Тем не менее, этот выстрел своё дело сделал; из-под песка рывком вынырнула почти чёрная, клыкастая голова сколопендры. И вынырнула она именно оттуда, куда выстрелила женщина. Тут бы инженеру себя и показать, убить тварь первым же выстрелом, ведь она извивается в пыли всего в десяти метрах от него, но он позорно мажет, стреляя зачем-то жаканом. Ну, не то чтобы совсем мажет, тяжёлая железная пуля чуть задевает хвост животного, но не так, как нужно, приходится тратить ещё и патрон картечи. Тут он уже не промахивается. Ещё бы он картечью да с десяти метров промахнулся. Совсем был бы позор. Картечь сколопендру убивает, а пока её кислота вытекает на песок, он быстро меняет гильзы в обрезе. А женщина спускается с бархана и идет к нему, стягивая респиратор с лица, а на подбородке родинка.

– Серая…

– Что? – не понимает инженер. Он узнаёт женщину.

– Сколопендра серая, они самые хитрые изо всех, – продолжает она, подходя к нему, – закапываются, а после ещё в песке шевелятся и шевелятся, и так проползают под песком ещё метров пять-шесть.

– А, – понимает он, смотрит на убитую сколопендру, она и вправду серая, а не прозрачно-жёлтая, как другие. – А вас, кажется, Самара зовут?

– Что? – она снимает очки, смотрит на него изучающе и говорит таким тоном, словно подначивает. – Запомнил моё имя, инженер?

– Запомнил, – соглашается Горохов. – Как не запомнить? А вы здесь что делаете?

Она лезет за спину и из мешка вытаскивает крупного, тяжёлого козодоя:

– Вот, с утра тут за ним бегала, искала, где отсиживается. Ещё вчера его приметила, только сегодня добыла, а тут слышу мотоцикл, думаю, дай взгляну, кто по нашим кочевьям таскается, – объясняет женщина.

Она говорит это спокойно, уверенно. «Добыла», «наше кочевье», всё это в её устах, её тоне звучит естественно, этакая хозяйка окрестных степей. А ещё женщина, кажется, гордится своей добычей. Ну а как не гордиться, козодой – птица вовсе не редкая, но вот добыть её непросто из-за её удивительной осторожности.

Пока добудешь – побегаешь по пескам, намаешься.

– А ты что тут делаешь, инженер? – продолжает Самара.

– Да так, смотрел кое-что, считал.

– Слыхала, атаман говорил, что ты тут воду собираешься искать.

– Да возможно, что уже нашёл, будем бурить и узнаем наверняка.

– Значит, люди городские приедут? – спрашивает женщина и, судя по тону, её это заинтересовало.

– Да, приедет пара человек, будем вышку ставить.

– Значит, надо сколопендр перебить будет, – говорит она, чуть подумав, – иначе пожгут тебе твоих городских.

– Обязательно. Как с измерениями закончу, так возьмусь.

– А хочешь, я тебе помогу? – спрашивает Самара. – Наши сколопендры вашим северным не чета, ты наших ещё не знаешь. А я с ними с детства знакома. Да и сыну моему младшему год назад одна такая ногу обожгла, у меня теперь к ним свой счёт. Хочешь, возьмусь за них?

Она права, Горохов ещё никогда не видел таких серых сколопендр… Но ему не хотелось бы… ну, чтобы женщина ему помогала; во-первых, это как-то неправильно, охота – дело мужское, а во-вторых, это может негативно сказаться на его отношениях с местными казаками. Скажут, приехал землю нашу сверлить, ещё и баб наших охмуряет. Атаман, кажется, упоминал, что она мужа ищет, но, скорее всего, у неё и в её коше есть поклонники, всё-таки баба молодая и привлекательная. Поэтому нет, он переводит разговор:

– Значит, у вас дети есть?

– Двое, – отвечает она сразу и договаривает, чтобы вопросов не было, – и мужей было двое.

Теперь всё, кажется, прояснялось.

– А мужья погибли?

– Погибли, – почти с гордостью говорит она, – один, любимый мой муж, первый, в погоне за даргами в степи сгинул пять лет назад, а второй два года назад погиб, мы тогда с ватагой Васятки Бельского за Сухие колодцы сцепились, тогда много наших казаков полегло.

– Ясно, – говорит инженер, – соболезную.

– А не нужно мне соболезновать, – отвечает ему женщина едва не с вызовом, – не убогая я, детей родила здоровых и крепких, ты лучше приходи ко мне пекло переждать. Через два часа жарить начнёт, а я к тому времени птицу приготовлю, запеку на камнях с луком, со сладким кактусом, у меня и водка есть из синего кактуса, сама гнала. Придёшь?

«Сдаётся мне, ты тут не случайно появилась, – Горохов прикидывает, думает, как лучше ей отказать. – Нет, бабёнка хоть и недурна собой, но у неё отцы, братья, дядья, будут ещё претензии предъявлять, кто их знает, какие там у них правила, или атаману ещё не понравится, нет, так рисковать никак нельзя, в общем, делу такие «гости» никак не поспособствуют, нет, никаких «гостей».

– Извините, птица эта, конечно, на удивление вкусная, но у меня совсем нет времени, мне ещё многое нужно сделать, – наконец произносит инженер, надеясь, что разговор закончен.

А женщина вдруг засмеялась:

– Инженер, да ты, что, испугался, что ли?

Но смех её был не очень весёлый, и в нём слышались нотки презрения.

Горохова, может, это чуть и задело, но менять своего решения он не собирался, а наоборот, ещё больше захотел всё это прекратить, инженер достаёт сигареты, закуривает и говорит:

– Да, испугался малость.

Она смотрит на него удивлённо, видно, здесь, в степи, в её окружении, в её коше мужчины никогда не признавались в том, что напуганы женщиной, смотрит на него и спрашивает:

– И что, и со сколопендрами тебе не помогать, что ли?

– Если мне понадобится ваша помощь, я обязательно вам сообщу, – отвечает он, чуть улыбаясь.

– Странный ты какой-то, – говорит Самара холодно.

– Ну… не без этого, – соглашается Горохов и усмехается, стряхивая пепел с сигареты, кажется, ему теперь уже нравилось её злить.

– А может, ты того… больной…, – говорит она с явным желанием его зацепить.

– А может, и больной, – теперь он уже смеётся, не стесняясь.

Она поворачивается резко и идёт на север, поправляя мешок за спиной, а он стреляет окурком в бархан и продолжает улыбаться. Шла-шла, да и обернулась посмотреть на него, а сама, видно сразу, злая, а он улыбается и машет ей рукой: счастливо!

Впрочем, может, и зря он отказался, до стойбища тут рукой подать, а до Полазны двадцать два километра, а пекло опять будет такое, что лучше с солнца куда-нибудь убраться. Ладно, об этом он будет думать через часик, а пока ему ещё нужно кое-что померить, а заодно посчитать координаты первой возможной скважины.

А эта Самара была права насчёт сколопендр. Пока инженер колдовал с картой и геодезическим инструментом, и часа не прошло, как он опять набрёл на след этого паскудного животного.

Горохов выследил её и попытался убить, он даже учёл урок, что преподнесла ему женщина, но после первого выстрела сколопендра оказалась не там, куда он стрелял. Извивающаяся тварь вылетела вместе с фонтаном песка всего в пяти метрах от него. И второй выстрел ему пришлось делать впопыхах. И, конечно, он промахнулся. Пришлось потратить два револьверных патрона, чтобы утихомирить её. Да, к этим серым сколопендрам нужно было ещё приноровиться. Больше в это утро инженер ничего уже сделать не успел, температура уверено ползла к пятидесяти. А так как он отказался от приглашения казачки, то чтобы не пересиживать полуденное пекло в пустыне, он решил вернуться в гостиницу, к воде и кондиционерам.

Там, у себя в номере, он ещё раз посмотрел карту и пришёл к выводу, что его карта мало чем отличается от той, которую он купил у старого геодезиста. Да, барханы, ветры, конечно, меняли ландшафт, но не саму местность. Сама низина и камни, что были южнее неё, никак не изменились. Он был уверен, что и вода, о которой рассказывал ему старый геодезист, находится всё там же. Заказав обед, Горохов провалялся до пяти часов на кровати, и лишь когда жара стала спадать, он поехал и дальше знакомиться с городом. На сей раз он хотел объехать окрестности. Взял мотоцикл, снял с него канистры с водой и топливом, но перед тем, как спуститься в гараж, остановился у двери. Карта, которую он составил, которая была почти закончена, лежала на столе. Инженер был уверен, что когда он уйдёт, в его комнатушку пожалуют гости, они чуть ли не каждый день посещали его жилище. И, в принципе, Горохов был не против того, чтобы они поглядели карту. Но оставлять её вот так, на столе… Нет, это будет выглядеть так, как будто её специально тут оставили. Он берёт карту, сворачивает и прячет её под матрац в ноги, со стороны стены. А ещё он находит палочку от веника, простую белую палочку из обычной степной колючки длиною в два сантиметра, и эту палочку инженер аккуратно ставит, прислоняя её к ножке кровати изнутри. Если кровать будут двигать, палочка просто упадёт. Только после этого он покидает свой номер и спускается в гараж.

Жара ещё не отступила как следует, но восточный выезд из города весьма оживлён. Много транспорта едет и в одну, и в другую сторону. Пыль стоит такая, что ему пришлось остановиться и протереть очки, и после этого он на развилке свернул на юг, туда, где ещё больше пылил цементный завод. Он ехал медленно, внимательно осматривая окрестности, стараясь всё запомнить. Дважды останавливался, чтобы пропустить пылящие по дороге в сторону цементного завода тягачи с кучами известняка в кузовах. Пока пропускал их, оглядывался, запоминая повороты, длинную дюну на востоке от дороги, которая, опираясь на развалины, тянулась на полкилометра. Наконец он доехал до ворот завода. Ворота крепкие, забор высокий, люди с оружием. Зачем всё это? Неужели воруют цемент в таких количествах, что нужно так тратиться на охрану?

– Чего? – не сильно утруждается вежливостью один из охранников, выглядывая из будки у ворот.

– Нужно купить цемент, – отвечает ему Горохов.

Ни слова больше не говоря, охранник выходит и открывает для него одну створку ворот.

Как только въехал в ворота, сразу бросилось в глаза количество ботов. И не ботов тоже. Четыре огромных бота большими лопатами скидывали на транспортёрную ленту привезённый песчаник. А рядом с ними, внизу, стоял мужичок. Ну, мужичок и мужичок, шляпа, маска, очки, казалось бы, чего в нём такого? Стоит, наблюдает за ботами, руководит, наверное. Но зачем ему на ноги кандалы надели? А зачем вообще кандалы надевают? Проштрафился? Должник? Преступник? Но даже не это интересует инженера больше всего. Ему сразу бросилась в глаза лента транспортёра, высокие печи, большие здания складов. Что там в городе… десять, ну, двенадцать тысяч человек, а завод вон какой. Куда они этот цемент девают? Может, строят что-то в городе? Что? Пирсы? Так они полупустые, очереди из лодок на разгрузку он не видел. Дома? Так тут семей мало, народ в основном старатели, что в Пермь ходят, они тут люди временные. Зачем им дома? А что тогда они строят? Зачем им столько цемента? И кто такие «они»? Пресловутый Папа Дулин или ещё кто-то? Да, в этом городишке много всего интересного. Горохов глушит мотор и заходит в здание.

Глава 11

А в конторе ещё человек один таскает по бетонному полу цепь. Он не только в кандалах, у него ещё и всё лицо разъедено проказой. Бедолага проштрафившийся какой-то. Судя по всему, тут, на заводе, таких хватает. Прямо на стене, под кондиционером, висят ещё цепи с замками, ждут своих носителей, и сидит вооружённый человек. А вот люди, с которыми он разговаривал насчёт цемента, напротив, лица имели прекрасные, упитанные лица. И говорили с ним нехотя. Словно это они у Горохова цемент пришли покупать, а не он у них.

Ценник заломили немалый.

«Да что ж это такое, кто у вас весь этот ваш цемент, да ещё по такой цене, покупает?» – размышлял инженер. Но всё-таки цемент ему был нужен. Горохов, правда, ещё не мог точно сказать, сколько его понадобится. Это станет ясно, когда Дячин с Баньковским привезут оборудование и когда будет точно определена первая точка бурения.

От цемзавода он свернул на запад, чтобы объехать Полазну с юга и посмотреть знаменитое место. Переправа, мост, бетонная коробка какого-то здания. Место у обмелевшего притока реки, откуда на развалины Перми открывался живописный, но мрачный вид. А ещё вид на южную, верхнюю часть города, обнесённую стеной, в которую – пока – у него пропуска не было. Увидав у бетонной коробки солдата, подъезжать к самому мосту он не решился. Оглядевшись как следует и рассмотрев всё такую же отличную и неприступную, как и в самом городе, крепкую четырёхметровую стену, он покатил дальше на запад и доехал до главного русла реки. Доехал до зарослей красного от грибка рогоза, что тянулся вдоль всего берега. Инженер уже собрался повернуть в обратный путь – кому охота торчать там, где можно подцепить неизлечимую болезнь, – как увидал кое-что… Он стал приглядываться, даже снял очки… Вдалеке, в предсумеречной дымке и пыли, что клубилась над бурой водой, он рассмотрел ещё одну баржу. Такую же, как и вчера. Похожую, во всяком случае. Она так же плыла вверх по течению, на юг, к Перми.

«Ишь ты, да у вас тут такой трафик движения по реке, что позавидуют! Каждый вечер по барже. И что же вы в них возите? Цемент? Но где вы его грузите? На пирсах я таких барж не видел». Сумерки сгущались быстро, а баржа шла так медленно, что он не смог разглядеть, это вчерашняя баржа плыла на юг или какая-то другая. И три вопроса по поводу этих барж у него сформировались: кто? Что? Куда?

Да, в этом южном городке для него было много всего интересного. Инженер не стал ждать, пока баржа поравняется с ним, уже начинало темнеть, он завёл мотор и поехал в гостиницу.

То, что в его номере кто-то побывал, он не сомневался. Вещи трогали, аккуратно, но трогали, кровать двигали. Палочка из колючки лежала. Карту смотрели. Горохов был не против, тем более что он намеренно исказил в ней широту и долготу, если кто-то и переписывал с карты данные, он в итоге поедет копать песок совсем не в то место, где есть вода. Конечно, опытный геодезист разобрался бы с ошибкой и нашёл бы нужную точку, помотался бы по тем местам и набрёл бы на низину с цепью камней, но это инженера волновало мало. Пусть. Он всё равно уже скоро привезёт туда оборудование и начнёт бурить. А то, что его действия вызывали у кого-то интерес, так это было ему на руку. Главное, выяснить, кого так интересуют его дела: Тарасова?

Только ли его?

Он поднялся, вышел из комнаты, запер дверь, после чего, подсвечивая себе зажигалкой, внимательно осмотрел замок. Нет, и намёка на вскрытие замка не было, дверь в его отсутствие определённо открывали ключом.

В заведении, после того как жара спала, народу почти не осталось, посетители разошлись по своим делам, девицы-боты ушли в своё помещение, а в зале ловко орудовал тряпкой и шваброй странный полуголый мужик. Горохов, поглядев на него пару секунд, подумал, что, наверное, это тоже бот. Он был не таким большим, как боты-разнорабочие, но на настоящего человека этот ловкач был совсем не похож. На кухне было почти тихо, разносчица улеглась на лавке под кондиционером, решила выспаться перед ночным наплывом людей. Инженер огляделся и, заглянув на кухню, спросил у кухарки, что колдовала над большим тазом, полным мелких кактусов, где хозяйка, и та ему ответила, что она пошла прилечь к себе. Выяснив, где комнаты хозяйки, инженер, и не подумав о какой-то там вежливости, решил её поднять и настойчиво постучал в нужную дверь. Он уже знает, что будет делать.

Хозяйка явно не ожидала его увидеть, он сразу заметил тревогу в глазах этой уже немолодой женщины. И она спросила:

– Я тут отдохнуть легла… Что вам?

– Уж извините, что беспокою, – не очень дружелюбно начал Горохов, – я хотел узнать, кто убирал мою комнату.

Она растерялась, не знала, что сказать:

– Что? Кто…?

– Кто убирал мою комнату? – говорит он, повышая тон. – Слышите меня? Ну? Кто?

Она рот раскрыла, но не отвечает. Глаза испуганные. Он уже понял, что хозяйка в курсе всех дел, скорее всего, она сама давала ключи от его комнаты. Надо выяснить, кому, но выяснить так, чтобы не очень на неё давить.

– У меня там, на столе, лежали бумаги, – врёт инженер, – пара листочков, все исписаны, там всё перечёркнуто, они похожи на мусор, – он говорит это раздражённо и при этом грозя ей пальцем, – но это не мусор, это черновики! Я хочу знать, куда вы их дели, у меня там были расчёты, и они мне нужны. Куда вы их дели?

– Черновики? – тупо переспрашивает женщина, так, видимо, и не находя ответа на его вопросы.

– Бумаги! Бумаги! – он не собирается отступать. – Мало того, что вы убираетесь плохо, всё в пыли, весь стол в пыли, а нужные бумаги вы выбросили! Кто убирался у меня? Это тот болван, что сейчас моет столовую?

– Нет, – женщина трясёт головой.

– А кто? Вы, что ли? – напирает инженер, подбрасывая ей идею.

– Я, я, – соглашается она, – извините.

– А где они, вы можете их вернуть? Давайте посмотрим в мусоре, – предлагает Горохов.

Но это, конечно, невозможно, и она мямлит:

– Вы знаете, их уже нет, сожгла их в печи, – женщина расскажет ему, что угодно, но тех, кто копался в его вещах, она не выдаст, кончено же, от страха. – Извините.

Она боится, Горохову это уже ясно, так боится, что даже готова взять на себя вину. Скорее всего, у него в комнате были люди из службы безопасности. Значит, Тарасов. Инженер смотрит на неё всё ещё с неприязнью:

– Вы уничтожили целый день моей работы, мне придётся всё переделывать, – он делает паузу, и его как будто озаряет, – поэтому я за сегодняшний день вам платить не буду.

– Ну…, – она, конечно, согласна, лишь бы он больше не заводил разговор про бумаги. – Хорошо. Ладно, – в её голосе даже слышится облегчение. – За сегодня вы не платите.

Он поворачивается и уходит в свою комнату, больше не сказав ей ни слова. Но этого ему мало. Все выводы, к которым он пришёл, – всего-навсего умозаключения, а нужны знания. И тут около заднего выхода из дома Горохов видит девочку.

– Нина, – окликнул он её, она выносила какой-то хлам в большой корзине на улицу.

– Да, – обернулась к нему девочка.

– Как освободишься, забеги ко мне на минутку, – произнёс он. – Дело для тебя нетрудное есть.

– Хорошо, сейчас и забегу, пока клиенты не начали собираться. А что за дело?

Он только покачал головой: не сейчас, и стал подниматься к себе. Конечно, она зайдёт, он уже давал ей денег, девчонка это помнит и наверняка захочет подзаработать ещё.

Придя к себе, он вытряхнул из карманов всю мелочь, которая у него была. Тут главное – не жадничать. Инженер отобрал несколько небольших серебряных монеток. Три штуки по двадцать копеек. Выбрал самые новые, с хорошо сохранившейся чеканкой. Положил монетки на стол, себе под руку. Вскоре девочка, стукнув в дверь один раз, ввалилась в его комнату, взмокшая и запыхавшаяся.

«О, торопилась, значит, заинтересована», – думает Горохов и рукой манит девочку к себе.

– Слушай, у меня к тебе дело, – говорит он и подталкивает на край стола первую монетку.

Нинка косится то на него, то на монету, явно красивая серебряная монета ей нравится.

– А что нужно-то? – спрашивает она, но деньги не берёт. Умная девочка: сначала, дядя, скажи, что нужно, а я уже потом решу, брать или не брать.

– Да ничего особенного. – Горохов не хочет на неё давить. – Тут ко мне кто-то приходил сегодня, пока меня не было. Вот узнать хотел…

Лицо девочки сразу поменялось, инженер даже договорить не успел, раньше было насторожённое, но заинтересованное, а теперь весь интерес как ветром сдуло, она уже на деньги и не глядит. Горохов понимает: девчонка-то в курсе. Он пододвигает к краю вторую монету:

– Что, Тарасов был?

Она взглянула на него быстро. Губёнки поджала.

Он стучит пальцем по монетам, чтобы привлечь её взгляд, и повторяет:

– Тарасов?

Она взглянула на монеты. Да, от деньжат девочка не отказалась бы.

Нужно немного додавить, и инженер говорит проникновенно:

– Да ты не волнуйся, я никому о нашем разговоре не скажу, слово степняка. А мы, степняки, молчать умеем, веришь? Скажешь, кто был, – денежки твои.

И опять она молчит, поэтому инженер повторяет:

– Тарасов?

И тут она, к его радости, качает головой: нет. Он доволен и пытается развить успех:

– А кто тогда?

– Тарасов раньше к вам ходил, а сегодня у вас Коняха в комнате рылся, – негромко произносит девочка.

– Сегодня Коняха, значит… А Коняха – это кто? – он сдвигает монетки к самому краю стола – бери.

– Витёк Коняхин, – девочка нерешительно берёт одну за другой монетки со стола.

– Витёк Коняхин, – Горохов должен выяснить всё, – если он не с Тарасовым, то с кем он, или, может быть, он сам по себе?

– Не сам он по себе, – девочка зажала монеты в руке, – он у Юрка работает.