Цитаты из книг автора «Борис Колоницкий»

Почему же в Гражданской войне победили красные? Историки не всегда могут ответить на подобные вопросы. Мы выдумываем некую причинно-следственную связь, и разные специалисты могут конструировать ее по-своему. Но в этом случае все-таки можно дать первый, грубый, приблизительный ответ. Красная армия победила потому, что у нее было огромное численное превосходство: к концу Гражданской войны она формально насчитывала несколько миллионов человек. Правда, немалая часть красноармейцев занималась преимущественно поеданием красноармейских пайков, но все-таки несколько миллионов бойцов у этой армии было. Если сравнить это с силами, которые мобилизовали белые, то численное превосходство красных становится очевидным. Когда генерал Николай Юденич подошел к Петрограду и создал реальную угрозу для Красной армии осенью 1919 года, у него было меньше двадцати тысяч человек. Конечно, иногда качество важнее количества, и у Юденича была более профессиональная армия, но все-таки этот фактор не мог работать долго. Впрочем, такой простой ответ на вопрос, почему красные победили, требует пояснений. Ведь их огромную армию нужно было мобилизовать, одеть, обуть, кормить, лечить. Большевики и их политические союзники смогли создать эффективную военную машину.

На самом деле все было еще сложнее. Недавно британский историк Джонатан Смил выпустил книгу, которая называется «Гражданские войны России: 1916–1926». Можно, конечно, не соглашаться с этим автором, но важно понять его логику. В 1916 году началось массовое восстание в Средней Азии и в Казахстане – и для сотен тысяч людей это уже была Гражданская война. И, конечно же, для многих регионов огромной страны война не закончилась ни в 1920 году, когда белые эвакуировали Крым, ни даже в 1922 году, когда Красная армия подошла к Тихому океану. Она продолжалась и позже. Гражданская война до сих пор описывается как война «белых» и «красных». Смил же совершенно справедливо пишет, что в разных регионах страны были разные политические комбинации, и иногда белые или красные были лишь одной из сил, и далеко не всегда самой главной.

Гражданская война – очень сложный феномен, даже трудно сказать, когда она началась. В советское время началом Гражданской войны называли события мая – июня 1918 года – восстание Чехословацкого корпуса. У такой позиции была очевидная идеологическая нагрузка: ответственность за Гражданскую войну можно было возложить на «международный империализм», на Антанту, орудием которой выступали чехословаки. Идеология идеологией, но в этом была своя правда: действительно, в июне 1918 года Гражданская война приняла другие масштабы. Но началась она гораздо раньше – некоторые события октября-ноября 1917 года были не чем иным, как Гражданской войной. Прежде всего – борьба за власть в Москве, обстрел Кремля артиллерийскими орудиями по приказу большевиков и их политических союзников. Даже в советское время некоторые историки мягко, осторожно, но говорили о том, что это – начальный этап Гражданской войны.

Со временем вокруг Октябрьской революции сложился миф, главными элементами которого стали события в Смольном, залп «Авроры», штурм Зимнего дворца. Множество талантливых людей работали над укреплением этого мифа. Сила текстов и образов, созданных, например, Маяковским или Эйзенштейном, такова, что, представляя себе те дни, мы все равно вспоминаем придуманные ими слова и картинки. Фильм Эйзенштейна «Октябрь» – гениальная фальсификация. Все происходило совсем не так, как он изображает. И у Маяковского: «Каждой лестницы каждый выступ брали, перешагивая через юнкеров». К тому моменту, когда красногвардейцы и матросы ворвались в Зимний дворец, оставшихся там юнкеров было явно недостаточно, чтобы разложить на каждом выступе каждой лестницы.

В своих «новожизненских» статьях Горький вел хронику возмущавших его проявлений «тяжкой российской глупости». Он писал о провокаторах, самосудах, унижениях, о захватившей страну эпидемии насилия. Революционный народ, по крайней мере в форме бескультурной озверевшей толпы, для Горького является воплощением «зоологического анархизма», противостоять которому должна интеллигенция. Просвещение, распространение книг и научных знаний видятся ему способом спасти страну и революцию. В этих статьях вообще заметно преклонение Горького перед достижениями покоряющей природу цивилизации вроде каналов или тоннелей – это преклонение впоследствии будет чувствоваться и в горьковском воспевании Беломорско-Балтийского канала.

Рабинович описывает революцию не как внезапное событие – переворот или заговор, а как длительный процесс, который двигали вперед самые разные, зачастую случайные обстоятельства. Важнейшую роль в этой «революции снизу» играли массы, которые не только использовались большевиками для достижения политических целей, но и сами использовали их. Во многом рост влияния большевистской партии был обусловлен страхом рабочих, солдат и крестьян перед реакцией. Сам захват власти в октябре был, по мнению ученого, спровоцирован начавшимся наступлением Временного правительства на крайне левые силы. Впрочем, субъективный фактор в революции также имел значение – Рабинович не скрывает уважения к Ленину и его лидерским качествам: «Едва ли можно в недавнем историческом прошлом отыскать пример, более наглядно и убедительно показывающий, какой огромной, даже решающей может быть роль личности в истории».

Неполитические газеты осени 1917 года о большевиках пишут гораздо меньше, чем о других проблемах. Дефицит, в особенности продовольствия, холод, рост преступности – это беспокоило жителей многих городов. Люди уходили из политики, разочаровывались в ней. Мы обычно описываем революции как действия необычайно активных людей. На самом деле эффект политической мобилизации, которую провели большевики и их союзники, был напрямую связан с политической демобилизацией их врагов. Временное правительство оказалось в тяжелом положении не только потому, что активизировались его противники слева, но и из-за действий его оппонентов справа и нарастающей аполитичности тех, кто раньше поддерживал Керенского. Возвращаясь к вопросу о роли Ленина, нужно сказать, что он был безусловно политиком очень высокого класса и без него конфигурация сил оказалась бы совершенно другой. Но даже если бы Ленина не было, России вряд ли удалось бы избежать гражданской войны.

Кроме того, происходившее казалось эпизодом политической игры. Керенский – отыгранная карта, на Учредительное собрание надежды нет – так считали многие генералы, представители консервативных и даже некоторых либеральных кругов. Учредительное собрание все равно будет социалистическим, вряд ли из него получится работающий правительственный орган; может быть, и неплохо, если большевики скинут Керенского: их опереточная власть продержится недолго и окажется естественным шагом на пути к установлению нормальной крепкой военной диктатуры. Многие искренне верили, что хуже Керенского никого быть не может. Вполне образованные современники говорили: «Ну что большевики? У нас уже был Керенский, большевики – примерно то же самое».

Против Керенского плели интриги не только левые – большевики, левые эсеры, анархисты, меньшевики-интернационалисты, составлявшие достаточно широкий и противоречивый фронт. Против Керенского интриговали и правые силы. В уличной прессе в это время шли колоссальные яростные атаки на Керенского. Аргументы левых и правых были иногда одинаковыми. Само по себе это свидетельствует о фантастическом сужении политической базы Керенского. Мало кто хотел умирать за большевиков, за установление власти Советов, но уж точно никто не хотел поддерживать Керенского.

Но тут Петроградский совет во главе с Троцким сделал очень сильный тактический ход. Совет заявил, что генералам он не доверяет, потому что они поддерживают Корнилова, и создает Военно-революционный комитет. Формально целью комитета было обеспечить защиту революционного Петрограда от немцев, но де-факто он становился органом легальной подготовки к противостоянию Временному правительству. Через Военно-революционный комитет Петроградский совет рассылал своих комиссаров в полки и другие части Петроградского гарнизона.