Цитаты из книг автора «Борис Дубин»

Тем самым возникала странная ситуация: альтернативная культура (в самом широком смысле), представляющаяся участниками этих объединений максимальным приближением к «настоящей жизни» – искусству, литературе, «настоящим», то есть нормальным условиям интеллектуального существования, – консолидировалась и скреплялась немодерными системами отношений, духом и формами организации, присущими скорее традиционным коллективам. В первую очередь это относится к тем, кто занимался филологией или культурологией, в меньшей степени – к экономистам и социологам.

Групповые нормы существования, групповые критерии и оценки становились единственным средством самосохранения самой группы, стиля ее мышления, моральных стандартов отношения к работе, удержания своеобразных норм элиты (элиты не по функциям, а по нормам вкуса, уровню оценок «настоящей науки»).

В первую очередь подобные формы возникали там, где модернизационные процессы были заметнее других, – в столичных и крупных городах: Москве, Ленинграде, Риге, Таллине, Тбилиси, Ереване, Новосибирске, Тарту…

Появление множества семинаров, кружков, альтернативных объединений, служивших анклавами «настоящей науки», «настоящей литературы», ориентирующихся на прошлое или на Запад, было необходимым условием выживания и удержания стандартов «высокой» культуры, научной и интеллектуальной работы, накопления или восстановления первичного символического капитала для независимой умственной деятельности в будущем. Это был «бульон» иной интеллектуальной и моральной среды, альтернативных ценностей и убеждений, в конечном счете разрушивших тоталитарную систему господства, убивших ее систему воспроизводства[11].

Соответственно, критериями порядочного социального поведения могли считаться (в разных средах) либо неучастие, маргинальность как сознательная позиция и сопротивление официозу, либо акцентированно, демонстративно деидеологизированная работа, как правило, заключающаяся в консервации всего того, что способствует сохранению неофициозной и высокой культуры, ее спасению от уничтожения или забвения (своего рода психологическое или социальное замещение).

Длившаяся почти три десятилетия внутренняя оппозиция власти (в самом широком спектре – об брюзжания до участия в правозащитном движении) имела достаточно важные психологические последствия для интеллигенции.

Действительно, положение интеллигенции в дряхлеющем тоталитарном обществе (а это период с середины 1960-х до конца 1980-х годов) достаточно двусмысленно. С одной стороны, высококвалифицированные и образованные служащие обеспечивают функционирование всей бюрократической машины, самой системы господства, ее легитимности, оборонной и репрессивной мощи, воспитания и обучения кадров, систему информации и т. д., демонстрируя, пусть и неискренне, сервильную лояльность и преданность режиму, готовность к дальнейшему обслуживанию и защите. С другой – в соответствии с унаследованными легендами и идеалами интеллигенция воспринимает себя как оппозицию и участника частичного идеологического саботажа, то есть как защитника народа, «соль земли», совесть общества.

Значимыми оказываются не анализ того или иного артефакта, произведения искусства или особенности его восприятия публикой, а складирование, накопление материала, организуемого именем классика или кандидата в него.

Допустим, И. Бродский сам по себе – тунеядец, претенциозный малый, не лишенный дарования, но… Но в качестве Нобелевского лауреата, поэта, признанного за границей, более того – «воплотившего в своем творчестве стихию русского языка», он автоматически становится идолом современной поэзии. О. Мандельштама можно убить, но потом, подвергнув в критике мифологическому мумифицированию, сделать цитатным столбом, указывающим «дорогу русской современной поэзии». И т. д. Эта фазовая переворачиваемость выдает принцип мышления интеллигенции. В качестве «живой» и непосредственной субъективности индивид-интеллектуал вытесняется на социальную периферию, в пространство незначимых существований. Центр занят структурами, символическое значение которых тем выше, чем ближе они к иерархической оси власти. Однако после смены персонального состава обслуживающих власть новая команда приходит на центральное поле под знаменами восстановления символического статуса прежних маргиналов, чье социальное существование уже лишено признаков непосредственности и угрозы релятивизма. В этом новом качестве маргиналы становятся символическим ресурсом новых людей, занимающих теперь авторитетные позиции.

Интеллигенция думает «за всех», ей свойственно сочинение программ всеобщего переустройства, мечтательное принятие, примеривание на себя роли субъекта власти.