трещит моя печь, озаряя в угле
За цветной занавеской кровать!
 
Полонский

Издателю А. М. Кожебаткину

 
Я стихотворству, ты изданью
От юных лет обречены.
Мы водохлебы, по преданью
Нижегородской старины.
Струями волжской Ипокрены
Вспоили щедро нас Камены
И Мусагета водомет.
Теперь фонтан его поет
В лугах лазурной Альционы.
Заветы Пушкина храня,
Ты отблеск чтишь его огня
И красоты его законы;
За то тебе несу я в дар
Мой одинокий самовар.
 

Предисловие

Самовар в нашей жизни, бессознательно для нас самих, огромное занимает место. Как явление чисто русское, он вне понимания иностранцев. Русскому человеку в гуле и шепоте самовара чудятся с детства знакомые голоса: вздохи весеннего ветра, родимые песни матери, веселый призывный свист деревенской вьюги. Этих голосов в городском европейском кафе не слышно.

Человек, обладающий самоваром, уже не одинок. Ему есть с кем разделить время, от кого услышать добрый совет, близ кого отогреться сердцем. Двое собеседников в сообществе самовара теплей сближаются, понимают нежней друг друга. Целомудренная женщина подле самовара сразу овевается поэзией подлинного уюта и женственной чистоты. Сельскому жителю самовар несет возвышенный эллинский хмель, которого одичалый горожанин уже почти не знает.

И, конечно, не чай в собственном смысле рождает в нас вдохновенье; необходим тут именно самовар, медный, тульский, из которого пили отец и прадед; оттого скаредный буфетный подстаканник с кружком лимона так безотрадно-уныл и враждебен сердцу. Самовар живое разумное существо, одаренное волей; не отсюда ли явилась примета, что вой самовара неминуемо предсказывает беду?

Но всё это понятно лишь тем, кто сквозь преходящую оболочку внешних явлений умеет ощутить в себе вечное и иное. Потребно иметь в душе присутствие особой, так сказать, самоварной мистики, без которой сам по себе самовар, как таковой, окажется лишь металлическим сосудом определенной формы, способным, при нагревании его посредством горячих углей, доставить известное количество кипятку.

Б.С.

31 декабря 1913 г.

Владыкино

«Страшно жить без самовара…»

 
Страшно жить без самовара:
Жизнь пустая беспредельна,
Мир колышется бесцельно,
На душе тоска и мара.
 
 
Оставляю без сознанья
Бред любви и книжный ворох,
Слыша скатерти шуршанье,
Самовара воркованье,
Чаю всыпанного шорох.
 
 
Если б кончить с жизнью тяжкой
У родного самовара,
За фарфоровою чашкой,
Тихой смертью от угара!
 

Родительский самовар

 
Родился я в уездном городке.
Колокола вечерние гудели,
И ветер пел о бреде и тоске
В последний день на Масляной неделе.
 
 
Беспомощно и резко я кричал,
Водою теплой на весу обмытый,
Потом затих; лишь самовар журчал
У деревянного корыта.
 
 
Родился я в одиннадцатый день,
Как вещий Достоевский был схоронен.
В те времена над Русью встала тень
И был посев кровавый ей взборонен.
 
 
В те времена тяжелый гул стонал,
Клубились слухи смутные в столице,
И на Екатерининский канал
Уже готовились идти убийцы.
 
 
Должно быть, он, февральский этот зов,
Мне колыбель качнул крылом угрюмым,
Что отзвуки его на грани снов
Слились навеки с самоварным шумом.
 
 
Как уходящих ратей барабан,
Всё тише бьют меня мои мгновенья,
Но явственно сквозь вечный их туман
Предвечное мне слышится шипенье.
 
 
Всё так же мне о бытии пустом
Оно поет, а вещий Достоевский
Всё так же, руки уложив крестом,
Спит на кладбище Александро-Невском.
 

Студенческий самовар

 
Чужой и милый! Ты кипел недолго,
Из бака налитый слугою номерным,
Но я любил тебя как бы из чувства долга,
И ты мне сделался родным.
 
 
Вздыхали фонари на розовом Арбате,
Дымился древний звон, и гулкая метель
Напоминала мне о роковой утрате;
Ждала холодная постель.
 
 
С тобой дружил узор на ледяном окошке,
И как-то шли к тебе старинные часы,
Варенье из дому и в радужной обложке
Новорожденные «Весы».
 
 
Ты вызывал стихи, и странные рыданья,
Неразрешенные, вскипали невзначай,
Но остывала грудь в напрасном ожиданье,
Как остывал в стакане чай.
 
 
Те дни изношены, как синяя фуражка,
Но всё еще поет в окне моем метель,
По-прежнему я жду; как прежде, сердцу тяжко
И холодна моя постель.
 

Самовар в Москве

 
Люблю я вечером, как смолкнет говор птичий,
Порою майскою под монастырь Девичий
Отправиться и там, вдоль смертного пути,
Жилища вечные неслышно обойти.
 
 
Вблизи монастыря есть домик трех-оконный,
Где старый холостяк, в прошедшее влюбленный,
Иконы древние развесил на стенах,
Где прячутся бюро старинные в углах.
Среди вещей и книг, разбросанных не втуне,
Чернеются холсты Егорова и Бруни,
Там столик мраморный, там люстра, там комод.
 
 
Бывало, самовар с вечерен запоет
И начинаются за чашкой разговоры
Про годы прежние, про древние уборы,
О благолепии и редкости икон,
О славе родины, промчавшейся, как сон,
О дивном Пушкине, о грозном Николае.
 
 
В курантах часовых, в трещотках, в дальнем лае
Мерещится тогда дыханье старины
И воскрешает всё, чем комнаты полны.
В картинах, в грудах книг шевелятся их души.
Вот маска Гоголя насторожила уши,
Вот ожил на стене Кипренского портрет,
Нахмурился Толстой и улыбнулся Фет.
 
 
И сладостно ловить над пылью кабинетной
Былого тайный вздох и отзвук незаметный.
 

Самовар в Петербурге

 
О, Петербург, о, город чародейный!
Я полюбил тебя, фантом туманный,
Огни витрин и окон блеск обманный,
И сырость вод, и Невский, и Литейный.
С тобой, обманщик призрачный и странный,
Я полюбил уют мой бессемейный.
 
 
Здесь чувствуешь себя нечеловеком,
Здесь явь как сон, действительность как сказка,
И вот уж не лицо на мне, а маска,
И всем я равен, принцам и калекам,
И льнет беспечность легкая, как ласка,
Как поцелуй, к моим тяжелым векам.
 
 
Здесь после дня, прошедшего без меты,
Как на экране кинемо-театра,
Развинченной походкой па-де-катра
Бреду по Невскому, купив газеты,
С коробкой карамели «Клеопатра»,
И сладки мне душистые конфеты.
 
 
А дома самовар из красной меди,
С соленым маслом, с маковой подковкой.
Быть может, гостья с римскою головкой,
Холодная и строгая, как леди?
Нет никого. Вздыхаю над «Биржевкой»,
Томлюсь в вечернем петербургском бреде.
 

В санатории

 
Седых ветвей подборы,
Сорочьих лап узоры
На голубом снегу
В тиши чужой деревни,
Как в келье инок древний,
Я сердце берегу
 
 
Гуляю по дороге
Без дум и без тревоги.
Указан срок минут.
И тяжкий отдых сладок.
Без мыслей, без загадок
Пустые дни идут.
 
 
За мной дымятся трубы.
Там город, черный латник,
Грозит земле родной,
Там оскверняет губы
Красавице развратник
В постели площадной.
 
 
Вернувшись в дом постылый,
Гость, чуждый и немилый,
В окне зари пожар
Слежу я равнодушно,
И никелевый скучный
Не дышит самовар.
 
 
Но визг стрелы, сурово
Пропевшей об отмщенье,
Не трогает судьбу:
Развратник ищет снова
Ночного приключенья,
Красавица – в гробу.
 

Умной женщине

 
Не говори мне о Шекспире.
Я верю: у тебя талант,
И ты на умственном турнире
Искуснее самой Жорж Занд.
 
 
Но красотой родной и новой
Передо мной ты расцвела,
Когда остались мы в столовой
Вдвоем у чайного стола.
 
 
И в первый раз за самоваром
Тебя узнал и понял я.
Как в чайник длительным ударом
Звенела и лилась струя!
 
 
С какою лаской бестревожной
Ты поворачивала кран,
С какой улыбкой осторожной
Передавала мне стакан!
 
 
От нежных плеч, от милой шеи
Дышало счастьем и теплом:
Над ними ангел, тихо рея,
Влюбленным трепетал крылом.
 
 
О, если б, покорившись чарам,
Забыв о книгах невзначай,
Ты здесь, за этим самоваром,
Мне вечно наливала чай!
 

Монастырские мечты

 
Когда засеребрится
Туманом борода
И в вечность загорится
Предсмертная звезда,
Тогда зарей вечерней
В душе всплывает Бог
И дышится размерней
Под колокольный вздох.
 
 
О, тихая обитель!
О, звон монастыря!
Веди меня, Хранитель,
К ступеням алтаря!
Там будет жизнь легка мне,
Где благовест дрожит,
И гробовые камни
Ограда сторожит.
 
 
Сойду ли в лес, что вырос
Над городом гробов,
Взойду ль на синий клирос
В стенании псалмов,
Свечу ль пред Чудотворной
Дрожащую зажгу,
Я, грустный и покорный,
Молиться не могу.
 
 
Когда ж часы-кукушка
Пробьют восьмой удар
И принесет мне служка
Шумящий самовар,
Присев к родному чаю,
Молитву сотворю
И сердцем повстречаю
Бессмертную зарю.
 
 
Тогда в тиши счастливой,
Под схимою росы,
В молитве торопливо
Задвижутся часы,
И будет ночь легка мне,
Пока белеет ширь
И задевает камни
Крылами нетопырь.
 

Новогодний самовар

 
В мире сказочного гула
Пара мерные струи.
Льдом зеркальным затянуло
Окна синие мои.
 
 
Чай с вареньем пьется сладко,
Книга ровно шелестит.
Не заправлена лампадка:
Богородица простит.
 
 
Вижу: лапы белых елей
Кротко смотрятся в окно,
За окном былых метелей
Серебрится полотно.
 
 
Стихло сердце. Только горы
Голубого хрусталя
Рядит в звездные узоры
Отрешенная земля.
 
 
Я забылся, я спокоен.
Всё узоры, гул и пар.
В Новый Год, как отрок строен,
Закипай, мой самовар!
 

Разочарование

 
Полдневный зной настал. Дорога нелегка.
Несу с усилием слабеющее тело,
Как будто голову мне давят облака,
Как будто подо мной земля отяготела.
 
 
По листьям золотым отцветшая весна
К долине сумрачной низводит путь отлогий.
Иду, и ни любовь, ни радости вина
Не озаряют дум божественной тревогой.
 
 
Любить? Но женщины ничтожны, как цветы,
А наслаждение напрасной длится мукой:
В чужих объятиях мгновения пусты,
Взлелеянные холодом и скукой.
 
 
На книги ли взгляну: как скучные пески,
Пыль библиотеки, иссохшее болото,
Где мысли старые кричат, как кулики,
Но валится ружье и тяжела охота.
 
 
Перегорев душой, я время провожу
В уютной праздности; ни весел, ни печален,
В пустыне легких дней, как ветер, я брожу,
Стучась под окнами чужих счастливых спален.
 
 
Мой идеал покой. О, если б я встречал
Все ночи в комнате, лазоревой и мирной,
Где б вечно на столе томился и журчал
На львиных лапках самовар ампирный!
 

Полдень 1905-1914

Природа

На мельнице

1. «Лесная мельница меня…»
 
Лесная мельница меня
Встречает говором колесным
И манит в бор, к рассвету дня,
К золото-синим душным соснам.
 
 
Дышу в глубокой тишине.
Пусть быстролетно время мчалось,
Мой детский сон кивает мне:
Здесь всё по-прежнему осталось.
 
 
И через двадцать долгих лет,
Как через два коротких года,
Здесь те же птицы, и рассвет,
И та же вечная природа.
 
 
Всё те же отклики в лугах,
Всё те же ветхие строенья,
И речка в тех же берегах
Смыкает блещущие звенья.