А здесь куча «Волг», все командиры батальонов, дивизионов имели УАЗики, у начальника артиллерии белая «Волга», на которой он по моему почти и не ездил. Зато на ней частенько рассекал командир взвода управления начальника артиллерии старший лейтенант Чурбанов, с которым у меня сразу не сложились отношения. Жил он у нас в деревне и на обед почти всегда ездил на «Волге» как барин и никогда никого не приглашал с собой. Был заносчивым и высокомерным. До окончания срока службы у него здесь оставался год и он хвастал как вернётся и его дядя пробьёт ему должность командира батареи в Москве.

Были ещё автобусы в каждом батальоне и дивизионе, а также несколько штук при штабе бригады. Если у нас были ПАЗики, то там ЛиАЗы. Эти же автобусы поддерживали автобусное сообщение между посёлками, где проживали офицеры и прапорщики, а также использовались в целях самих подразделений. В основном это субботние и воскресные выезды семей офицеров на отдых либо на пляж, либо на экскурсию в Гавану или ещё куда-нибудь. У нашей реактивки автобуса не было. Около года из-за того, что влетели в дебильную аварию. В Гаване был один автомобильный туннель, который делился на две части: для легкового транспорта с низким сводом и для грузового с высоким сводом. Оба входа были рядом друг с другом и неопытному водителю или старшему автобуса порой нелегко было определить в какой туннель надо въезжать. Вот в один прекрасный день, для автобуса и старшего не совсем прекрасный, попутали туннели и наш автобус на большой скорости влетел в туннель для легкового транспорта. И так он туда качественно влетел и заклинился между потолком и полом, что его пришлось разрезать на части и по частям вытаскивать оттуда. Только после моего приезда, через три месяца, у нас снова появился автобус.

За четыре месяца до моего приезда на Кубу, на подъезде к Гаване со стороны Касабланки произошла автомобильная катастрофа с участием «Волги» нашего учебного центра и кубинской грузовой машины. Виноват был кубинец, но в аварии погибла жена полковника, за которым был закреплён автомобиль. Солдат-водитель остался жив. Тело жены офицера отправили в Союз, туда же досрочно уехал и сам офицер. Провели служебное расследование в бригаде. Кому положено выписали выговора и другие взыскания, и на этом дело закрылось. Автомобильная служба добросовестно подготовила и подала документы в Москву на списание «Волги». И тут обнаруживается, что разбитая «Волга» уже как пять лет списана и вместо неё в бригаду была поставлена новая «Волга». Срочно с Москвы прибыла комиссия, которая провела ревизию автомобильного парка бригады, в результате чего была выявлена следующая картина – в бригаде эксплуатируется в полный рост около 150 единиц списанной автомобильной техники, а новая, поставленная взамен списанной, отсутствует. То есть, продана кубинцам. Это был скандал. Было заведено уголовное дело, в том числе и по факту отсутствия в реактивном дивизионе 8 грузовых автомобилей. И сейчас прокурор решил провести очную ставку между зам по вооружению майором Карпук и старшим лейтенантом Дафтян, который был председателем комиссии по списанию автомобильного имущества. Минут через десять появился вспотевший Карпук. Спокойно со всеми поздоровался и сел за стол рядом с Захаровым. Держался он уверенно и всем своим видом говорил – Мне бояться нечего, я кристально чистый человек. Прослужив это время в реактивке, я полностью убедился в правильности оценки зам по вооружения, данную моим заменщиком. Карпука в дивизионе не любили, авторитетом он ни у кого, даже у солдат не пользовался. И за высокомерие со стороны майора втихушку платили презрением. У нас в парке прижились две собаки, так солдаты на большей собаке выстригли на боку большими буквами слово – КАРПУК. Но он был замом Подрушняка, при всей своей гнилости имел сильный и нахрапистый характер. Никого не боялся, плевал на отсутствие авторитета и держался независимо. Я смотрел на него с любопытством, прикидывая на себя ситуацию, в которой оказался майор – А как бы я держался, оказавшись в таком положение? То что Карпук был причастен к продаже кубинцам автомобилей, ни у кого не вызвало сомнений. Открыто это в лицо ему никто не говорил, но он мнение офицерского коллектива знал и спокойно говорил: – Во-первых, всё это надо ещё доказать, а во-вторых, у меня в Москве хорошие подвязки и блат. Ничего мне не будет.

Через пять минут после того, как пришёл Карпук, в кабинете робко нарисовался Сурик Дафтян. Стеснительно улыбаясь, поздоровался с присутствующими и сел на стул перед прокурором. Туда пододвинулись Карпук и мы с Захаровым.

После всех необходимых протокольных процедур, за которые мы расписались в протоколе очной ставки, прокурор возгласил: – Что ж, переходим к конкретике. Товарищ старший лейтенант, вы являетесь председателем комиссии по списанию автомобильного имущества. С какого времени?

– Да, товарищ полковник, – тщательно выговаривая слова, ответил Сурен, – я являюсь председателем комиссии по списанию автомобильного имущества реактивного дивизиона с осени 1985 года.

Прокурор достал из папки несколько листов актов списания и протянул их Дафтяну: – Товарищ старший лейтенант, это акты списания нескольких автомобилей вашего дивизиона. Они подписаны вами, как председателем. Посмотрите пожалуйста и скажите – Ваши это подписи стоят?

Сурик осторожно взял бумаги в руки, медленно и тщательно осмотрел каждую, внимательно вгляделся в подписи и аккуратно положил их обратно перед прокурором.

– Да, товарищ полковник, эти акты подписывал я и там стоят мои подписи.

Карпук, услышав подтверждающие слова, еле заметно и облегчённо перевёл дух и слегка даже осел на стуле, расслабившись.

– Прежде чем занести ваши слова в протокол, я обязан ещё раз вас предупредить об ответственности за дачу ложных показаний….

Сурик озадаченно встрепенулся на стуле, выпрямил спину и протянул руку к актам: – Товарищ полковник, дайте я ещё раз посмотрю на акты.

Осторожно взял в руки листки, поднял с глаз на лоб очки и, близоруко щурясь, впился глазами в подписи. Через минуту опустил очки на глаза и также осторожно положили бумагу на стол перед прокурором и удивлённо-твёрдым тоном произнёс: – А вы знаете, товарищ полковник? А это не моя подпись….

– Как???? – Взвился со своего места Карпук, – ты что Сурик? Это ж ты подписывался…. Я к тебе ещё когда подходил….

– Товарищ майор, это не моя подпись. Я ничего не помню и ничего не подписывал, – с неожиданной твёрдостью заявил Дафтян Карпуку и повернулся к прокурору, – товарищ полковник, где надо подписать и разрешите идти, а то мне занятие ещё проводить.

Быстро подписал бумаги и под крики Карпука: – Сурик, подожди меня, вместе в парк пойдём…, – задом, задом, не забывая прикладывать руку в отдаче воинского приветствия, выдавился из кабинета начальника штаба в коридор.

Карпук бушевал и отказался подписывать протокол: – Всё это ерунда, товарищ полковник. Я сейчас с ним поговорю и он признает свои подписи….

После того, как мы подписались и очная ставка закончилась, Карпук пулей выскочил из кабинета.

Оставшиеся два часа я провёл в канцелярии батареи, выписывая темы занятий на сборы.

Приехав на обед и идя от автобуса к своей касе, я увидел занятную картину. Оказывается, выйдя из кабинета начальника штаба, Давтян не пошёл в парк на занятия, боясь предстоящей встречи с Карпуком. А метнулся на автобусную остановку и уехал домой, где и закрылся наглухо в своей касе. Майор, выскочив на улицу, сразу же умчался в парк для сурьёзного разговора со старшим лейтенантом, но не найдя его там и правильно поняв, что тот прячется дома – рванул в деревню. Приехав, он ломанулся в дверь, но та была закрыта. Он кинулся к двери на мойке и та тоже закрыта. Жалюзи опущены, но Дафтян был внутри.

– Сурик, Сурик, открой двери… Давай поговорим…

– Я, товарищ майор, двери вам открывать не буду и разговаривать с вами тоже не буду….

– Сурен, ну давай поговорим….

Вот момент уже часового разговора я и застал. Карпук на корточках сидел у бокового окна с опущенными жалюзи, прислонившись боком к стене и проникновенно, через жалюзи, говорил со старшим лейтенантом: – Сурик, ну пойми меня…. Если ты отказываешься от своей подписи, то получается, что я помимо всего изготовил ещё и подложные документы. Ты можешь понять, что это больший срок….? А мы оба знаем, что подпись ты ставил. Ну, Сурик, чего ты боишься, ведь тебе ничего не будет. Подумаешь, подпись поставил….

– Товарищ майор, подписи я не ставил и не уговаривайте меня….

Все офицеры, кто видел эту картину, ядовито и безжалостно ухмылялись и шли дальше. Правильно говорится – Земля круглая и рано или поздно откуда ушёл – туда и пришёл. Это Карпука бог наказал за высокомерие, хамство и хапужество. Ещё несколько дней тому назад он смотрел на Дафтяна с презрением и с высокомерием, а сейчас готов был унижаться. Я и не только я, но и другие прекрасно знали, что подписи Дафтян ставил, но с другой стороны не осуждали за отказ признать их. Я тоже был несколько раз председателем комиссии по списанию вещевого имущества нашего полка и когда к тебе подходит начальник вещевой службы и просит подписать акт списания такого-то имущества, то никогда не бежал проверять – А не врёт ли он? А может, он их продал или украл? Конечно, допускал, что он списывает гораздо большее количество имущества и понимал, что нормы носки одни, а на практике другие. А ещё есть просто утери личным составом…. Верил офицеру, верил в его порядочность и подписывал не глядя. И мог запросто оказаться в положение Дафтяна. А тут был наглый обман, да ещё подстава. Не хочет Дафтян признавать свою подпись – так это его право.

….В воскресенье, после обеда, меня и четырнадцать арт. разведчиков с бригады привезли в артиллерийский дивизион в Торренс. Меня устроили жить в офицерской бане, прямо в раздевалке, чему я обрадовался. Помимо того, что там можно без помех принять душ, я прямо с койки мог упасть в бассейн и также спокойно поплескаться. Бойцов определили жить в казармы. Я был назначен старшим сборов и мне в помощь придали начальника разведки арт. дивизиона шустрого старшего лейтенанта Андрея с кем я вечером, в бане не хило отметили начало сборов. Насквозь промокший матрац, простыни и подушка, множество глубоких луж на кафельном полу, только подтвердило это. А валявшийся рядом в сильнейшем похмельном синдроме на деревянной скамье Андрей ещё добавил о прошедшем вечере яркий рассказ о беспрерывным нырянье в бассейн во время обильных возлияний. Это, Слава Богу, что в бассейне была вода, а то мы своими дурными головами побили бы весь кафель и ещё утром удивлялись – Чего это он такой весь разбитый? Но и без этого головы трещали, дико хотелось пить и ещё больше почистить зубы, чтобы избавиться от Змея Горыныча вырывающегося при каждом выдохе. Но сто грамм водки и получасовое сиденье в прохладной воде привели наши организмы в рабочее состояние.

Правда, Андрей, вяло пошевелившись и также вяло промолвил: – Боря, тебе тут всё равно занятие проводить, а я пошёл домой. До обеда я не боец, а после обеда ты можешь отдохнуть. Я уже бойцами займусь.

Меня это полностью устраивало. После завтрака к нам присоединились разведчики с арт. дивизиона и два разведчика с миномётной батарее с тамошнего мотострелкового батальона – «Двадцатки». Все двадцать четыре человека были экипированы и укомплектованы буссолями. А чтобы не мозолить глаза начальству, я увёл разведчиков из расположения арт. дивизиона и, выбрав удобное место, начал сборы. Сначала оценил укомплектованность экипировкой, которая оказалась довольно убогой, что ярко говорило об безделье, либо отсутствии опыта в таком важном вопросе их командиров. Вывел из строя уже своих, батарейных разведчиков и показал как боевые документы на пластике, а потом, показной вариант, но уже в исполнение на ватмане. Хотя, честно говоря, всё это надо было показывать командирам батарей и взводов, а потом драть и требовать такого же от них.

Тут же провёл и беглый опрос теоретической части – Те же задачи разведки, требования к разведке, обязанности дальномерщика, обязанности командира отделения разведки. Ну и другие вопросы. Если разведчики с дивизионах ещё более менее, хоть и коряво, но через пень-колоду ответили на вопросы, то миномётчики плавали и мучительно пытались из себя хоть что-то выдавить. Примерно такой же расклад был и по выполнению нормативов. Время до обеда пролетело быстро и активно и на после обеда я поставил им задачи на изучение положений из Руководства по боевой работе подразделений оптической разведки. Андрей пообещал это дело возглавить, а я сам оделся в гражданку, вышел на дорогу и смотался в Гавану. Я ещё ни разу не был в столице Кубы, поэтому шёл по её улицам и с огромным удовольствием осматривал и впитывал в себя старо испанскую архитектуру. Прошёл мимо огромнейшей Площади Революции, куда Фидель на митинг собирал миллионную толпу и в течение многих часов исторгал из себя речи. Как оратор Фидель был сильным и благодаря его ораторскому искусству его впервые и признали на международном уровне. В начале шестидесятых годов, когда Фидель поехал первый раз то ли в Аргентину, то ли в Бразилию на международную встречу и там впервые выступил. Без единого листка бумаги на трибуне, сыпя многочисленными цифрами, выкладками, приводя и цитируя целыми кусками первоисточники, Фидель, своей пятичасовой аргументированной и логично построенной речью, просто «убил» всех делегатов. И сейчас раза три в год он собирал такие митинги и выступал перед такой вот миллионной аудиторией.

Помимо того, что просто хотел погулять по улицам Гаваны, у меня была ещё определённая цель. Я был коллекционером – филателистом и нумизматом. И накануне отъезда на Кубу крутил в руках альбомы с обменным фондом своей коллекцией из почтовых марок, не зная что с ними делать. И даже сам не заметил, как сунул их в багаж. Каково было моё удивление, а потом и радость, когда из пришедшего багажа достал семь альбомов с советскими марками. И тогда же я выписал из ежемесячного журнала «Филателия» несколько конкретных адресов кубинских коллекционеров. Вот как раз и шёл на один из адресов. Как оказалось, когда я нашёл его в центре старой Гаваны около величественного здания бывшего Сената, это был отдел общества филателистов Гаваны. Там были очень удивлены приходу советского филателиста. Но договориться об каких либо контактов не получилось: моего куцего словарного запаса испанских слов явно не хватало, а они ни бум-бум по-русски. Но зато на клочке бумаги написали мне какой то адрес в нашем городе Сантьяго де Лас Вегас. Какой-то Хусто там проживал. Я в свою очередь оставил свой адрес.

После посещения филателистов уже спокойно гулял по улицам и проспектам и совершенно случайно, в районе порта наткнулся на небольшой магазинчик, торгующий нумизматическими товарами, в том числе монетами и банкнотами. Я тут же за десять песо купил один из наборов монет, состоявший из двадцати монет разных стран и лет и в очень хорошей сохранности. Время в прогулке прошло быстро, также быстро на город опустился вечер и я фланирующим шагом направился обратным путём к автобусной остановке и в этот момент, в этой части города произошло веерное отключение электричества, погрузив улицы в кромешную тьму.

Епонский городовой, по закону подлости я решил срезать путь и с известного маршрута свернул в узкие улочки, где по выключению света банально заплутал. И ориентир у меня сейчас был только один – Площадь Революции. Выбравшись туда, я даже в темноте спокойно мог дойти до искомой автобусной остановки. Был бы сугубо гражданским, я бы плутал по кривым каменным переулкам до утра. Но армейская служба и артиллерийский опыт помог. Я как бы поднялся мысленно над Гаваной и, с ориентировавшись, проложил направление к Площади Революции. А через полчаса ходьбы в том направление вышел к площади. Дальше, довольно быстро добрался до остановки и как раз успел на последний автобус на Сан Антонио, маршрут которого проходил мимо Торренса и здесь моим ориентиром в темноте тропической ночи был вечный огонь на мемориале погибшим советским воинам. Если бы я его пропустил, то потом с Сан Антонио мне пришлось топать и топать. Но, Слава Богу, мои приключения закончились благополучно и в двенадцать часов ночи я рухнул в тёплую воду бассейна, смывая с себя пот и вонь городских улиц.