– Максим Сергеевич, ничего не получается. Мы не можем к ней подойти, а бить не хочется, – Надя, крупная бурятка, с надеждой смотрела на него, пряча большие сильные руки в карманах халата.
– Все получится, не переживай, – он улыбнулся медсестре, проверяя шприцы на подносе. – Я скажу, когда надо.
– Хорошо, я все поняла. Вы с ней осторожнее. По-моему она боится.
Он кивнул и вошел в обсерватор, медсестра зашла следом, закрыв дверь. Женщина забилась в угол, накрывшись простыней с головой. Она изредка выглядывала, смотря куда-то вверх, и кричала от ужаса, пытаясь вжаться в угол так, чтобы исчезнуть. Максим Сергеевич проследил ее взгляд, но на потолке ничего особенного не было, только висела камера в противоположном от нее углу.
– Так, попробуем, – он вышел и вскоре вернулся со стулом. Взяв наволочку с пола, видимо, больная не только смогла самостоятельно справиться с ремнями, но и что-то искала в постели, он накрыл камеру. Как шутили медсестры, он мог без стремянки менять любые лампочки. Вспомнилась ночь, любящие глаза Альбины, ее расстроенное и злящееся лицо, когда он утром собирался в больницу. Она никак не могла понять, почему он должен бросать их в свой выходной, почему без него не справятся, почему больные важнее семьи. Он много раз говорил ей, что больные очень несчастные люди, и ей стоит бросить свою контору и устроиться к ним юристом, вакансия не закрывалась вот уже много-много лет, молодые девушки после ВУЗа не выдерживали, готовясь стать клиентами отделения неврозов.
– Маргарита Евгеньевна, успокойтесь, – он сел на корточки рядом с женщиной, слегка коснувшись простыни. Она дернулась и, приоткрыв угол простыни, посмотрела на него. – Хорошо, Рита. Так лучше? У нас выздоравливающих принято называть по имени отчеству, но ради вас. А, опять не угадал. Хорошо, ради тебя я пойду на нарушение нашего строгого регламента.
Рита приоткрыла простынь и дернулась лицом, пытаясь улыбнуться. Она увидела камеру, накрытую наволочкой, и страшно закричала, став биться головой об стену.
Он оттащил ее от стены с большим трудом. Рита кричала, извергая из себя холодящий кровь низкий утробный звук, словно огромного зверя убивают, режут на части и жрут одновременно.
– Надя, освободи кладовую. Немедленно, попроси Марину! – Приказал он, с трудом удерживая бьющуюся женщину. Сейчас она была почти сильнее его, а Миша, как назло, был на выезде. Получив от нее по лицу кулаком, Максим Сергеевич перестал церемониться и сильно сжал ее, так что хрустнули кости, а женщина закричала от боли, но успокоилась, резко обмякнув в его руках. Она провалилась в обморок и обмочилась. Не злость или брезгливость перед человеческой слабостью овладели им, а жалость. Она слишком слаба, чтобы справиться самой с этим кошмаром, что поселился внутри нее. Поднимаясь и беря ее на руки, он вдруг понял, что постарел. Раньше эта нагрузка не была для него чрезмерной, а сейчас спина отозвалась болью, голова закружилась.
– Все готово! Мы и каталку поставили, там ремни крепче, – Надя с тревогой и искренней заботой смотрела на Риту. – Бедная, ее так с пяти утра ломает. Мы все боялись вам звонить, а дежурная ничего не хотела делать. Она думает, что само пройдет, перебесится. Вы идите, я здесь все уберу, а там Марина ждет.
Он кивнул и пошел, как ему казалось, слишком медленно. В кладовой было убрано, и куда медсестры смогли за несколько минут убрать весь хлам и даже пол вымыть. В очередной раз он подумал, как же ему повезло с коллективом, с друзьями, готовыми работать сверх смены, неравнодушные. Не все, конечно, но и без них нельзя. Таких врачей он обычно отправлял разбираться с родственниками и другими претензиями, а также обрабатывать ипохондриков.
– Ничего-ничего, моя хорошая. Все прошло, правда же? – Марина ласково расправляла больничную пижаму на Рите, находившейся в полусне, ища глазами кого-то, протягивая слабую руку перед собой. – Максим Сергеевич, вы ее рыцарь. Подержите нашу красавицу за белу ручку, а я пока укольчик сделаю. Всего один, обещаю. Будет совсем не больно.
Он взял ее руку, сильные пальцы сжали его ладонь. Рита напряглась и открыла глаза, заставляя себя посмотреть на потолок.
– Здесь нет камер – это кладовка. Ты будешь пока жить здесь. Ничего не бойся, за тобой будут следить только наши хорошие медсестры и я.
Рита прошептала «Спасибо» и закрыла глаза, проваливаясь в сон. Она и не заметила, как Марина сделала ей укол.
– Как проснется, попробуйте отвести ее в душ. Надо что-то с туалетом делать, но в коридор пускать ее нельзя, там везде камеры. Она их боится.
– Господи, что же с ней такого сделали, – покачала головой Марина и задумалась. – У меня остались еще маски на глаза, невестка подарила, чтобы морщин стало меньше. Не надо так хмуриться, будто бы вы не знаете батарею кремов вашей супруги.
– Я в ванной не помещаюсь из-за нее.
– Ой, ну и шутник же вы, – Марина по-доброму похлопала его по плечу и посмотрела на брюки. – И на вас попало. Ничего, отстираем. У вас же сменка есть?
– Все есть, я домой заберу. Маска хорошая идея. Назначения я поправлю, немного усилю дозу. Нет, ненамного. Она должна сама все делать, иначе мы никуда не продвинемся. Марина Игоревна, последите за ней. Вечером я приеду, передам ночной смене.
– Да не надо. Я на вторую остаюсь. Дома скучно, внука в Турцию увезли. Я лучше тут побуду.
– Хорошо, но завтра утром чтобы я вас тут не видел. Мне еще смертей на трудовом посту не хватало.
– И не увидите, вас же тоже здесь не должно быть до понедельника, а, Максим Сергеевич? – она ехидно посмотрела на зам. зав. отделения. – То-то.
—\
От кого: Владимир Семенов
Дата: 09 ноября 2022 00:55
Кому: Margor Ita
Тема: запри дверь и никого не пускай
«Здравствуй, Рита!
Прости, не мог долго написать, точнее прочитать. Вот уже и слова путаются. Не было связи, вышка сгорела. Сидели в тайге у карьера и пили. Не удивляйся, без алкоголя там никак. Грешен, тоже пью.
Не переживай, алкашом еще не стал. И ты не становись!
Меня очень встревожило твое письмо. Жаль, что не могу быть рядом и надавать тебе по щекам – ты это заслужила, сама же понимаешь. Прости, если слишком резко пишу, но ты скатилась вниз. Перечитай то, что написала, и увидишь сама.
Знаю, что ты это понимаешь. Обещаю, как приеду, найду тебя. Хватит уже играть в «одиночество в сети». Я не строю планов, просто хочу вытащить тебя из этого. Бросай их всех, смени замки, а лучше уезжай на время куда-нибудь. Если захочешь, я увезу тебя в такой медвежий угол, что там тебя никто не найдет, заодно мозги на место встанут.
И главное – это не конец света. Ты просишь прислать рассказ в тему, но вот точно по теме у меня нет. Но есть другой. Не знаю, понравится ли он тебе, но посмотри на себя не со стороны, а с другого ракурса. Не знаю, как сказать, ты будешь смеяться, но я не знаю, как сказать.
Наверно, так: дело не в надежде, а в желании. Надежда портит жизнь, ослабляет, и пора начать двигаться, выбираться.
Крепко тебя обнимаю и целую, родная :)
Уже вижу, как ты кипишь от злости! Вот и кипи, родная – буду тебя так называть, пока ты не придешь в себя!
P.S.
Я очень волнуюсь за тебя, не наделай глупостей. Скоро вернусь, и мы все решим. Тебе нужен кто-то, кто пнет тебя».
– Ты же не любишь детей, – он пристально посмотрел в лицо той, что по закону называлась его супругой или владелец первого уровня кредитной очереди. Она была безупречна во всем, что требовало общество: вырезанная из цельного куска белого мыла, фигура, достойная резца великих скульпторов древности, как все гомосексуалы, они понимали толк в женской красоте, черные прямые волосы, без лишних укладок или сложной челки, в моде была простота «аля рус», с соответствующими нарядами, которые стоили безумных денег. Все портили высокие каблуки, опять восставшие из затхлых склепов в зените безудержной моды.
– Все придут с франшизами, а мы опять одни будем, кто ни с чем, – фыркнула она и встала у огромного зеркала. Зеркало тут же предложило ей новый лук, в правом углу объясняя, какие тени взять и как верно нанести тонкий слой едко-зеленого блеска.
– Я думаю, что это плохая идея.
– А мне плевать, что ты думаешь. Это мой праздник! – зло прошипела она и пошла к выходу. Дверь дома заранее отворилась, впуская в дом свежий летний ветер с запахом настоящих цветов и сырой земли. Она поморщилась, но промолчала. В чем-то она должна уступать, так гласило правило жизни, которое она всосала с молоком кормящего автомата. – Я ушла, выбери сам, только чтобы они были на нас похожи.
Дверь закрылась, робот-охранник вздохнул писком отработанной команды. Он посмотрел на дверь и кивнул в камеру, техника в доме понимала его гораздо лучше, чем близкие. И кто их так назвал, близкие? Кто для него была эта женщина, кроме как живая кукла, которую одевали, кормили, выгуливали и трахали, а кто для него были «родители», этот термин так и не ушел из свода законов, сохранение традиций и культурного нарратива, не более, вот только внутри пустота – эти слова уже ничего ни для кого не значили.
Он открыл настежь окно, кондиционер выключился, и в зале запахло летом. Он не забывал этот запах никогда, запах его первого настоящего лета, когда он стал свободным, как ему казалось, когда его забрали «родители» из Комбината, повинуясь тогдашней моде на полные семьи. Надев очки, он стал листать каталог франшиз, которые предлагали ближайшие Комбинаты, ехать далеко за экзотикой было уже немодно, нужны были близкие по крови, хотя бы по разрезу глаз.
Он листал долго, не находя в идеальных кукольных девочках и мальчиках ничего, что искал. Он пока не мог понять, что на самом деле ищет, и листал дальше, в самый конец списка, где обычно находились аутсайдеры, франшизы с низким рейтингом. Здесь редко кто бывал, поэтому система три раза интересовалась, не ошибся ли он, не надо ли его вернуть в топ-100.
Выбирая игрушку на вечер, он и не заметил, сколько прошло времени. Перебирая тысячи портфолио, он нашел тех кого искал. Девочка была старше, он так и хотел, чтобы дочь была старшая. Она была похожа на него, такие же непослушные кудрявые рыжие волосы, веснушки на пол-лица и гордый взгляд, с затаенным вызовом. Нос был как у супруги, ровный и красивый, не его, большой и с горбинкой. Мальчик был на три года младше, всего пять лет, веселый, улыбка до ушей, темно-рыжие волосы и большой нос с горбинкой. И он сделал заказ и сразу оплатил, чтобы супруга не смогла отменить сделку и выбрать другую франшизу.
Лиза сидела за рабочим столом и внимательно читала. Уроки давно закончились, но идти играть в каменном дворе она не хотела. Ей не нравились искусственные трава и деревья, особенно после того, как их сводили на экскурсию в ботанический сад, ей захотелось там остаться навсегда, стать кустом или цветком, лишь бы не возвращаться обратно. Она читала про растения, далеко вперед уходя по курсу, система не препятствовала этому, наоборот, поощряла, добавляя малые доли к рейтингу, формируя будущий профиль взрослого. Лиза знала, что ее судьбу решит компьютер, поэтому решила делать только то, что ей интересно, не пытаться подыграть компьютеру. Она не могла знать, как это работает, но внутренне понимала, что этого и не знают учителя-наблюдатели, ходившие за ними постоянно.
– Лиза, у тебя завтра праздник, – сказала учитель-наблюдатель, входя в пустой класс. Увидев удивленное лицо девочки, она усмехнулась. – Тебя выбрали, представляешь?
– Это ошибка, – без сомнения ответила девочка, с тоской смотря на гаснущий экран рабочего стола, система верно определила, что учиться ей не дадут, и сохраняла сессию.
– Я тоже так думаю, но заказ оплачен. Если ты все испортишь, и нам понизят рейтинг, то тебя ждут большие неприятности. Ты на полгода будешь лишена экскурсий, а в ботанический сад и музеи больше никогда не пойдешь. Ты меня поняла?
– Да, я все сделаю, как надо, – Лиза сглотнула горькую слезу.
– И чтобы не лезла ни к кому с вопросами. Ты знаешь, в чем твоя задача, отработаешь, тогда получишь вознаграждение.
– Я все сделаю, как надо.
На следующий день за девочкой приехала большая белая машина, она такие видела только в учебных фильмах про прошлое столетие. Автомобиль был стилизован под начало индустриального века, роскошный, с широкими отливами боков и натертым до болезненного блеска хромом. Лиза боязливо села, дверь учтиво открыл высокий молчаливый мужчина в черном костюме и черной маске, власти объявили оранжевый уровень эпидемиологической опасности, поэтому все служащие и обслуживающие должны были носить маски. Детей в Комбинате постоянно тестировали, изолируя при первых проявлениях насморка. Лиза, в отличие от других, не сопротивлялась, тогда к ней никто не приставал, и она могла спокойно изучать все, что хотела.
В машине сидел заплаканный малыш в матросском костюме, стилизованном под французских моряков доиндустриальной эры. Мальчик тер кулачками глаза и размазывал сопли по мордашке.
– Не плачь, не надо бояться. Они тебе ничего не сделают. Я тебе помогу. Меня зовут Лиза, а как тебя? – девочка вытирала его слезы белоснежным платком с золотой вышивкой, который она должна была демонстрировать, но ни в коем случае не использовать. Лизе было все равно, она об этом даже не думала.
– Динар, – прохныкал мальчик и прижался к ней, обхватив шею тонкими, но крепкими ручками.
– У нас есть немного времени, – сказал водитель. – Мы можем заехать в парк и немного погулять, если вы не будете убегать.
– Спасибо, мы не убежим! – обрадовалась Лиза.
Он не обманул, привез в парк, подальше от гуляющих взрослых, чтобы не привлекать внимания. По правилам для франшиз они не должны были свободно гулять по улицам, только в присутствии учителя-воспитателя. Дети покатались на карусели, водитель крутил сильно, так что дух захватывало. А потом раскачал их на ватрушке, Динар держался за Лизу, а она за него, чтобы не вылететь и не улететь. Когда ватрушка взлетала в высшую точку, они видели в глазах друг друга этот страх и любопытство, а как это будет, если полететь?
К особняку они приехали веселые, румяные и немного счастливые. Оставалось отработать вечер и часть ночи, но свою долю праздника они получили. Лиза договорилась с Динаром, что он будет ее слушаться, мальчик не возражал, он не хотел отходить от нее, часто прижимался, как ласковый котик, и у Лизы набухали слезы на глазах. Она заметила, что водитель, глядя на них, часто трет переносицу и трет глаза, а когда он наклонился, чтобы поправить Динару матросскую шапочку, выровнять помпон, Лиза заметила на его шее небольшую татуировку, как и у нее и Динара, сзади, у основания шеи.
Их привезли до прихода гостей. Красивая холодная женщина инструктировала Лизу, как старшую, что и как она должна делать, чтобы она и мальчик называли ее и высокого рыжего мужчину мамой и папой, а, главное, чтобы играли в умные настольные игры и не баловались, тем более, не бегали по дому. Лиза кивала и запоминала, она уже знала, чем займет Динара и чем займется сама. На игровом столе была настольная игра «Наш лес». Она устроит Динару настоящую прогулку по волшебному лесу. Когда вырастет, она совершит ее по-настоящему, найдет Динара, и они вместе туда сходят, а, может, там и останутся жить.
Пока Лиза мечтала, стали приходить гости. Она умело отыгрывала роль, Динар повторял за ней, но было видно, что он делает это с трудом. Мальчик хотел убежать и спрятаться от всех этих улыбающихся равнодушных лиц, сбежать от других франшиз, опытных и умелых кукол, напоминавших продвинутых фарфоровых роботов. Дети, как и было положено, играли вместе первое время, для услады взрослых. К ним то и дело подходили «мамы», спрашивали, подружились ли они, хотят ли они еще поесть или, может, пора подавать мороженое. Взрослые женщины упивались своей ролью, расчесывая до острого возбуждения древний материнский инстинкт, шепча своим супругам о том, как они хотят сегодня ночью и с кем. Мужчины улыбались и кивали в знак согласия, слишком открыто поглаживая своих спутниц и их подруг.
Эта игра продолжалась очень долго. Уже стемнело, и дети устали. Даже самые опытные клевали носом, резко просыпались и делали искусственное милое лицо – все знали, что от отзывов зависит их рейтинг. Динар дремал у нее на коленях, а Лиза читала большую живую книжку, напечатанную на настоящей пластиковой бумаге, о животных и растениях индустриальной эры. Она видела, как «папа», задумчивый рыжий мужчина, увидел ее интерес к игре «Наш лес», и положил ей эту книгу на стол, незаметно, так, чтобы никто не видел. Он вообще весь вечер был в стороне, часто смотрел в окно, не притронувшись к еде.
Наконец, гости стали расходиться по комнатам, и дом затих. У окна остался стоять хозяин дома, в отражении стекол следя за детским уголком. Хозяйка больше часа назад покинула гостей, уйдя в обнимку с одной девушкой, свободной претенденткой, еще не определившейся с супругом, которых на вечере было три.
Детей уложили спать в большой гостевой комнате. Лиза и Динар, немного поспавший, не могли уснуть. Они так и сидели на кровати в одежде и слушали, как шелестит листва за окном. Там были деревья, живые, не те роботизированные макеты, что стояли повсюду.
– Не спите? – спросил рыжий мужчина, садясь с ними рядом. Он тоже прислушался к ветру и листве, улыбнулся и предложил. – Хотите, я вам покажу звезды?
– Да, – прошептала Лиза, а Динар закивал, зажав ручками рот, показывая, что он будет молчать.
Они вышли во двор, где их уже ждал водитель. Он был без маски, гостей рядом не было, а хозяин дома не боялся заразиться. Водитель уже поставил на яркой от цветов зеленой лужайке большие матерчатые качели, на которых можно было бы сесть всем сразу, а, при желании, и поспать.
– А как вас зовут? – спросила Лиза и чуть не разрыдалась, она совсем забыла, что задала запрещенный вопрос. Теперь ее точно накажут.
– Олег. Не бойся, я никому не скажу. А этого молчаливого мужчину зовут Андрей, – он кивнул водителю, тот улыбнулся в ответ, с грустью посмотрев на детей.
Лиза и Динар сели, ткань даже не прогнулась. Было очень удобно, ветер раздувал платье, и Лиза скоро стала подмерзать. Динар прижимался к ней и во все глаза смотрел на звезды. Водитель Андрей принес пледы и укрыл детей, а Олег вернулся из дома и принес им по кружке с органическим какао, не той сублимационной каше, что разводили в Комбинате, от того какао была изжога и оно пахло как в санузле после приборки. Олег сел рядом с Динаром, похлопав мальчика по плечу. Динар хохотнул и крепче прижался к Лизе, игриво посматривая на Олега.
– Андрей, и ты садись. Или тебе тоже какао принести? – Олег подмигнул водителю, тот усмехнулся и аккуратно, чтобы не касаться девочки, сел рядом.
Олег рассказывал про звезды. Он показывал на небо, чертил руками замысловатые фигуры, рассказывая о том, как древние люди видели это небо, когда они еще не знали, что звезды очень далеко, и жизни человека не хватит, чтобы долететь до них. Дети слушали, Динар открыл рот от удивления, перестал бояться и уже прижимался к руке Олега. А Лиза думала, мечтала.
– О чем ты мечтаешь, Лиза? – спросил Олег. Она вздрогнула, учителя-наблюдатели говорили, что заказчики никогда не запоминают имена франшиз.
– Я хочу полететь к звездам.
– Но ты же не сможешь до них долететь. Жизнь человека слишком коротка для таких путешествий, – Олег внимательно посмотрел ей в глаза .
– А это неважно – я буду свободна в этом полете, навсегда! – восторженно прошептала девочка и спрятала глаза.
О проекте
О подписке